Звезда Гаада (СИ)
— Глупо. Если ты не хранитель и не Посланник, а оружие ненавидишь, то не сможешь драться с белокрылыми. Впрочем, и с одним оружием против них идти сложновато.
— Значит, или взять в руки орудие убийства, или стать одним из вас? — с болью выдохнул рыжий.
Гаад вдруг вздохнул. Прошёлся к деревянному ведру с деревянным ковшиком, воды зачерпнул, выпил задумчиво прямо из ковша. Опять подвесил за загнутую ручку висеть снаружи по ведру. Тут уже на напряжённо ожидавшего его ответа повара взглянул. Сказал грустно, руки скрещивая на груди:
— Очень редко кто-то становится хранителем Равновесия по собственной воле. Так редко, что складывается впечатление: этот человек просто не знал о своём предназначении.
— Они жестокие… — выдохнул Карст сквозь зубы.
— Так устроен мир, — в глазах Гаада тоже появилась боль.
Правда, грустил Старейшина гадов недолго: вскоре схватил меня за руку, цепко свои тонкие пальцы на моём запястье сжав, и потащил наверх. Эх, а я так и не наелась.
Дождавшись, пока дыханье мучителя, растянувшегося на кровати, выровняется, я опустилась на пол. Так и сидела, напрягая и без того усталую голову. Как же выбраться отсюда? Как?!
Неподалёку бодро подвывали волки, отшибая новые мысли о побеге.
К рассвету сонливость совсем меня задавила. Я только на минутку прилягу, а то ноги уже затекли…
Только закрыла глаза, как меня облили чем-то ледяным. Прямо из ведра. С головы до ног.
Визжа, вскочила. Гаад стоял в паре шагов с большим деревянным ведром и ухмылялся. Да, гад самый настоящий. И как только родители угадали с именем?
Солнце ехидно подмигивало в окно.
Я стояла около него, пока главный злыдень завтракал. Мокрая и усталая. Сама не знаю, как у меня хватило сил держаться на ногах, почему не схватилась за стол. В теле появилась жуткая слабость, пол начал подрагивать, а комната медленно уплывала куда-то. Мне было больно и обидно, так как обычно бывало дома, в моём родном мире…
Странно, я впервые вспомнила, как плохо мне было там, как часто тогда мечтала, чтобы моя жизнь полностью изменилась или наконец-то закончилась. Болезнь моя была не смертельной, но и жить мне нормально не давала. Или это я себе мешала жить?
Но, оказывается, у меня ещё осталась гордость. Не хочу больше ни перед кем унижаться, не желаю просить пощады!
Гаад иногда бросал на меня презрительные взгляды. И это било по мне сильнее, чем голод, недосыпание и усталость.
Один раз я случайно встретилась со взором Карста. Сочувственным взором. А затем его глаза засветились. Этот свет был какой-то иной… не физический, неосязаемый… Я видела его каким-то внутренним зрением и всей душой потянулась к нему… Сияние обняло меня, согрело, утешило, приободрило…
В какой-то миг мне показалось, будто я стою среди бескрайней равнины, покрытой снегом, и ничего кроме него в мире не осталось… Странно, холода не было… Может, это был только свет, а не снег?
В какой-то миг Гаад резко обернулся, посмотрел в лицо Карсту. Кажется, хотел убедиться, что глаза парнишки светятся, но за мгновение до того, как их взгляды встретились, тот чарующий свет погас. И ко мне вернулись голод, усталость, пустота и душевная боль, разве что сил стало чуть больше.
Днём мой мучитель то спал, то с презрительной улыбкой смотрел на меня. Пока он наслаждался снами, я сидела на полу, потом, каким-то неведомым способом предчувствуя его скорое пробуждение, поднималась и молча встречала его взгляды.
Солнце уже скрылось над крышей — наступил полдень, может, давно уже закончился. Не понимая, чего хочу, поднялась, медленно и тихо вышла из комнаты, в каком-то оцепенении спустилась на первый этаж, прошла на кухню.
Там вовсю кипели горшки на печи, пахло едой. Но рыжий куда-то подевался. Ну да я искала не его, а… что же я ищу?
Пожалуй, что-то острое, блестящее. Вот этот нож подойдёт. Так хочется коснуться его пальцем… О, по коже побежала капля крови. Только боли нет… Мне нужно покинуть это место… Подняться по лестнице… Надо же — ещё мгновение назад была на кухне, теперь стою напротив кровати демона. Когда я успела тут очутиться? Но это не важно.
