Трон Знания. Книга 4 (СИ)

Тигры лежали по бокам Врат. Головы покоились на мощных лапах, белые лоснящиеся бока тяжело вздымались. Время от времени служители поили зверей, но никто не подносил воды Иштару и Малике.
Ближе к вечеру на площадь хлынули жители Кеишраба и гости столицы; всё пространство от храма и до горизонта окрасилось фиолетовым цветом. Люди прикасались пальцами ко лбу, к груди и вытягивали руки вперёд ладонями кверху: «Наши мысли и сердца принадлежат тебе, хазир, и тебе, шабира».
Если бы Малику не усадили в кресло, она бы упала от усталости. Мысли о заклятии испарились подобно лужице под палящим солнцем. От напряжения болели глаза, мучила жажда. Вдобавок ко всему жутко давил платиновый ошейник — он словно сжался.
Малика косилась на Иштара, но различала только очертания его фигуры и плавные жесты. Так же, как Иштар, ловила приветствия людей, которых не видела, и прижимала кулак к груди: «Ты в моём сердце, народ Ракшады».
Наконец раздался щелчок, и половинки передней стены устремились друг к другу, закрывая сиреневое небо и приглушая шум толпы. Иштар и Малика не пошевелились, пока створки не сомкнулись и служители храма не закрыли двери. Церемония коронации была настоящей проверкой на выносливость.
Иштар пригласил высокопоставленных гостей во дворец на праздничный ужин. Малике сказали, что присутствие шабиры на ужине не требуется. Оставив Иштара с военачальниками и правителями Пустынь, она вышла на опустевшую площадь, посмотрела на закрытый паланкин, украшенный серебристой бахромой. На крыше поблёскивал серебром герб Ракшады: два тигра пытались дотянуться до луны. Возле носилок стояли воины. Драго и Лугу уже увели. Глупо было надеяться, что ей дадут поговорить с охранителями.
Город шумел: празднование коронации растянется на всю ночь и утром перетечёт в собачьи бои. Завтра вечером состоится встреча Иштара с послами Краеугольных Земель. Послезавтра пройдут спортивные состязания в пустыне. Покачиваясь на носилках, Малика молила Бога, чтобы о ней забыли. Она была согласна просидеть оставшиеся четыре месяца в спальне, лишь бы не надевать чаруш и треклятый ошейник.
С трудом протолкнула палец под зажим — казалось, он стал ещё меньше — и сделала глоток воздуха. Сквозь гул голосов пробился лай собак. Люди пьют, едят, веселятся, а собаки голодают. Перед боями их не кормят несколько дней. Малика нахмурилась: кто ей это сказал? Наверное, Альхара. Где он, что с ним?
Просунув руку в щель между занавесками на дверном проёме, Малика жестом попросила остановиться.
— Слушаю, шабира, — прозвучал голос воина.
— Хочу посмотреть на бойцовских собак.
После небольшой задержки носилки вновь поплыли по улицам и спустя какое-то время остановились перед трёхэтажным домом. Послышался мелодичный звонок, открылись двери. Малика скомкала в кулаке уголок чаруш. Сейчас она узнает: верна ли её ужасная догадка.
Выслушав требование воинов показать псарню, хозяин повёл нежданных гостей к воротам в каменном заборе. Открыв створу, пошагал по аллее между зарослями кустов.
Псарней оказались два ряда вольеров под открытым небом. Собаки неистово лаяли, бросаясь грудью на решётчатые стены клеток.
— Можешь выйти, шабира, — прозвучал голос воина.
Она стянула с головы накидку:
— Я отсюда посмотрю.
Глядя в сетчатое окно паланкина, то надевала зажим на шею, то снимала. Собаки задыхались от ярости — их поведение совершенно не походило на страх.
Остаток вечера Малика просидела на террасе, взирая на поникшие лилии. Утром их уберут, и цветов больше не будет. Свою миссию она выполнила. У Иштара больше нет причин оказывать ей знаки внимания.
Услышав лай, поднялась с подушки. Устремив взгляд в звёздное небо, вцепилась в платиновое кольцо на шее: она упустила самое главное…
— Я иду, и небо падает в море, скалы пронзают солнце, и ветер рвёт облака. Я иду, и звери прячутся в норах, птицы трепещут в гнёздах, и жизнь людей коротка. Ибо свет мой ярче, любовь моя жарче. Моя боль сильнее, моя сила грознее, — проговорила Малика на одном дыхании и сняла с шеи зажим.
