Бич и молот. Охота на ведьм в XVI-XVIII веках (с иллюстрациями)
Примерно три месяца назад, сообщила Урсула, она и Алекс Ньюман разругались. Алекс назвала Урсулу ведьмой и пригрозила, что всем об этом расскажет и «поставит ее перед судьей Дарси». Однако женщины тут же помирились, и в знак полного доверия к подруге Урсула отдала ей на хранение своих духов-помощников, и Алекс «унесла их в горшке». Она подтвердила рассказ Грейс Тарлоу об их ссоре и добавила, что попросила Алекс Ньюман послать духа Титти донимать миссис Тарлоу «как сочтет нужным». Вдобавок она призналась, что Джон Стреттон назвал ее, кроме всего прочего, шлюхой. День или два спустя она послала своего мальчика к миссис Стреттон за пряностями. Когда миссис Стреттон отказала, Урсула попросила Алекс отправить к ней Джека. Отдав приказ об аресте Алекс Ньюман, Дарси отложил рассмотрение ее дела до следующего дня.
На следующее утро Урсула Кемп донесла еще на одну соседку, Элизабет Беннет. Она ходила к Беннетам за молоком, объяснила она Дарси, и, не дождавшись как-то ответа на свой стук, крикнула хозяев и подошла к окну. Заглянув внутрь, она увидела, «как дух приподнял тряпку, которой был покрыт горшок, и высунул оттуда мордочку, похожую на хорька». Вернувшись домой, она проконсультировалась с Тиффином об увиденном: Тиффин, белый помощник Урсулы, всегда рассказывал ей (когда она просила) о том, чем заняты другие ведьмы; и она утверждает, что дух всегда говорил ей правду. И показания других свидетелей это подтвердили.
Тиффин и рассказал ей, что у матушки Беннет было двое помощников: черная собака по имени Сакин и Лиерд, который был «рыжим, как лев». Сакин замучил жену Уильяма Боннерса до смерти и убил три головы скота у него же. И наконец она сообщила, что Майкл Стивене, сапожник из Сент-Озита, поделился с ней подозрением, что Эннис Гласкок своим колдовством убила его ребенка и то же сделала с «Пейджевым ублюдком».
Похоже, что Дарси уже проводил слушания при публике или каким-то образом оповещал жителей деревни о том, что происходит в зале суда, потому что Урсула Кемп, выдвинув обвинение против Элизабет Беннет, неожиданно нашла поддержку в лице Уильяма Боннера. Тот сообщил Дарси, что «Элизабет Беннет и моя жена очень любят друг друга и много времени проводят вместе».
Трудно понять, почему тогда Элизабет Беннет должна была заворожить свою подругу, но по утверждению ее мужа именно это она и сделала. На Сретение, сообщил он, его жена пожаловалась на боль в колене, от которой вскоре оправилась, но дней десять спустя заболела снова. Ее навестила матушка Беннет, которая ее поцеловала, отчего у его жены «верхняя губа вспухла и стала очень большая, а глаза запали».
На этом этапе вырисовываются два обстоятельства. Во-первых, Дарси день ото дня становился все более одержим идеей обнаружения эффектных случаев для представления на следующей судебной сессии и, возможно, надеялся даже получить за это поощрение. Во-вторых, обвинение Элизабет Беннет в ведовстве бросало тень и на его супругу как «почитательницу и близкую подругу» обвиняемой. Инстинкт самосохранения породил множество отвратительных примеров, когда друг доносил на друга, муж доносил на жену и детей, матери — на дочерей, история ведовства изобилует такими случаями.
Что касается мотивов Дарси, то они сделались очевидными в тот момент, когда на основании обвинений Урсулы Кемп и невероятно шатких показаний Уильяма Боннера была арестована Элизабет Беннет; еще яснее они обнаружились при неудачной попытке вынудить матушку Беннет сознаться. Когда женщину привели к нему, она энергично отрицала все, в чем ее обвиняли.
Решив, однако, не дать ей ускользнуть, он применил ту же тактику, которая привела к успеху в случае Урсулы Кемп, но на этот раз еще более вероломно. У. У., автору памфлета, он рассказал следующее: «Позвав ее к себе, я сказал: „Элизабет, ты будешь помилована, скажи правду. Ибо дело обстоит так, что некий человек большого ума и знаний пришел недавно к ее величеству и поведал, сколько в Англии ведьм: посему я и другие мировые судьи получили распоряжение задержать столько, сколько уложится в это число, а те, кто сознается в своих преступлениях, будут помилованы, а все прочие будут сожжены или повешены”. При этих словах упомянутая Элизабет упала на колени и, проливая слезы, созналась».
