Брызги радуги (ЛП)

— Нет, спасибо. Я еще немного здесь побуду.
— Как хотите.
Он пожал плечами и ушел.
Я услышала тихий свист и повернулась к Труди.
— Лично я предпочитаю блондинов, но задница у него ничего так, правда?
У меня не нашлось нужных слов, поэтому я просто кивнула.
— Да не смотри ты так испуганно. Я не кусаюсь. Я же призрак, а не вампир. Только, сдается мне, что все-таки меня можно назвать ходячим мертвецом, правда?
Она издала раздражающе звонкий смешок, очень довольная собой.
— А остальные? — спросила я, пытаясь растянуть губы в улыбке.
Труди встала.
— Идем, познакомишься с ними.
Она взял меня за руку, и я снова ощутила холодное покалывание. Я покачала головой.
— Ну, это вряд ли.
Труди повернулась ко мне.
— Ты должна. Как еще ты собираешься освободить нас?
— Я? Да что я могу? Я же не священник. Я и в церкви-то уже месяц как не была.
— Но ты можешь видеть нас. Все, что тебе нужно сделать — выслушать.
Она посмотрела за мое плечо.
— Смотри, Джонатан идет.
Я повернулась. Это был мальчик с печальными глазами, которого я уже видела.
— Все в порядке, Джонни, она может нас видеть, — сказала Труди, подзывая его поближе. Он подошел и встал возле нее. Застенчиво улыбаясь, уставился на свои туфли. Я обратила внимание на его щеки. На них был не румянец, как я думала раньше, а ярко-розовые румяна.
— Она собирается помочь.
оставить свою «спасибу»
Мальчик вскинул голову. Карие глаза наполнились надеждой, и я проглотила слова возражения.
— Вы? Вы собираетесь освободить нас? Подождите, я скажу остальным.
Не дожидаясь ответа, он пробежал через ближайшую стену.
Я повернулась к Труди, злясь, что меня использовали, но она только улыбнулась.
— Джонни здесь уже тридцать пять лет. Не осуждай его за несдержанность.
— Тридцать пять лет? Но как…
— Его мать отвернулась всего лишь на минуту. Он был на карусели. Этого хватило, чтобы его поманил какой-то извращенец.
— Я понять не могу, почему вы все застряли здесь?
— Все мы умерли внезапно, и ни у кого из нас не было возможности рассказать о самом счастливом моменте в жизни.
— И все? Вы рассказываете мне, что это было, и исчезаете?
Труди подмигнула мне:
— И все.
— А почему здесь? И почему я?
— Почему ты, я уже объяснила. Почему здесь? А где еще ожидать таким древностям как мы? Ведь все мы, несмотря на возраст, лишь отголоски прошлого.
— А ты тут как давно?
— Я?
Труди повернулась и пошла к двери. Ожидая ответа, я встала и последовала за ней.
— Недолго. Всего двадцать два года.
— Но…
Я указала на полиэстеровый брючный костюм. Труди рассмеялась.
— Месть моей падчерицы. Я рассказала ее папочке, что застукала девчонку с сигаретой. Она знала, что я ненавижу полиэстер, а когда уходишь так неожиданно, сложно выбрать, в чем тебя похоронят.
— Как это случилось?
Улыбка исчезла.
— Много выпивки и ни капли мозгов.
Труди привела меня к большой аудитории, в которой проводились публичные лекции. Все места были заняты.
— Боже мой, — прошептала я.
— Всем привет, — провозгласила она. — Это Аннабель Ли. Она пришла нас выслушать.
Мне еще никогда не рукоплескали двести призраков, но, на удивление, в обморок я не хлопнулась. Труди повернулась ко мне.
— С кого начнешь?
К стене прислонилась чернокожая беременная женщина, которую я уже видела.
— Когда она умерла?
— Это Шантель. Она здесь тридцать два года.
— Как?
— Упала с лестницы. Разозлила свою мамашу. Той не нравилось, что отец ребенка — белый.
— Начну с нее.
— Шантель, — позвала Труди, — ты первая.
Шантель подошла и остановилась возле меня. Она сцепила руки на животе, и, глядя мне прямо в глаза, начала.
— Мой самый счастливый день? Когда Дэрил пришел домой. Мой Дэрил, он служил на флоте. Он еще не знал о ребенке.
Она погладила живот.
— Он взглянул на меня, и сказал: «Я люблю тебя, Шантель. Будь моей женой».
Я зажмурилась от яркой вспышки. Позади молодой женщины появилось белое свечение, и когда с ее губ сорвались последние слова, оно пробилось вперед, окутывая ее золотым покровом. Она запылала, как факел, а потом исчезла.
Труди дотронулась до моей руки.
— Кто следующий?
Я указала на Джонатана. Малыш взвизгнул и бросился ко мне.
Я осталась в музее до вечера, пока меня не выпроводили. И пришла следующим утром, как только открылась дверь. И оставалась весь день. И следующий, и следующий… Я знала, что посетители музея считают меня сумасшедшей, но мне было все равно. И да, столько слушать — это истощало. Иногда я так выматывалась, что еле доползала до дома. Даже не знаю, когда я перестала бояться смерти.
Просто однажды утром меня не станет.
Был понедельник третьей недели. Я вошла в аудиторию, и замерла на пороге в смущении.
— Труди, что происходит?
— Что ты имеешь в виду?
— Я могу видеть сквозь вас, всех вас. Это трюк такой у привидений?
К моему удивлению, на лице Труди засияла счастливая улыбка.
— Боже мой, это правда? Ты с трудом нас видишь?
— Что не так?
— О, Аннабель, дело не в нас, дело в тебе. Разве ты не понимаешь? Тебе лучше. Ты возвращаешься в мир живых. Ты не умираешь.
Мне стало лучше на прошлой неделе.
— Труди, ты исчезаешь.
Когда ее рука погладила мою, я почувствовала холодное покалывание.
— Ничего. Остальные могут немного подождать.
— Нет. Я все еще немного вижу тебя. Давай. Ты первая. Каким был твой самый счастливый день?
— Сначала они.
Я больше не могла видеть ее глаза, а лицо превратилось в размытое пятно.
Один за другим призраки скользили ко мне, рассказывая о самом счастливом дне в их жизни, пока последний из них не исчез со вспышкой. Я оглянулась, чтобы победно улыбнуться Труди, но аудитория казалась пустой.
— Труди, Труди! Милостивый боже, Труди, где ты?
Тогда я увидела ее — лишь слабая лазурная зыбь возле меня.
— Скажи мне, — просила я, — скажи.
— Сегодня, — ответила она. Голос походил на шелест листьев. — Прямо сейчас.
И она тоже исчезла.
Я немного посидела в полной тишине, потом покинула музей. На улице лил дождь. В каждой капельке плескалось яркое солнце, и я увидела их — мои радужные брызги. Негромко смеясь, я побежала под ливень и, напевая вальс Теннесси, начала танцевать — мой танец жизни.
КОНЕЦ