Болото

========== Глава 1. Провал ==========
Скучно.
Ира сидела за столом, глядя в тетрадку с лекциями. За окном летали снежинки, завтра экзамен по скучнейшему из предметов. Тетрадка была перечитана несколько раз, некоторые места заучены наизусть. Это, конечно, не спасёт от практической части, придётся действовать экспромтом и молиться о «билете-который-я-учила». Она была неплохой ученицей, но грызла гранит науки на платном факультете. Не хватило баллов поступить на бюджет. А если факультет платный, то нужны деньги. Деньги – это работа. А значит, какую-то часть времени работа будет жрать от институтских лекций. Крутилась как могла, но конкретно по данному предмету пропустила едва ли не половину. И, как назло, препод был тот ещё индюк, и перед экзаменами никто не поделился тетрадкой даже на время и на «отксерить». Все учили. Предмет был профильным.
Время: без двадцати час. День в самом разгаре, плюнуть бы да пойти погулять, но мандраж перед экзаменом убивал всякое настроение. Глянула в зеркало. Может, всё-таки взять себя за копчик и поделать по утрам зарядку? Пару кило сбросить не помешает. Хотя если быть честной, то все десять. Хлопнула форточка. Холод пробрался сквозь домашнюю футболку, лизнул голые пятки, залез под джинсы. Встать и закрыть? Да ну её. Хоть так почувствовать буйство любимого сезона, который по-хорошему надо проводить на коньках и лыжах, а не за зубрёжкой.
Это всё город. Серый и душный, он убивал всякую надежду на глоток свежего воздуха. И не только в буквальном смысле. Ежедневная рутина – убийца любого творческого порыва. Как выбрать драгоценные минутки для кисти, пера или …да чего угодно! Если утром работа, вечером учёба, домашка, если силы остались, и снова по кругу после рваного сна и завтрака на бегу.
Были, конечно, и выходные. Но их приходилось делить между хобби и личной жизнью. Как правило, личная жизнь профессионально перетягивала одеяло на себя. Да это и нормально в двадцать лет: «Играй, гормон!» Первые опыты с серьёзными отношениями, дружбой на века, сексом во всех его вариациях, границей возможного и невозможного на молодёжных пьянках-гулянках. Щекочущий ноздри запах свободы и взрослой жизни. Кто-то эти опыты поставил в шестнадцать. Кто-то и того раньше. Она же была «поздним цветком», обожавшим книги, которые по школьным временам лопали всё свободное время. Только с поступлением в институт она толком оглянулась на окружающих, это как раз совпало с тем самым гормональным взрывом, переходным возрастом.
Каждый день приносил новые впечатления, но не было в них чего-то… Как бы это сказать… Книжки назвали бы это романтикой. Чистотой. Да мало ли слов можно подобрать для описания светлого и прекрасного? То, чего так просит душа, но что почти невозможно найти в Москве XXI века. И внутренний мир сох с каждым днём. Он хотел… испытывал жажду, такую, что не описать словами. Но лежал на полке недописанный рассказ, учебник по рисунку пылился на антресоли, бисер, нитки и иголки, заполонившие шкаф, так и не были превращены в изделия. Иногда она даже сомневалась, что такое творчество – её. Но тогда какое нужно, чтобы почувствовать себя счастливой? Эх, бросить бы к чертям эту учёбу, но куда потом идти работать? В дворники? В продавцы в макдак? А без работы никак. Дурацкий порочный круг. И выхода не видно. Наверное, это всё осенняя депрессия, хотя для неё уже поздновато. Декабрь на дворе. За учёбой даже предновогоднего настроения не чувствовалось.
Хотелось жить.
Странное желание в двадцать лет. Обычно мечтают стать взрослыми, кто-то думает о семье, кому-то лавры богачей и карьеристов почивать спокойно не дают, кто-то лелеет мечту о славе. А у неё, у книжного червя, была именно такая формулировка. Жить. В это понятие входили приключения, любовь, друзья, новые открытия. Стремление - двигатель, создающий воспоминания, которыми не жалко поделиться. Приключениям не было места в окружающей серости, любовь на студенческих простынях вырастать не хотела, хотя опыта использования этих самых простыней хватало. Кто-то обвинял её в аморальности. Кому-то было всё равно. Кто-то не скупился на грубые слова и нотации, но кто слушает их в этом возрасте?
