Кинжал Гая Гисборна (СИ)

Йован фыркнул, чуть не расплескав чай, который только что себе налил.
— То есть это не я спас тебя вчера от растерзания в лесу, а наоборот? Оригинальная деревня, оригинальные люди…
Крыса снова высунулась из-под шторы, с опаской понюхала воздух и посмотрела на людей: казалось, ни один не видел её. Но едва она покралась к барной стойке, на краю которой лежало сморщенное яблоко, как Гай шикнул:
— Пошла отсюда!
Йован негромко рассмеялся:
— Да ваши крысы посмелее бандитов, которые боятся напасть даже на пьяное тело.
— Когда пойдёшь к вдове, попроси у неё кота, — сказал Гисборн, сперва, видимо, решив проигнорировать его слова, но после всё же добавил:
— Последний раз живой человек приходил сюда двадцать лет назад. И то только потому, что я отбил его у разбойников.
— Двадцать лет назад? Чел, тебе тогда должно было быть около пяти! Я всё более и более высокого мнения об этих ребятах!
Гай немного смутился. «Плохо врёшь», — подумал Йован, но, решив ничего у него не выпытывать, вслух спросил:
— И где эта ваша вдова живёт? Пойду разберусь с её садом, а то одними сэндвичами не наешься.
Дом этой дрожащей от старости женщины был расположен на краю маленькой деревни. Сзади него стояла ещё одна развалюха, на вид заброшенная несколько десятилетий назад, а дальше начинался лес. Здесь чаща была куда темнее, чем с другой стороны, у дороги, она будто отпугивала солнце, и листья отдавали синевой.
Увидев приближающегося Йована, старушка с трудом поднялась со стула, на который только присела, чтобы погреться на ещё не жгучем солнце, нащупала прислонённую к стене клюку и поковыляла к двери дома. Она скрылась внутри точно в тот момент, когда Йован подошёл к калитке. Выцветшая бледно-голубая занавеска колыхнулась и немного отодвинулась: вдова боязливо смотрела на него.
«Какая-то недружелюбная бабуля», — разочарованно подумал Йован. Знакомиться с ней и уж тем более помогать сразу перехотелось, но повернуться и уйти, когда его уже увидели, было бы крайне невежливо.
— Здравствуйте! — окрикнул он старушку. — Меня зовут Йован, Шериф сказал мне сюда прийти.
Иссохшая дверь приоткрылась, и вдова выглянула наружу. Её глаза были почти бесцветными, мутными, нижняя челюсть крупно дрожала.
— Кто ты такой? — проскрипела она, щурясь и вытягивая шею, кожа на которой обвисла настолько, что делала женщину похожей на индюка. — Откуда взялся?
— Я турист. Попал в неприятности и остановился здесь.
Старуха задрожала ещё сильнее, её голова затряслась как у пружинящей игрушки в машине.
— Я тебе не верю!
Йован развёл руками. «Похоже, у неё не все дома».
— Ну окей, тогда я пойду.
Он было развернулся, но вдова окликнула его:
— Постой!
Она осторожно, боком, спустилась по низкой лестнице, ведущей с веранды в сад, нащупывая каждую из трёх ступенек нетвердыми ногами и цепляясь за свою палку так, будто та могла удержать её в случае падения.
К калитке, до которой было метров двадцать, она плелась так долго, что Йован успел сосчитать кур, бегающих в глубине сада — семь белых, четыре рыжих и один пёстрый петух.
Мелкими шагами старушка приблизилась к нему, выставив палку немного вперёд — похоже, готовилась ею защищаться.
— Протяни мне руку. Но не подходи ближе, я сама.
«Сейчас откусит, как Пеннивайз», — подумал Йован, но вытянул перед собой руку.
Вдова с опаской дотронулась до его ладони, пощупала, царапая жёлтыми, почти окаменевшими ногтями, затем взяла за запястье, будто считая пульс.
— Хорошо, — прошептала она, видимо, убедившись, что рука не представляет угрозы, — хорошо, проходи. Как, говоришь, тебя зовут?
