Ветер моих фантазий (СИ)
Он посмотрел на четверых воинов другого отряда — те внимательно смотрели на них, болтливый даже с завистью — не переставая ее к себе прижимать.
— Значит, из Рамари76 выжили только четверо, — заметил невозмутимо.
— А ты из чьих? — девушка подняла голову, чуть отогнулась сверху, пытаясь заглянуть ему в лицо.
— Спецотряд.
— Один из спецотряда? — голос ее погрустнел, — Все настолько плохо?
Воин-одиночка внимательно посмотрел на нее, их взгляды встретились. Она как-то подозрительно застыла. Вроде волновалась. Вот, он вдруг заметил ее учащенное дыхание и нарушенное, слишком быстрое сердцебиение под мягкой грудью в теле, которое прижимал к себе. И выпустил ее, вспомнив, что это уже лишнее, так как опасность миновала. Но, впрочем, на время.
— Терпимо, — сказал мужчина сухо.
Вновь посмотрел на тех четверых.
— Хорошо, я провожу вас до укрепления, — сказал громко и, повернувшись, ей приказал, — Пошли.
И она радостно пошла за ним. Кажется, ей было все равно куда идти, лишь бы возле нее. И еще эта неудачница умудрилась забыть, что из двух отрядов послов уцелело только пятеро воинов. Нет, в чем-то ей повезло. Выжила. Одна из немногих, выживших в той заварухе.
— Ты из какого отряда? — седеющий мужчина спросил незнакомца, когда эти двое приблизились.
— Спецотряд, — бросил тот сухо.
— Единственный выжил? Или напарники ушли на разведку, проверять другие отряды?
— Спецотряд из дарина, — ответил лишь он, — Много информации просили вам не сообщать. Только поддержать. Да проследить, чтобы ваша экспедиция благополучно вернулась домой.
— Из дарина, значит, — задумчиво сказал командир уцелевших, задумчиво теребя бороду. Единственный из пятерых, кто ее носил, — Из какого-то дарина, значит…
И подумал вдруг растерянно:
«А может, все-таки, и кианин. Из боевых. Но если решили выслать боевых кианинов, то дело плохо. Хотя… уж они-то этим гадам хвосты поотрывают! За всех павших у нас!»
— Как вас звать? — дружелюбно осведомился самый болтливый из воинов чужого отряда, — Она называла вас Кри, но это же неполное ваше имя, верно?
Одинокий боец, из элитного отряда, ответил не сразу, долго думал. Наконец назвался:
— Кри Та Ран.
Вздрогнул уже седеющий.
— Оо, младший брат того самого ученого Кристанрана?
— Младший сводный брат, — неохотно признался тот, — Но, надеюсь, вы не станете любопытствовать о моей матери?
— Нет, конечно, нет, — улыбнулся командир, — Да и не время. Вы посоветуете нам укрыться или возвращаться до нашего корабля?
— Ваш разбит, — невозмутимо сообщил Кри Та Ран, — Но места достаточно на моем.
— А вдруг и его найдут? — ввернулась девушка.
— Помолчи, Лерьерра, пожалуйста.
Вот вроде просто сказал, без угроз. Но она сразу заткнулась. И весь путь до корабля молчала. Болтливый воин с завистью смотрел на статного Кри Та Рана. Нашел, зараза, себе бабу прямо на войне! А у других нет! Но он из спецотряда, с таким лучше не связываться, тем более, из-за баб. Да и дура эта с гонором, к такой так просто не зайдешь, не пригрозишь, не уболтаешь, не купишь. И, вдобавок, она от этого парня без ума. Хреновая выдалась неделька, в общем.
А командир, вроде и смотревший по сторонам, как полагается, однако же приметил и блеск довольный в бабьих глазах и равнодушие со стороны ее знакомого, которого она другом назвала, хотя он ее никем не звал, да произносил полное ее имя.
«Женщина, подавшаяся на войну. Отчаянная. Упрямая. Единственная в этом походе. Ладно, она ему не мила, но мог бы и отдохнуть хоть чуток. Тем более, что она явно не прочь. Но нет же, невозмутимость, поглощенность делом» — думал седеть начавший.
А чуть погодя растерянно призадумался:
«А человек ли брат Кристанрана или все же кианин?..»
