Иствикские ведьмы
– Да, они прочли о том, что случилось, ведь об этом писали все газеты штата, кроме «Уорд». Когда кто-то, не я, сказал им, что это тот самый дом, профессор Хэллибред посмотрел на лестницу и сказал, что Клайд был, должно быть, умным человеком, если сделал веревку такой длины, что его ноги не достали до ступенек. Я сказала: «Да, мистер Гэбриел был очень умным, знал латынь и читал эти мудреные
книги по астрологии». Кажется, я становлюсь слезливой, когда вспоминаю Клайда, потому что миссис Хэллибред положила мне руку на плечо, и это был жест адвоката. Впрочем, полагаю, это помогло продать дом, даже поставило их в такое положение, что они едва ли могли отказаться.
– Как их зовут? – спросила Александра, беспокоясь, что банка с супом из моллюсков, которую она разогревала на плите, могла выкипеть.
Голос Сьюки в телефонной трубке болезненно просил, чтобы в нее влили свежих жизненных сил, и Александра пыталась отреагировать, проявить интерес к людям, с которыми не была знакома, но клетки ее были уже так засорены знакомыми и теми, которых она едва знала, друзьями, которых она любила, а потом забыла. Во время одного круиза на «Коронии», двадцать лет назад, который они совершили с Озом, завязалось достаточно знакомств, чтобы хватило на всю жизнь, – соседи по столу, пассажиры, что сидели рядом с ними в ветреный день на палубе, завернувшись в одеяла, и пили в одиннадцать свой бульон; пары, которые они встречали в полночь в баре, стюарды, капитан с квадратной рыжеватой бородкой; все были такими дружелюбными и вызывали интерес, потому что они с Оззи были молоды, а молодость, как и деньги, заставляет людей ей прислуживать. Плюс те, с кем она вместе ходила в школу и в колледж в Коннектикуте. Парни на мотоциклах, воображающие себя ковбоями. Плюс миллион лиц на улицах города, усатые мужчины, женщины, останавливающиеся и нагибающиеся, чтобы поправить чулок в дверях обувного магазина, непрерывный поток машин – лица сидящих в них похожи на яйца в картонной упаковке – все реальные, имеющие свои имена и души, как они утверждали, теперь спрессованы в ее мозгу, подобно мертвым серым кораллам.
– У них приятные имена, – охотно продолжила Сьюки. – Артур и Роза. Не знаю, понравятся ли они тебе, они кажутся скорее прагматиками, чем художественными натурами.
Одной из причин депрессии Александры было то, что Даррил вернулся несколько недель назад с ответом из Нью-Йорка от менеджера галереи на Пятьдесят седьмой улице, тот считает, что ее скульптуры слишком похожи на работы Ники де Сент-Фалль. Кроме того, две из трех были возвращены поврежденными; Ван Хорн взял с собой Криса Гэбриела, чтобы тот помог вести машину (Даррил впадал в истерику на Коннектикутской магистрали: грузовые машины прижимали его, шипели и сталкивались с ним бортами, омерзительные толстые шоферы свирепо глядели вниз из своих высоких, грязных кабин на его «Мерседес»). А по дороге домой, в Бронксе, они подобрали хичхайкера – так что скульптурки псевдо-Нана, ехавшие на заднем сиденье, пришлось сдвинуть, чтобы расчистить место. Когда Александра показала Ван Хорну погнутые конечности из непрочного папье-маше и один совсем оторванный большой палец, его лицо покрылось пятнами, глаза и рот приоткрылись, тусклый левый глаз вылез из орбиты и сдвинулся по направлению к уху и слюна побежала из углов губ.
– Боже мой, – сказал он, – бедное дитя стояло на Диган в паре кварталов от самых ужасных трущоб в этой дерьмовой стране, его могли обмануть, убить, если бы мы не подобрали его.
«Он мыслит как таксист», – осознала Александра.
Позже он спросил:
– Почему, наконец, тебе не попробовать работать в дереве? Думаешь, Микеланджело тратил время на старые газеты, вымазанные клеем?
– А куда уедут Крис и Дженни? – спросила она, собравшись с мыслями.
У нее на уме были, также смущавшие ее, мысли о Джо Марино, который, даже признавшись, что Джина опять беременна, становился все более нежным и, приходя в условленное время и бросая палочки в ее окна, со всей серьезностью беседовал с ней на кухне (она больше не пускала его в спальню) о том, что уходит от Джины и они поселятся с четырьмя детьми Александры в доме где-нибудь поблизости, но не в Иствике, может быть, в Коддингтон-Джанкшн. Он был застенчивым, скромным человеком и не думал о том, чтобы найти другую любовницу; это было бы предательством по отношению к команде, которую он собрал. Александра продолжала резать правду о том, что предпочитает жить одна, чем быть женой водопроводчика; ей хватило Оза с его охрой. Но такие снобистские и недобрые мысли заставили ее чувствовать себя виноватой настолько, что она смягчилась и пустила Джо к себе в постель. Александра за зиму прибавила семь фунтов, и этот небольшой излишек жира, возможно, затруднял ей достижение оргазма; голое тело Джо представлялось ей инкубом, и, когда она открывала глаза, ей казалось, что шляпа уже у него на голове, эта нелепая клетчатая шерстяная шляпа с крошечными полями и переливающимся коричневым перышком.
Или, может, кто-то где-то завязал aiguillette сексуальности Александры.
– Кто знает? – спросила в свою очередь Сьюки. – Похоже, они сами не знают. Мне известно, что они не хотят возвращаться туда, откуда приехали. Дженни совершенно убеждена в том, что Даррил близок к тому, чтобы совершить открытие в своей лаборатории, и хочет внести всю свою долю от продажи дома в его проект.
Это потрясло Александру и поглотило все ее внимание – или потому, что любой разговор о деньгах действует магически, или потому, что ей не приходило в голову, что Даррил Ван Хорн нуждался в деньгах. Что онивсе нуждались в деньгах – выплаты пособий на детей все чаще и чаще задерживаются, дивиденды снижаются из-за войны и перегревшейся экономики, родители не хотят повысить хоть на доллар плату Джейн Смарт за получасовые уроки фортепьяно, новые скульптуры Александры стоят меньше, чем газетная бумага, измельченная для их изготовления, Сьюки должна неделями тянуть улыбку во время продажи, – допускалось. Особенный шик их маленьким торжествам придавала расточительность в виде целой бутылки «Wild Turkey», или баночки цельных кешью, или банки анчоусов. И в эти времена народных волнений, когда целое поколение торгует и потребляет наркотики, реже, чем когда-либо, приходила украдкой чья-нибудь жена за граммом сухого ятрышника, чтобы подмешать его в любовный напиток для слабеющего мужа, или вдова, любительница птиц, которой нужна белена, чтобы отравить соседского кота, или робкий подросток, надеющийся купить унцию дистиллированного гроздовника или мази из вайды, как будто это воздействует на мир с его еще гигантскими возможностями, как соты набитый неоткрытыми сокровищами. Под покровом ночи, хихикая, только что освободившись от домашних обязанностей, ведьмы обычно отправлялись при свете неполной луны собирать те травы, которые устроились в редком и тонком звездном узле с подходящей почвой, влажностью и освещенностью. Их магическая продукция почти не находила сбыта, таким банальным и распространенным стало колдовство; но если они были бедны, Ван Хорн был богат, и они наслаждались его богатством в темные часы праздника, попав на него из своих жалких солнечных дней. Эта Дженни Гэбриел могла предложить ему свои деньги, и он мог согласиться, это была сделка, которую Александра не могла предвидеть.
– Вы говорили с ней об этом?
– Я сказала ей, что считаю это безумием. Артур Хэллибред – преподаватель физики, он считает, что опыты Даррила совершенно лишены научного обоснования.
– Разве не то же самое говорят все ученые, лишь только у кого-то появится новая идея?
– Не защищай его, дорогая. Я не знала, что тебя это интересует.
– На самом деле меня не интересует, что Дженни делает со своими деньгами, – сказала Александра. – Не считая того, что она тоже женщина. Как она реагировала, когда ты ей это сказала?
– Ой, знаешь, вытаращила глаза, а ее подбородок еще больше заострился, и казалось, что она меня не слышит. Под ее покорностью скрывается такое упрямство. Она слишком хороша для этого мира.