Это заявление содержит четыре заведомых неправды. Во-первых, никакого «человека большого ума и знаний» не было; во-вторых, никакого специального распоряжения об аресте ведьм мировым судьям дано не было — их обычной власти для этого вполне хватало; в-третьих, сожжение за ведовство законом не предусматривалось; в-четвертых, никакого «помилования» в случае признания судья обещать не мог. Этот презренный трюк, который образованный джентльмен сыграл с неграмотной старой женщиной, позволяет увидеть Дарси в истинном свете.
Как мы уже видели, Элизабет Беннет, обманутая и запуганная, созналась во всем. Она признала, что у нее были два духа-помощника по имени Сакин и Лиерд и что она повинна в смерти жены Уильяма Байета Джоан, жены Уильяма Боннера, Джона Батлера и ребенка Форчунов.
После этого шлюзы открылись. Кроме Элизабет Беннет, Урсула Кемп обвинила также Алекс Хант, ее сестру Марджори Саммон и Алекс Ньюман. Алекс Хант подтвердила обвинение против Марджори Саммон и назвала еще Джоан Пичи. Обвинения так запутались, что разобраться в них стало почти невозможно. Дело развивалось, к полному удовольствию Дарси, ибо обвиняемые продолжали называть имена других женщин, так что, когда все аресты закончились, в тюрьме у Дарси сидели шестнадцать заключенных — и в самом деле эффектный случай.
Обман Урсулы Кемп и Элизабет Беннет был не единственной низостью, которую Дарси совершил в этом деле. На следующий день после того, как Урсула Кемп сделала свои признания, судья распорядился привести к нему для дачи показаний против матери ее восьмилетнего незаконнорожденного сына, а немного погодя то же заставили сделать и семилетнюю незаконную дочь Эннис Херд.
Томас Раббет, сын Урсулы Кемп, подтвердил, что у его матери было четыре духа — Титти, маленькая серая кошечка, Тиффин, белая овечка, Пиджин, «жаба с черным брюшком», и Джек, черный кот. Он часто видел, как Урсула Кемп давала им пиво и кусок белого хлеба или пирога, а по ночам они сосали у его матери кровь из руки или другой части тела.
На вопрос, посещала ли его крестная мать Алекс Ньюман Урсулу Кемп, он ответил утвердительно. Сначала они поссорились, а потом помирились, и его мать дала Алекс Ньюман глиняный горшок, где, по его мнению, она держала своих духов. Несколько дней спустя матушка Ньюман опять пришла к его матери и сказала, что она «отправила одного духа донимать Джонсона, а другого — его жену».
Малышка Энни Даузинг, дочь Эннис Херд, на вопрос Дарси, были ли у ее матери какие-нибудь бесенята, ответила: «Она держит в одной коробочке пять птичек, или дроздов, белых в крапинку или сплошь черных. В другой коробочке еще шесть коров величиной с крысу, у них есть короткие рожки, и они лежат на подкладке из черной и белой ваты».
Однако не все шло гладко. Некоторые из тех, кто сделал признание, отрицали предъявленные им обвинения. Элизабет Беннет, к примеру, опровергла утверждение, будто она послала духа мучить Джонсона или его жену, и заявила, что знала, что это матушка Ньюман послала к ним духа. С другой стороны, она слышала, как матушка Ньюман просила у Джонсона (который собирал пожертвования для бедных) шиллинг, когда у нее заболел муж, а Джонсон отказал. Матушка Ньюман очень на это рассердилась.
Одна или две осмелились даже возражать самому Дарси. Эннис Гласкок, жена Джона Гласкока, пильщика, на которую донесли сплетник-сапожник Майкл Стивене и Урсула Кемп, отрицала все обвинения, и особенно заявление матушки Кемп, будто бы она «шлюха и ведьма». Алекс Ньюман, хотя и признала, что поссорилась с Урсулой Кемп, от всего остального, что ей приписывали, отказалась.
Брайан Дарси, видя, что обвиняемая упрямится и не хочет сознаваться, пригрозил, что разлучит ее с духами. Она ответила: «Этого ты не сделаешь, потому что я унесу их с собой! Если они вообще у меня есть!»