Несмотря на все свои странности, вдова оказалась довольно милой. Усадив гостя на веранде, она зашла в дом и пропадала внутри так долго, что Йован уже хотел было идти за ней, опасаясь, не случилось ли чего-то плохого, но едва он встал, как старушка вернулась с подносом в дрожащих руках.
Половина чая из старинных фарфоровых чашек расплескалась на булочки, обсыпанные сахарной пудрой, весь поднос стал липким и к нему вскоре начали подтягиваться мелкие муравьи. Йован поспешил опередить конкурентов и принялся за угощение.
— Так давно здесь гостей не бывало, — пожаловалась окончательно успокоившаяся вдова, — уже почти век живу, а заходило к нам за всю мою жизнь человека три.
— Не уверен, но мне кажется, что вашей деревни нет на большинстве карт. Как она, кстати, называется?
— Мы люди замкнутые. Мало кто о нас знает, да и сами не высовываемся без необходимости.
Она то ли не расслышала, то ли не захотела ответить на вопрос, и принялась рассказывать о всяких незначительных мелочах: о корове, которая застряла ногой в норе, детях, разрисовавших простыни, нашествии необычно крупных комаров и подобной ерунде.
Когда Йован пробовал расспросить её о деревне, она отвечала уклончиво и тут же переводила разговор на другую тему.
В саду после недавней бури навалило веток, которые Йовану пришлось убирать почти до самого вечера. Вдова то и дело спрашивала, не проголодался ли он и не хочет ли чая или свежего сока, приносила булочки и напитки, которые чуть ли не силком впихивала в него.
Через два часа такой работы Йован подумал, что набрал килограммов пять и завтра не влезет в брюки, а через четыре уже был уверен, что заработал сахарный диабет.
— Спасибо, мне не хочется, — он попытался отказаться от очередной партии выпечки, но старушка так умоляюще смотрела на него, что он всё же взял одну булку.
Когда ветки наконец были убраны и Йован с трудом уговорил отпустить его обратно без задержки на ужин, вдова вручила ему огромный пакет со сладостями и на прощание поцеловала в лоб.
Темнело, и лес становился всё более мрачным. Тьма как будто ползла из него, окружая деревню, постепенно пряча в себе дороги и заброшенные дома.
Жители зажигали фонари у своих дверей, запирали ворота, плотно закрывали окна. В большинстве дворов позвякивали цепями сторожевые собаки, худые и злобные. Они рычали вслед Йовану и смотрели на него скорее волчьим, чем собачьим взглядом.
За занавесками в домах горел свет, но не было видно ни одной тени — будто все люди легли спать, не выключив ламп.
Добравшись до бара, Йован столкнулся со стоящим в дверях с Шерифом, который заметил его и вышел навстречу. Лицо старика было мрачным.
— Что я тебе говорил? — гневно спросил он. — Ночью на улицу ни ногой. А ты разгуливаешь, словно с тобой толпа охраны. Я не открою дверь, если тебе ещё раз вздумается прийти затемно.
— Извините, — промямлил Йован, хотя хотел возмутиться. Шериф не выглядел как человек, который готов терпеть пререкания, поэтому безопаснее было промолчать.
Гай всё так же сидел за столом, чуть ли не уткнувшись носом в кружку, будто с самого утра и не вставал. Рядом валялись две пустые бутылки из-под пива и джина. Старик вздохнул и поднял их с пола.
— Мало того, что не открыл сегодня бар, так ещё и уничтожаешь мои запасы в таком темпе, что Бобби придётся ездить в город каждый месяц.
Гай в ответ буркнул что-то невнятное, не поднимая глаз от кружки, в которой как будто что-то высматривал.
— И давно он так пьёт? — спросил Йован, видя, что Шериф возвращается в нормальное расположение духа.
— Да уж лет двести, наверное, — отозвался тот.
Шериф снял шляпу, на которой теперь виделась пара пятен от грязи.
— А чем вы занимаетесь, кроме бара? — спросил Йован.
Старик вздохнул и пригладил свою седую челку, растрепанную и немного запутанную после дня, проведенного под ветром.
— Много чем. Я, конечно, не полицейский, но если у кого-то сбежала коза, заблудился ребенок и что-то в подобное — с этим обращаются ко мне.