О Боги… Казалось, что голоса всех собак слились в одном вое. Донёсся топот. Залязгали створы ворот. Где-то закричали люди, пытаясь успокоить животных. Малика надела ошейник и в наступившей тишине вошла во дворец.
Она перепробовала всё: припадала к стеклянному полу, прижималась лбом к кафелю на стенах, всматривалась в тёмные стекла, взирала на поверхность воды в ванне. Везде видела своё туманное отражение. Позвала служанку и велела принести зеркало.
— Женщине нельзя… — забормотала девушка.
— Неси! — прикрикнула Малика. — Только не зеркальце, а зеркало, чтобы я могла поставить его на пол.
Через полчаса затащила зеркало в спальню и остолбенела. За изголовьем кровати бледной мятой зеленели тюльпаны. Ими оплели стену, пока хозяйка покоев была на коронации.
По возвращении из храма заходить в личную комнату нужды не было. Свежее платье висело в ванной на плечиках. Здесь же, на полочке, лежали чаруш и зажим. Малика прощалась на террасе с лилиями и даже не догадывалась, какой сюрприз ждёт её в спальне.
Прислонила зеркало к стене. Уселась перед ним на пятки, завязала волосы в узел. Теперь осталось побороть страх.
Она знала, что её сила никуда не денется и внутренний стержень не исчезнет. Она будет смотреть на себя — всё, что из неё уйдёт, в неё же вернётся. Малика это знала, но всё равно боялась увидеть себя насквозь и получить из глубин разума ответ на свой вопрос.
Ощутив, как тает решительность, приблизила лицо к отражающей поверхности и, стиснув руками резную раму, направила взгляд себе в глаза.
— Посмотри на меня, Малика. Посмотри вглубь себя, Малика. Найди ответ, Малика, — проговорила она и на выдохе сказала на языке морун: — Я стираю с зеркала пыль.
Всё так же звенела тишина. За окном светлел воздух. На стене зеленели тюльпаны. Малика уронила руки на колени. Высшие силы не позволили заглянуть в таинство судьбы. Придётся изводить себя подозрениями до конца жизни.
Вновь схватилась за раму:
— Посмотри на себя, Эйра. Посмотри вглубь меня, Эйра. Покажи, что прячешь, Эйра. Я стираю с зеркала пыль.
Всё вокруг погрузилось в темноту. Веки потяжелели. По щеке покатилась слеза. Послышался звук упавшей капли. Слеза упала на пол? А пола нет, вокруг пустота и мгла. Мгла — начало. И мгла — конец… Чёрный цвет — это отсутствие цвета. Смерть — начало пути.
Мрак всколыхнулся и выпустил из своих глубин две красные точки. Они приближались, увеличиваясь в размерах. Замерли. Затаив дыхание, Малика смотрела в глаза моранде.
В воздухе появился запах лайма.
— Я принёс тебе подарок, — прозвучал от порога голос Иштара.
Вздрогнув, Малика отползла от зеркала:
— Мне ничего не надо.
Не смея войти в спальню, Иштар покачал на ладони бархатный футляр:
— Я старался тебе угодить.
Малика с трудом поднялась и подошла к двери.
Иштар вытащил из футляра золотой браслет, усыпанный драгоценными камнями. Надел украшение Малике на запястье:
— У шабиры должно быть всё самое лучшее.
Она упёрлась плечом в дверной косяк, опустила голову; слова благодарности застряли в горле. От Иштара она ожидала чего угодно, но только не ухаживаний.
Выдержав паузу, он спросил:
— Как тебе удалось перевести заклинание Ракшады?
— Никак. Я сама придумала вопросы.
— Я никому не скажу.
— Спасибо.
— За молчание или за браслет?
— За всё.
Иштар бросил футляр. Коробочка пролетела через спальню и приземлилась в кресло.
— Человек, которому поручили ухаживать за тиграми, умер.
— Он не опоил зверей? — вяло поинтересовалась Малика.
— Опоил. Их не смогли бы привести в храм. Признав тебя шабирой, я разворошил улей. Неудивительно, что меня хотели ужалить.
— Я очень устала, Иштар. Иди к гостям.
Он посмотрел ей за спину:
— Зачем красивой женщине зеркало?
Малика потёрла лоб:
— Хотела вспомнить, как я выгляжу.