Острие лезвия, ветер и любовь (СИ)

— Сули? Я ведь пошутил.
— Пошутил? Уверен? А может меня стоит лучше запереть где-нибудь, вдруг я не справлюсь со зверем и убью вас всех, пока мы будем в походе? Не плохая ведь идея, — оборотень остановилась, когда Боромир перестал отступать, и тяжело вздохнула, стоило тому коснуться её щеки.
— Я не очень понимаю, что нашло на тебя, но если ты расстроилась из-за моих слов — прости. Я не хочу обидеть тебя, волчонок, — он говорил так искренне и с такой не скрываемой дружеской любовью, что девушка невольно поддалась вперёд и обняла человека, ощущая под щекой биение чужого сердца — чуть ускоренное, взволнованное.
— Хочешь я, правда, пойду с тобой? — предложил с небольшой опаской гондорец.
— Нет, — нехотя оборотень отстранилась и провела рукой по лицу. — Я сама дойду, Боромир. Тебя там ждут, — слабая улыбка и вот воспитанница владыки эльфов уже уходит. Мужчина не пошёл следом. Спасибо ему за это.
Девушка вышла на площадь на другой стороне от конюшни, там она и увидела Леголаса — единственного пешего эльфа среди всадников. Лихолесцы прощались.
Ещё одним другом для оборотня стал гном. Гимли. С ним темноволосая не была знакома до Ривенделла, но отца его пару раз видела мельком здесь же — именно старый гном и познакомил Хранителей Кольца друг с другом. День да через день, вдвоём, Гимли и Сули, прогуливался по городу, и рыжебородый рассказывал, что девушка произвела неизгладимое впечатление на его отца.
Как-то неожиданно гном возник рядом.
— Следишь за эльфом? — хмыкнул он в густые рыжие усы. — Хорошее время выбрала, царевич как раз один из своих останется в городе. Пропадёт — не сразу хватятся.
— Только не говори, что и ты считаешь, что я хочу его убить, — очередная шутка, которая почему-то уколола слишком больно. Гимли пожал плечами.
— Немудрено, что все так считают. Видела бы ты, как ты на него смотришь. Если бы взглядом можно было убивать, Хранителей было бы девять, — и, договорив, засунул большие пальцы за широкий пояс и стал покачиваться от нечего делать с пятки на носок. — Я уж лучше тут постою, посмотрю.
Сули фыркнула и затихла.
— Я сильно ненавижу его, Гимли?
Сейчас события минувших дней будто враз сложились в единую картинку, всё то, что темноволосая не замечала прежде, вмиг нашло своё место в общей истории. Она злилась, срывалась по пустякам, избегала и, как сказал Гимли, прожигала взглядом — но это было неосознанно. И от этого было не легче.
— Мне кажется, ты ненавидишь, но не его, — проговорил гном и неспешным движением огладил бороду. — Он напоминает тебе о чём-то. Хм. Или о ком-то.
Медленно, девушка кивнула.
— Один из его родичей причинил большой вред моей семье, — созналась она и прикрыла глаза. Прежде Сули ещё никому этого не говорила.
Принц не виноват во всём случившемся, он ведь и не знает ничего. Удивление Леголаса и восторг от первой встречи с оборотнем были неподдельными — он не лгал темноволосой, а Трандуил действительно скрыл всё от сына.
— Значит кровная месть, да? Опасное это дело. Опасное и не имеющее конца, — приговаривал рыжебородый.
— Но я не хочу ему мстить. Мне не зачем, — воспитанница Элронда открыла глаза и вдруг произнесла, ясно поняв, что: — Принц не виновен в том, что случилось. И я не должна ненавидеть его.
Гном вздохнул и вытащил длинную деревянную трубку, а следом кисет. Последний всадник-эльф скрылся за воротами, и оборотень сорвалась с места.
— Не должна… хм, — проворчал гном оставшись один. — Правильно говорят: «любовь и ненависть — две стороны одного», и оба этих чувства нам неподвластны.
Самые сложные отношения из Братства у Сули были с принцем из Лихолесья.
Под пристальным взглядом рыжебородого гнома, что уже успел раскурить трубку, девушка целенаправленно шла к Леголасу. Эльф стоял спиной к ней и смотрел в след своим родичам. Те возвращались домой, в родное Лихолесье. Родное Лихолесье. Сули остановилась. Родное, чтоб его, Лихолесье! — и обхватила ладонью ладонь, опустила голову, часто дыша. Глаза её пожелтели.
Зарычав, она бросилась бежать.
  
