Ваша С.К. (СИ)
— И жертвенность… — прошептала княжна, сильнее натягивая рубаху на коленках. — Вы забыли, граф, про нашу жертвенность…
— Боже упаси вам становиться моей жертвой! — вампир выставил вперед палку, точно собрался ударить, и княжна попятилась. — Ваш отец и ваш прадед собственноручно вобьют мне в сердце осиновый кол… Или даже два… Я не настолько пьян, чтобы не понимать этого… И не настолько пьян, чтобы перестать считать удары вашего сердца. Смилуйтесь надо мною, уйдите…
— Ступайте уже в избу. Да не забудьте отдать поклон иконам, тогда они вас не тронут. И на самый край лавки садитесь. Так безопаснее.
Оборотень открыл хозяину дверь, и граф, наклонившись, вступил в избу, но тут же отпрянул, ударившись головой о притолоку.
— Да что же вы, граф! — княжна тронула его за плечо, и вампир обернулся, держа в руках пустой череп. — Это же светлячки!
Светелка действительно сделалась светлой от множества светлячков, рассыпавшихся по ней…
— Электрификация всей ночи! — звонко выкрикнула княжна. — Входите! Ну что вы, как дите малое испугались света!
— Вы хотели сказать, как зверь лесной…
— Чудище косматое! — с затаенным смехом продолжила княжна. — Это вечные светлячки. Они потом заберутся обратно в череп. Хотите, можете взять его на память. У нас наконец вместо чертовой станет их простая дюжина.
— Это кто ж столько медведей завалил? — спросил трансильванец, не думая получить ответ, но княжна взяла и ответила:
— Князь, кто ж еще! Не по нраву косматым нежить столичная. И они не по нраву нам… Да вы садитесь, граф… Вас же палка еле держит…
И вампир действительно почувствовал в ногах неимоверную слабость и почти рухнул на лавку. Княжна забрала из его рук пустой череп и поставила на середину стола.
— Еще предупредить должна. Коль визги детские услышите, тоже не пугайтесь. Здесь царит настоящий домострой: муж лупит жену. Ни за что ни про что. Кикиморка наша из простых будет, так что никакой работой не брезгует — все-то у нее сияет, сами полюбуйтесь. Сколько раз отец пытался ее в город забрать в горничные, но старик ни в какую не пускает… Ещё бы, кого пилить тогда будет! Федор Алексеевич раз умыкнул ее, как Бабайку когда-то, в мешке, так ведь, строптивая, распустила мешок по ниткам и к мужу вернулась… Бьет, значит, любит… Темнота, деревенщина неотесанная… Больше и уговаривать не стали. Да и домового немного жалко, ведь со скуки помрет… Душить по ночам некого, а коль живая душа здесь и объявляется стараниями Федора Алексеевича, так, ясен день, до рассвета не доживает. Даже не знаю, чем вас тут занять… — вдруг засуетилась княжна, до той поры стоявшая перед гостем руки по швам, прямо-таки с солдатской выправкой. — О, — княжна привстала на цыпочки, чтобы взять с печки тонкую книжицу. — Вот, Евангелие почитайте пока.
— Снова за прежнее, княжна? — взглянул на нее исподлобья вампир. — Не дорожите вы дружбой трансильванского вампира, гордая девица?
Вновь голос его сделался глубоким и страшным, и княжна вздрогнула всем телом.
— Помилуйте, граф! — она выставила вперед руку с книжкой, и вампир отпрянул, с отчаянием ища в воздухе плащ, чтобы закутаться в него. — Да не смотрите ж на меня так! Это не от Луки и не от Матфея! Это наш просветленный старец из Ясной Поляны сам написал, так что ничего у вас от печатных листков этих не прожжётся. Вон же, глядите! — она распахнула книгу и сунула вампиру под самый нос. — На титульном листе написано — не в силе Бог, а в правде, а правдой тут и не пахнет, сами ж знаете!
И, захлопнув книгу, положила ее на стол рядом с гостем.
— Князь перед сном читает — любит он на ощупь искать начало и конец в толстовских предложениях. Это вот краткое изложение. Коли понравится, дома дам все восемьсот страниц. Только за мотыгу после прочтения не беритесь, умоляю вас… Не знаю, как у вас в Трансильвании, а у нас здесь вспахивать нечего… Один береговой гранит!
Граф протянул было руку, но передумал брать книгу.
— Я вообще-то сказки больше люблю, — усмехнулся он, выжидающе глядя на дочь Мирослава.
— А по вам не скажешь… — улыбнулась та. — Увы, тут у меня нет романа Сологуба. Хотя, погодите…
Светлана вернулась к печи и, потянувшись к занавеске, вернулась к столу с новой книжкой.
— Вот тогда вам Азбука, я по ней читать училась — опять же сочинение нашего старца. Да не смотрите на меня так… Я уже ухожу…
Граф вырвал из ее рук Азбуку, открыл наугад и принялся читать вслух про трех медведей. Княжна стояла на одном месте, не в силах пошевелить ногами, сделавшимися вдруг стопудовыми. Потом все пропало, и она осторожно сделала к двери первый шаг.
— Светлана…
Она зажмурилась и не обернулась.
— У вас не найдется здесь для меня лишней полотняной рубахи?
— Зачем вам рубаха? — спросила княжна шепотом, глядя на дверь, у которой застыли в ожидании трансильванский оборотень и Бурый.
Повисло молчание, после которого граф хрипло прошептал:
— Я же не могу пойти в баню в камзоле… И вы лишили меня плаща…
Светлана открыла глаза и, оставаясь к графу спиной, указала на большой деревянный сундук в дальнем углу.
— Там вы отыщите все, что вам нужно.
И поспешила вон, позвав за собой обоих волков:
— Пойдёмте со мной вместе веники замачивать!
Раду оглянулся на графа, и тот отпустил его едва приметным кивком.
Глава 14 «Дела крапивные»
Бурый волк недовольно фыркнул и принялся обнюхивать господина Грабана, а когда тот шагнул за княжной, тихо зарычал и у порога даже прихватил зубами за сапог.
— А ну, веди себя достойно! — тронула его княжна за ухо и пару раз легонько похлопала по боку, выгоняя на улицу.
За порогом она обернулась к Раду, поправлявшему закушенный сапог.
— Он не нарочно, — заговорила княжна виновато. — Просто стар и недолюбливает гостей. Вот его на цепи и держат. Уже года два я не видела Бурого в человечьем обличье, и на имя своё человеческого он больше не откликается. На кличку только, — Светлана схватила с лавки, примостившейся за углом дома, корзинку. — Послушайте, Раду… Если вы не против, я стану обращаться к вам по имени, согласны?
Оборотень кивнул.
— Пока вы еще человек, будьте так добры, нарвите крапивы.
Раду не протянул руки, чтобы взять корзину. Он оглянулся на закрытую дверь избы и, подавшись к княжне, зашептал: