Дитя Бунта (СИ)
Елена Барнетт. Руководила пресс-службой бунтовщиков, причем очень толково, дублируя воззвания на десяти языках, включая эльфийский, и находя возможности для их рассылки куда угодно. Накопала в архивах кучу информации о женских выступлениях разного рода, едва ли не за всю историю человечества. Параллельно с Бунтом продвигала идею какой-то то непонятной борьбы за женские права. Если для борьбы за права непременно нужно стрелять в полицейских, то, похоже, выходит плохо, потому что учиться стрелять приходится наспех. За ней все же числилось трое тяжело раненых полицейских-людей, по предварительным данным. Вызов в глазах Елены постепенно сменялся осознанием того, что борьба за права и террор — разные вещи, не в пример Луизе Маккензи…
Дамочки были задержаны семнадцатого апреля. Следствие тянулось уже три недели, и за это время я видел Айли Барнетт чаще, чем прочих, практически раз в два-три дня мотаясь на военном катере по заливу: от порта в Эдинбурге до острова Ферт-оф-Форт. Я слышал мягкий голос рыжеволосой женщины, внимательно следил за выражением светло-карих глаз, внутри которых она совершенно напрасно строила глухую стену самозащиты, и иногда тщательно подавлял в себе желание протянуть руку и поправить очередной непослушный медный локон. Пламя, зажженное в зрачках этих чудесных глаз, слегка потускнело, но все еще было вполне достаточным для того, чтобы дотла выжечь если не весь Ферт-оф-Форт, так хотя бы комнату для допросов…
Я сопоставлял поведение Айли с теми фактами, что читал в досье и материалах следствия, и осознавал — она сожгла за собой мосты в миг, когда поняла, что жить незачем. У нее был другой путь: дождаться расследования смерти близких, которое не было бы так бездарно смято из-за начавшейся волны протестов и кровавых беспорядков. Она предпочла иное, и в итоге должна была понести единственно возможное наказание.
Жалость? От этого чувства я сознательно отмежевался достаточно давно, но… испытывал сожаление. Все могло сложиться иначе, если бы не роковое течение обстоятельств.
Следы с разбитой губы и, я думаю, синяки на ребрах давно сошли, и даже в условиях максимально строгого тюремного режима госпожа Барнетт оставалась все той же красивой женщиной, спокойной внешне, без малейшего намека на какую-то браваду, столь явную у Луизы и Елены.
Многие факты свидетельствовали скорее в ее пользу, чем против. «Взломщик» не дал бы солгать! Айли появилась в эльфийском квартале Абердина через двадцать минут после начала нападения с одной целью: хоть как-то попытаться остановить безумие, вызванное ее же воззванием к мести. Это уже было невозможно. К тому же, Айли настаивала на том, что ее обращение к вождям других кланов звучало несколько иначе, нежели то, которое распространялось по сети системы «Айтел». Оно ушло в сеть с задержкой в сорок секунд, и за эти сорок секунд некто виртуозно успел внести роковые изменения в ее слова, а потом вбросить свежую запись.
Я не знал, как относиться к ее словам, не имевшим материального подтверждения. Это обращение в аудио режиме, без поддержки видео, было произнесено Айли перед монитором ноут-блока в полном одиночестве, в своей маленькой квартире на Альберт-стрит, и исходный файл она не сохраняла…
Даже если бы сохранила, с доказательствами были бы проблемы. Когда сотрудники ОАН и шотландская полиция безопасности (человеческий терроризм — в их компетенции тоже) прибыли на Альберт-стрит, в съемной квартире госпожи Барнетт уже кто-то побывал.
Портативный ноут-блок исчез.
Первая версия, касающаяся того, что госпожа Барнетт забрала гаджет с собой при бегстве, отвергалась ею самой в процессе допроса, даже под «Взломщиком».
То, что ее горем, двойным горем матери и дочери, ловко воспользовались, становилось все более очевидным, но не снимало с нее вины. Чудовище и жертва в равной степени. Leanbh eiri Amach… Никаких оправданий себе она и не пыталась искать. На меня смотрела с настороженным раздражением, которое граничило с острейшей неприязнью. К таким взглядам я давно привык. За все время Бунта Айли не притронулась к оружию, оставаясь идейным вдохновителем и одновременно — символом Сопротивления, кроме…
Кроме одного-единственного раза. Я же говорил, что неведомому стрелку, чья пуля пробила мое левое легкое, не хватило практики. Откуда бы практике взяться у Айли Барнетт, если до Бунта она никогда не стреляла?.. Наши пути пересеклись единственный раз, в Инверари. Она там скрывалась какое-то время, а я ловил по относительно плохо проверенной агентурной информации. Выстрел был произведен из максимально удаленной точки, и точку нашли — на пятом этаже недостроенного здания близ порта, довольно быстро после инцидента. Разумеется, укрытие было покинуто мятежниками, там обнаружили только гильзы и всякий брошенный впопыхах хлам.
Во время следствия я заговорил с госпожой Барнетт только единожды, выпроводив дознавателя за дверь и позволив женщине задать несколько интересующих ее вопросов. Я буквально кожей ощущал, что она морально не сломлена и даже надеется на некоторый реванш с финальным самопожертвованием, не подозревая, что замысел уже раскрыт…
А еще я чувствовал то, на что, в общем-то, совершенно не имел права. Физический интерес к обвиняемой, выстреливающий типичными мужскими вопросами самому себе. Эти вопросы частенько крутятся в голове, когда встречаешь привлекательную особу женского пола. Красивая девушка, поймав на себе заинтересованный мужской взгляд, обычно думает следующее:
— О! Сейчас он спрашивает себя, достаточно ли у него внутренней смелости подойти ко мне для знакомства!
Ничуть, поверьте на слово. Он спрашивает себя вот об этом:
— А интересно, как будет смотреться мой член между ее розовых пухлых губ?
Я прекратил посещать допросы Айли Барнетт. Скоро ее не станет, и незачем волновать себя понапрасну.
До заседания трибунала оставалось десять дней.
* * *Многочисленных свидетелей, естественно, для дачи показаний в тюрьму на острове никто не вызывал. Для этого годился тот самый кабинет в воинской части Эльфийской гвардии, который предложил мне полковник Шейрвэйс, временно поступивший под мое командование с момента приезда в Шотландию.
Свидетели, приходившие в этот кабинет, были особыми. На первый взгляд они не имели никакого прямого отношения к Бунту, никоим образом не рассматривались в качестве подозреваемых, но, так или иначе, знали зачинщиков Бунта, иногда — очень и очень близко.
Как, например, эльф-дроу, сидящий сейчас напротив моего письменного стола в кресле для посетителей. Такое ощущение, что все эти звезды шоу-бизнеса живут в каком-то поле искаженной реальности!
Рев мотора мощнейшего байка огласил прибытие вызванного свидетеля с десятиминутным опозданием. Лицо вошедшего в кабинет дроу недвусмысленно выражало недовольство. Ему пришлось оставить своего двухколесного монстра на стоянке снаружи высокой ограды воинской части, протопать мимо КПП, где ему пробили электронный пропуск, а потом еще подняться на третий этаж — без всякого лифта, естественно. Недовольство усугублялось тем, что этому «гостю» пришлось отменить концерты в Англии. Регулярно паромное сообщение с этим островом до сих пор было прервано, только туристов вывезли, и все.
После обмена приветствиями дроу плюхнулся в кресло, заложив ногу на ногу.
Готов поспорить, он явился сюда в том же прикиде, в каком вышел бы на сцену отыграть рок-концерт: черная кожа с кучей заклепок, где надо и где не надо, байкерские ботинки… Рок-идол, чтоб его! Интересно, у него там василиски из яиц не выведутся в условиях нагреваемых майским солнышком кожаных штанов?! Ну да, и гитару с собой припер в чехле, не решившись оставить вместе с байком. Догадываюсь, что стоимость музыкального инструмента куда выше, чем у внутренней отделки всего административного корпуса воинской части.
Люди почему-то уверены, что все эльфы от природы дико музыкальны. Как бы не так! Мне, скорее всего, гоблин оттоптал оба уха еще в раннем детстве. Орать на плацу строевые песни я еще более-менее научился, а вот что-то сверх оного мне не дано. Если я буду заниматься музыкой ежедневно, то добьюсь, какого-никакого, успеха для сольного выступления перед бойцами в казарме, которые будут дружно хлопать полковнику, а потом по горячим следам сочинят гнусный пасквиль.