Глава 7. О землях стаи
 
Рассвет наступил слишком рано; Сули уже не спала. Она стояла на балконе и смотрела на город. Почти весь. Как на ладони. Первые солнечные лучи разливались по улочкам, заглядывали в окна, рассказывая жителям города, что настал новый день. Если бы оборотень только могла, она остановила бы время на этой самой секунде, чтобы запомнить каждый лучик, каждую улицу и каждое окно.
Сули вдруг стало страшно, а предчувствие горчило на языке.
— Надеюсь, я всё же не в последний раз смотрю на тебя, Ривенделл, — прошептала она, отступила назад, но двери, ведущие на балкон, закрывать не стала.
У кровати лежала распухшая от одежды (на случай если придется в спешке обернуться волчицей) сумка, которую девушка собрала вчера поздним вечером. Сули легко подхватила её и направилась к двери, ведь солнце поднялось уже высоко, чтобы оборотень и дальше могла оставаться в комнате — не хотелось заставлять ждать остальных.
Девушка непроизвольно вздрогнула, когда дверь в покои за ней неслышно закрылась. Будто отрезала Сули от чего-то родного. Стены тёмного и пустого коридора окружили её, неумолимо давили со всех сторон. Что же это? Помнится раньше здесь было не так безрадостно.
Оборотень, будто стыдясь, брела, низко опустив голову. Волосы упали на лицо, и стало ещё темнее.
— Сули?
Девочка и не заметила, как чуть не врезалась в эльфийку. Она брела по коридору, склонив голову и с каждым шагом всё сильнее пиная подол платья.
— Мама, — темноволосая подняла взгляд и легонько улыбнулась, наспех заправляя растрепанные волосы, закрывавшие прежде лицо, за уши.
— Что-то случилось? — участливо поинтересовалась Келебриан, взяв воспитанницу за руку. — У тебя очень расстроенный вид.
— Нет, — Сули хмыкнула и быстро выпалила, отвернувшись от эльфийки. — А можно я не поеду в Лориэн? — голос её чуть дрогнул.
Келебриан едва заметно нахмурилась и две тонкие, но по-эльфийски изящные линии пролегли между бровями.
— Тебе ведь всегда нравились наши поездки? — аккуратно начала владычица Раздола.
Девочка молчала, переминаясь с ноги на ногу и перебирая серую ткань юбки, но стоило эльфийке только коснуться ладонью её длинных мягких волос, Сули тут же порывисто обняла Келебриан и та негромко вздохнула от неожиданности.
— Не хочу больше уезжать, — проговорила девочка неразборчиво, ощущая под щекой приятную на ощупь ткань платья. — В прошлый раз мы вернулись домой почти на месяц позже, чем хотели, вдруг в этот вообще не вернёмся?
Келебриан улыбнулась, медленно гладя воспитанницу по волосам. В прошлую их поездку в Лотлориэн в обратный путь пришлось тронуться куда позднее, нежели планировалось, а всё из-за отряда орков. Галадриэль убедила дочь остаться в городе до тех пор, пока лориэнские эльфы не решат эту проблему.
— Сули, — позвала Келебриан воспитанницу, — Ривенделл — твой дом и ты всегда сможешь вернуться сюда, когда того пожелаешь, — темноволосая подняла голову и взглянула в чистые голубые глаза эльфийки. — Никакие орки не помешают тебе это сделать.
Оборотень поправила волосы и взяла сумку в другую руку. Пусть этот коридор и располагался на западной стороне, но солнечные лучи добирались и сюда.
— Если захочу, то вернусь, — повторила она давно произнесенные слова матери. — Кто ж меня остановит? — и вдруг воскликнула: — Ой! Что же это я.
Развернулась, взмахнув короткими волосами, и побежала обратно. В своих покоях девушка забыла мечи — подарок старого друга. Вздохнула, сетуя на свою забывчивость, закрепила их на поясе (зря она, что ли, с Боромиром столько тренировалась?) и в последний раз окинула комнату взглядом. Всё те же рисунки, те же книги, куча одежды на кресле и неизменная кукла в зелёном платье.