Приблизилась, безучастно разглядывая лицо спящего. Интересно, как Гаад умудрился стать главным злодеем этого мира, если большую часть времени безмятежно дрыхнет или жрёт?
Чей это нервный смех? Гаад молчит, в комнате только мы двое, выходит, смеялась я.
А он красивый… эти глаза, более узкие, чем я привыкла видеть на родине… это хрупкое лицо… гибкое худое тело… Весь в чёрном. Лучше бы был в белом или чём-то светлом — красные цветы расцвели бы красивее…
Что со мной? Я… брежу? С ума схожу?! Нет, я всего лишь хочу стереть спокойствие с этого проклятого лица!
Мой разум куда-то уплыл… мысли разбежались… Сначала тело вообще не двигалось, потом рука с ножом стала жить своей собственной жизнью, взметнулась над головой. Так просто… так быстро… и всё закончится. Наверное, он и меня уведёт за собой?.. Почему-то это сейчас совсем меня не беспокоит… Но почему я медлю? Я же так ненавижу его! Ненавижу…
Откуда эта жалость? Он меня жалел? Нет! Он измывался надо мной! Морил голодом, мешал спать, бросал эти уничтожающие взгляды… Ненавижу его! Ненавижу! Больше всех на свете!
Но этот парень не бил меня, не пытался убить. Раз пошутил — я восприняла это как покушение. Вроде пошутил. Но даже если и нет… Он почти спокойно среагировал, когда разнесла его дом. И пахать на строительстве нового не заставил. И хотя Гаад смотрел на меня так омерзительно, в душу мою не плевал… ни разу… И что с того, что чёрный хранитель тут главный демон? Гаад никогда не плевал мне в душу, а вот мои родители…
Ненавижу! Ненавижу!!! Ненавижу…
Он мог обращаться со мной намного хуже.
Самый худший! Самый противный!
Но может я просто слишком устала и перестала себя контролировать?..
Чтоб тебя не было — вот чего сейчас больше всего желаю!
Нет, Гаад не вытирал об меня ноги… Ну, может, самую малость. Я ничему не желаю учиться, а только сбежать, далеко-далеко, там где меня не найдут ни родители, ни врачи, ни знакомые. Будь у меня хоть один друг там — я бы с радостью вернулась… сразу же… только там нет никого, к кому хотелось бы вернуться…
Ненавижу, ненавижу!!!
И лезвие ножа так заманчиво блестит…
Странно, он просыпается… Я же молча стою около него…
Открыл глаза… Смотрит на меня… Пока спокойно, видно, ещё не проснулся. Надо ударить первой, а то он осознает, чего так хочу и сам нанесёт удар… убьёт меня…
Часть 1.11
И пусть…
Самый злой и противный в этом мире!
Но он мне в душу не плевал…
Дрожь от ног пробежалась по телу, проскользнула в руку, впилась в пальцы… Те разжались — и нож упал… Звякнул обо что-то, глухо стукнул деревянной ручкой…
Последние мгновения жизни… Ни в своём мире, ни в этом я так ничего значимого и не сделала! И ладно: пусть это будет моей местью обоим мирам… пусть…
Мне стал противен его взгляд — и развернулась к нему спиной… Все били меня в спину — и родные, и чужие…
Теперь мне почему-то всё равно… боли больше нет… Я лечу… А может, это мир куда-то летит…
Кто-то вскрикнул… пол холодный… и такое тёплое небытие… такое спокойное…
Светлая просторная комната с красивой тёмной мебелью. За большим столом сидит мальчуган, светловолосый, голубоглазый, красивый как ангел. Скрип двери, в комнату заходит пожилой слуга, кланяется с почтением:
— Ваша светлость, пожалуйте на обед.
Мальчик захлопывает книгу, бросает её через стол, в книжный шкаф. Она не долетает, падает на пол. Мнутся страницы, отрываются от корешка. Старик молча поднимает книгу, бережно отряхивает и ставит на место. Ворчит себе под нос:
— А кто-то старался, писал начисто.
— Заткнись, старый хрен! — злобно ворчит юнец и выходит в коридор, так хлопнув дверью, что слуга вздрагивает.
Хозяйский сын спускается по огромной белой лестнице с резными перилами. И чинно, с постной физиономией вплывает в обеденный зал. С четверть роскошного помещения занимает огромный овальный стол из темного, почти чёрного дерева. Мать и отец сидят с разных концов, настолько далеко, насколько позволяет длина стола. Сын садится посередине, ворчит на одну из служанок, нерасторопно раскладывающую перед ним тарелки. В комнате было тепло, но атмосфера царила холодная. Когда заговорил хозяин, она стала ледяной: