Вернуться домой
Опять взяла небольшую паузу, но тут же решительно тряхнула головой, продолжая.
— Нет, тяжело вспоминать даже сейчас, не буду, да и времени у нас с вами не так уж и много. В любой момент может подойти наша машина, все ремонты когда-то кончаются.
Слегка передвинув свой рассказ во времени, продолжила.
— После очередного поражения войск Колчака, его пленения, перед нами встал самый главный и страшный вопрос — куда бежать и бежать ли вообще? Одни предпочитали уходить дальше и дальше на Восток. А там что? Там тупик, только океан, и далее Америка при условии, что вам хватит сил, здоровья, средств и удачи. Второй вариант — это направление на Харбин. Этот путь был ближе и главное — дешевле, что было немаловажным для многих. Еще один важный фактор. В Харбине уже в те годы жило очень много русских. Был и третий вариант — не бежать никуда. Остаться в небольшом сибирском городке — и будь что будет. Все-таки своя, родная земля не выдаст. Люди измотаны физически, а более того, морально. Денег и прочих накоплений уже не было. Большинство было уверено, что это российское сумасшествие долго не продлится, вот и выбирали последний вариант.
Мы с Сашенькой до сих пор хорошо помним, как наши родители на совместном семейном совете почти до рассвета решали, что делать дальше. Американский вариант после долгого обсуждения был отвергнут. Причина была не в материальных затратах. Просто родители считали, что это совершенно чужая и далекая страна. Все вынуждены будут осваивать новый язык, на это уйдет определенное время, и это повлияет на образование детей. К тому же все были уверены, что через полгода, максимум год, вернемся домой. Третий вариант даже не рассматривался. Огромная масса беженцев, разрозненные воинские соединения, казачьи полусотни и прочий разношерстный люд — все это двинулось на Харбин.
Саша взяла паузу, замолчала. По ее отсутствующему взгляду можно было догадаться, что она сейчас там, в этой огромной массе людей, теряющих Родину и движущихся в неизвестность. Очнулась от воспоминаний довольно быстро, слегка наклонилась к мужу и тихо прошептала: «Все хорошо, у нас с тобой все хорошо».
У меня, постороннего человека, мелькнула мысль — это и есть их семейное, а может быть, даже родовое заклинание — «все хорошо, у нас все хорошо». Именно оно помогало им все десятилетия выжить и пережить все то черное, что, несомненно, выпало им в жизни.
Повернувшись ко мне, она вздохнула и с нотками извинения в голосе сказала:
— Молодой человек, вы уж извините меня, старуху, но даже сейчас, через столько лет, я не в силах рассказывать вам в подробностях о нашем беге на Харбин.
Я попытался ей что-то ответить. Она легким жестом руки прервала мои жалкие потуги. Продолжила рассказ.
— Вся огромная масса людей, уходящих в эмиграцию, теряла свои корни, опору в этой жизни. Солдатики, офицеры, казаки, прапорщики уже успели навоеваться в «германскую». Успели пролить своей кровушки и, наверное, еще больше чужой. Затем — опять кровь, уже российская, как с одной стороны, так и с другой, но она своя. Все это сказывалось на людях. Озлобленность на все и на всех, агрессивность, драки, стычки с применением оружия происходили постоянно, зачастую просто «на ровном месте», по пустякам. В последние годы там, во Франции…
Она махнула рукой в сторону, где, как она полагала, находилась Франция.
— Нам с мужем довелось посмотреть несколько советских фильмов, относящихся к тем временам и событиям. Я не буду говорить об идеологической составляющей этих картин, но скажу честно и думаю, что Сашенька со мной согласится. В большинстве этих фильмов сцены и страшные события из той нашей жизни, в Китае и Франции, показаны очень правдиво. Зачастую даже слегка сглажены. Актеры подобраны — просто чудо!
— В Харбине родителям немного повезло. Им удалось снять небольшой домик на четыре комнаты, в котором мы и прожили достаточно долго. Отцы сумели устроиться на работу. Сашенькин отец работал на незначительной должности в администрации города, а мой папа устроился в китайскую фирму, занимающуюся экспортно-импортными операциями с Европой. Нас определили в русские гимназии, которых в те годы в Харбине было несколько. Город напоминал растревоженный осиный рой. Пчелы-люди жужжали, гудели, метались и кусали, кусали себе подобных. Отцам каким-то чудом удалось не втянуть себя ни в какие партии и группировки. Работа-дом-дети, так изо дня в день, из года в год. Нам с Сашенькой периодически устраивались импровизированные домашние экзамены. С каждым годом лица отцов все более и более мрачнели. Уровень преподавания в гимназиях их явно не устраивал.
В противоположном конце зала на «интуристовской» стойке зазвонил телефон, Жорка поднял трубку. Выслушал. По выражению его лица и взгляду, направленному в нашу сторону, было ясно, что разговор идет о моих рассказчиках. До меня донеслось:
«…Ну вы даете, и что я им скажу?»
— Мне не надо приблизительно, примерно. Короче, я им говорю, что через тридцать минут, а вы уж там крутитесь, как хотите.
Бросил трубку. Несколько минут для видимости рылся в бумагах — и направился в нашу сторону.
— Прошу прощения, извините ради бога, но у меня не очень хорошая новость, — начал он. — У вашей машины, поломка оказалась довольно серьезной, сейчас мне сказали, что из Сочи за вами вышла другая, но она будет не раньше, чем через тридцать-сорок минут. Приношу вам наши извинения за задержку.
Жорка понимал, что в этой парочке туристов главную «партию» ведет жена. К ней он и обращался. Я посмотрел на мужа, он хитровато улыбнулся и подмигнул мне. Сделав серьезное лицо и выждав паузу в пламенно-покаянной речи Жорки, ответил:
— Это хорошо, молодой человек, что вы упомянули Бога, но знаете ли вы, что происходило в некоторых странах с гонцами, приносившими плохую весть?
Жорка, «подбитый на взлете», чуть не поперхнулся. Только теперь он повернул голову в сторону главы семьи.
— Но я не персидский шах, а вы не мой гонец, — улыбаясь, продолжил Сашенька.
— Поэтому наказание вам будет намного легче. Пожалуйста, закажите нам кофе, оттуда идет такой аромат, что просто сил нет терпеть.
И он махнул рукой в сторону барной стойки.
— Надеюсь, вы тоже будете кофе? — спросил он, повернувшись ко мне.
Смеясь, я только кивнул головой.
— Пожалуйста, не убивайтесь так за нас, мы хорошо сидим, разговариваем. Подумаешь, какие-то тридцать минут. Что они значат в нашем возрасте?
— Да-да, конечно!
Жорка развернулся и рванул к бару.
— Что-то ты, батенька, расхрабрился, какой тебе кофе с твоим-то сердцем?
— Какой, какой… Черный кофе. Да из турочки, да на песочке. Имею я право выпить хорошего кофейку в России?
— Имеешь, имеешь, дорогой, но мне еще надо довезти тебя до Парижа!
— А надо ли, Саша?
— Ну вот, вы только посмотрите на него на старости лет он стал просто неуправляем.
Она отвернулась от него и сделала вид, что надула губки. Подзуживая ее, он добавил:
— А вот если бы ты заказала нам с молодым человеком еще по рюмочке коньяка…
Саша не дала ему закончить фразу.
— Да ради Бога, дорогой, только предварительно узнай номер телефона похоронного бюро, окажи мне, пожалуйста, последнюю услугу! Нет, это ж надо, как распушил хвост!
Он притянул жену к себе, уткнулся носом в ее шею, громко зашептал:
— Все, все, я же шучу!
Жена погладила его по совершенно седой голове. Через несколько минут вернулся Жорка, осторожно неся перед собой маленький подносик с тремя маленькими чашечками ароматного кофе. Уж что-что, а кофе наш бармен умел варить!
Имел свой, особый рецепт. В молотый кофе он добавлял немного молотой корицы и гвоздики. А разлив по чашечкам, слегка присыпал тертым шоколадом. Получалось просто великолепно. Почти хором мы поблагодарили Жорку. Меня он одарил не очень приветливым взглядом. Оно и понятно. Какому начальничку приятно, когда его видят в роли «гарсона». Убедившись, что кофе очень горяч, Саша продолжила рассказ.