Но, впрочем, своих предположений ни с кем не обсуждал, да виду не показал, что что-то подозревает.
В конце-то концов, никто не говорил, что тот Кристанран — чей-то аини. Особого интереса у того не было к кианинам. Да, впрочем, кое-кто поговаривал, что у него есть брат, не полностью родной, по отцу или по дяде, дерзкий и смелый. И братья уже чем-то в годы молодые успели отличиться, оба.
«Тем более, — вздохнув, подумал командир, смотря на останки своего отряда, — Что от одного лишь подозрения, что в дарина кто-то выдал кианина за своего родственника, поднимется жуткий шум. Разборки будут опасные. И сплетников найдут, прикопаются. Лучше мне заткнуться и не вылезать»
Кри Та Ран взгляд этого мужчины на себя внимательный приметил, но виду не подал.
***
Уже засыпая на следующей паре, скользнула рукой по карману безрукавки. И от ужаса даже проснулась.
Блокнота не было! Мой блокнот исчез!
Я и в туалете искала, куда заходила, и в столовой, куда заскочила за Леркой. И, запоздало додумавшись, кинулась на улицу. Но там блокнота не нашла.
Сообщала Лере, добровольно вызвавшейся побыть моей жилеткой, то смс сообщениями, то звонками, все свои срочные животрепещущие новости. Больше они никого не волновали. Ну, может, Лия. Но тот пока куда-то запропастился, на связь не выходил. Странно, он же ж не ярый прогульщик. И вроде работает в другое время. Он-то куда провалился?..
Подруга, глядя на мои мучения, сжалилась. Достала из сумки красивую пухлую тетрадь, мне протянула:
— На, отвлекись. Вкуси новой дозы.
Я робко пошуршала страницами, цветными, с узором из веток и листьев по краям. А их цвет! Мм… такой редкий оттенок, семь тускло зеленого, сероватого даже и желтого… А обложка под старинную книгу, хотя и заметно, что там фото книги старой, обтрепанной, а обложка целая, блестящей пленкой покрыта, нежной, новая… гладкая такая… нежная…
— Вот и слезки пообсохли! — радостно сказала подруга, на меня глядя.
— Просто… такая бумага! Такая красивая! И обложка такая интересная… — я заворожено разглядывала это восхитительное нечто, а лапки уже тянулись покрыть эти странички, хотя бы пару… десятков… лучшим моим почерком, для парадных надписей, медленно выводимых и изящных, да гелевой ручкой… Черной гелевой — она по цвету сюда пойдет, в отличие от синей. Да, гелька тратится до жути быстро, но ею линии получаются в разы изящнее, даже если наспех записываемые. А еще и по такой бумаге! Ммм… ради такой бумаги не грех разориться на коробку запасных стержней от гелевой ручки! Нет, грех ради такой бумаги их не раздобыть! Хотя я в своих черновиках и пишу обычно аки кура лапой, так что их кроме меня никто не расшифрует. И в конспектах — те только Виталик да Валерия научились толковать, за столько-то лет рядом…
— Я тебе купила на Новый год, — призналась подруга, ласково на меня глядя.
— Правда?.. — я подняла на нее глаза, кажется, сиявшие будто солнце, судя по тому, как просветлело ее лицо, лицо милой доброй девушки, которой было дело до всех моих тревог и волнений.
— Но раз уж такое дело… ты можешь забрать этот блокнот сейчас.
— Лерка!!! — радостно взвизгнула я, кидаясь душить ее в объятиях, — Ты моя прелесть!!! — расцеловала ее в обе щеки и снова по кругу, — Любовь моя!!!
На нас, разумеется, косились. И даже однокурсники наши в толпе собравшейся были. И, хоть и шептались они тихо-тихо, клоунов нежданных добровольных от выступления не отвлекая, я примерно предполагала направление их мыслей.
На последней паре я была. Хотя… сложный вопрос, была ли я там или меня там не было? Ибо лапки мои с черной гелькой — Лерунчик, знавшая меня и мои обострения, сваливавшиеся нам на голову нежданными и в неподходящее время, таскала для меня пару ручек… Короче, лапки мои порхали над новенькой, шикарнейшей тетрадью. Вот вроде важнее то, что мы рождаем, но до чего приятно рождать свои истории на красивейшем материале! И с бумагой такое разнообразие! С вордом будет как-то поскучнее…
***