Друзья… Нет, это неправильное слово. Приятели. Знакомые. Во всяком случае, она не ощущала рядом с собой ни одного плеча, с которым готова была бы пойти и в огонь, и в воду. Новые открытия? Откуда им взяться без приключений? Естественно, те, которые случались после энного количества спиртного, она за таковые не считала. Не любила алкоголь. И пила его только на гулянках. Не из желания выпендриться, а просто, чтобы хоть на минутку сбросить с себя цепи, которые сковывали её личность. Книжный червь осторожен. Он следит за словами, поступками, не лезет в драку, да и выползти со своим мнением словесно тоже большая проблема. Алкоголь в такие моменты помогал говорить и не думать.
Студенческие приятели пытались её расшевелить, сделать из неё более весёлого человечка, способного постоять за себя. Она с радостью бросалась пробовать новые дела, от которых веяло экстримом, – от ночных тусовок на пустом чердаке до уроков набивания морды соседу. В академическом варианте, конечно. Вообще, считала себя неспособной кого-то ударить первой и искренне надеялась, что, попади она в беду, один-два, не больше, заученных приёмов хотя бы успеет всплыть в её мозгу. В собственные силы не особо верила, а телу не доверяла. Наука её знакомых, которые эту школу жизни прошли ещё на школьной скамье, с трудом ложилась на её личность. Её учителями были книги, с книжным пониманием «правильного» и «неправильного». Попробовать можно всё, но приживалось только то, что находило в ней душевный отклик, выращенный на буквенных истинах.
Тикали часы. Как-то совсем громко. Совершенно не по-двадцатилетнему задумалась о потерянном времени. Как ни странно, но учёба тоже считалась таковой. Потерей. Необходимостью. Необходимость порождала рутину, а за рутиной не было времени на творчество. Жить – значит создавать. Впечатления, воспоминания, отношения… Выражать себя. Эх, как бы хотелось…
Что именно хотелось, додумать не получилось. Тиканье стало оглушительным.
Ира подняла глаза на часы. Они поплыли перед глазами. Опять давление? Вроде перемены погоды не обещали. По ногам бил сквозняк. Она не сводила взгляда со стрелок, которые показывали без пятнадцати час. Устроилась на стуле со спинкой поудобнее. Если это давление, надо подержать голову спокойно, не двигаясь, может, пройдет головокружение.
За.Мер.Ла.
И в этот момент перед глазами поплыла чернота, в уши ударил последний часовой «тик», и руки почувствовали прикосновение к мягкой траве.
***
Скорее всего, в первые минуты таких ситуаций, вот как сейчас, пробегает мысль, что спишь. Мозг не может воспринять резкую перемену и начинает судорожно искать разумное объяснение. Ира сидела в ступоре, глядя на лесной пейзаж. По земле стелился небольшой туман. Прям низко-низко. Клоками. Она, не меняя позы, поводила глазами. Реальность не укладывалась в голове. Зрение, осязание и прочие органы чувств, не считаясь с ней, начали фиксировать окружение, не дожидаясь, пока она задастся вопросом «Где это я?»
Лес был не просто незнакомым, хотя да, ни разу не видела его прежде. Он был незнакомым лесом в том смысле, что вокруг не было ни одного дерева, цветка или травинки, которому она хотя бы отдалённо могла дать название. Ни берёз, ни ёлок, ни сосны. Все растения странные и причудливые. Даже в книгах на натуралистическую тематику ни разу таковых не видела. До слуха донёсся крик незнакомой птицы. В нос били запахи девственной природы, свежей земли. Голова кружилась нещадно: вокруг было больше кислорода, чем в самом заповедном сосновом бору. Трава мягкая, прямо стелется под руками. И опять же, ни одной знакомой травинки.