Проданная (СИ)
— Пить надо меньше.
— Ага, ага, точно так, — покивал горожанин. — Так энто, вы дадите мне лекварство?
— Здесь снадобье от похмелья, — почти неуловимым жестом показал травник на одну из многочисленных полок. Диара поняла, что это говорится для неё. Когда горожанин ушёл, расплатившись за снадобье, она добросовестно записала в тетрадь, что господин Эурелиус продал и за сколько.
Следующие несколько часов (а посетителей принимали до четырёх часов вечера) она едва успевала записывать. Народу было много с самыми простыми заболеваниями, вроде болезни руки, ноги или головы. Травник с невозмутимым видом отдавал им снадобья и получал деньги.
Под конец приёмного дня, около четырёх часов (по старым большим часам, висевшим в зале над столом), пришёл один странный посетитель.
— Господин Эурелиус, мне нужно поговорить с вами наедине.
— Говорите, — травник был немногословен, но он не сделал Диаре ни одного жеста, который можно было бы расценить, как то, что он её прогоняет. Поэтому она осталась, преспокойно сидеть на своём стуле. Хотя она бы с удовольствием отправилась в столовую, например. Есть хотелось просто неимоверно.
— Эм… — Помялся мужчина, потом всё-таки продолжил. — Понимаете, мне нужно особое снадобье, такое, чтобы забыться.
Диара только сейчас разглядела глубокие морщины на лице мужчины и мешки под глазами. Видимо, какое-то горе мучило его. Травник молчал, словно что-то взвешивал, потом ответил:
— Простите, я не работаю с дурман-травой. Это запрещено законами нашей Империи. Поищите себе какое-нибудь дело, чтобы забыться.
— Конечно-конечно. Простите, — мужчина вышел из комнаты, ссутулившись и опустив плечи, как будто потеряв последнюю надежду. Диара услышала, как гулко хлопнула входная дверь
— Зачем вы солгали ему? — Тихо спросила она, сама не понимая, как, а главное зачем осмелилась задать вопрос травнику.
— Я не солгал, — спокойно ответил он ледяным голосом. — Дурман-траву я использую только для личных опытов и никогда не продаю. А если человек слишком слаб, чтобы пережить своё горе и ищет забвения, пусть идёт в ближайший трактир, — Жёстко ответил он.
— Это слишком жестоко, — гневно воскликнула Диара, на секунду забыв, с кем разговаривает.
— Жестоко — это изо дня в день вспоминать о том, что прошло и уже нельзя вернуть, мучая и себя и других. — Внезапно вспыхнули пламенем холодные глаза. Диаре показалось, что она увидела бурю за толстой ледяной стеной, которая бушует, не найдя выхода. — К тому же, — добавил травник уже спокойнее, — не всякую тоску можно утолить дурман-травой.
Пока Диара раздумывала над его словами, Эурелиус встал и направился к двери, чтобы закрыть её. Приём закончился.
— Дай посмотреть твои записи, — она вздрогнула — так близко внезапно очутился травник. Прямо за спиной, чуть-чуть наклоняясь и заглядывая через плечо в её записи. Она слышала его дыхание. Вполне человеческое, ни капли не ледяное. Как будто не было между ними сейчас этого разговора. Может быть, ей это только показалось? Диара подавила неуместное желание повернуться, чтобы рассмотреть травника. Она подвинула ему тетрадку с записями.
— Хорошо пишешь. — Если это была похвала, то звучала она слишком равнодушным тоном. — Где ты училась имперскому?
— В пансионе госпожи Карст, недалеко от Гаста.
— Ты была хорошей ученицей, верно? — Внезапный вопрос травника застал Диару врасплох. Она теперь всё-таки повернулась так, чтобы видеть его лицо. И ей на долю секунды показалось, что за ледяной стеной, которой господин Эурелиус отгородился (только ли от неё, или от всех?), промелькнуло какое-то человеческое чувство.
— Да, — она не видела смысла скрывать. И ещё почему-то злилась. Какое до неё дело человеку, который, по сути, купил её?
— Ты злишься, — он сказал это утвердительно, хотя Диара была уверена, что по её лицу нельзя прочитать, о чём она думает. Запоздало накатил страх. Он что, читает её мысли? Значит он, наверное, знает и про Эдмона. Паника накрыла с головой. Она увидела как почему-то нахмурился травник, потом развернулся и отошёл от её стола. — До завтра можешь быть свободна. Выходить из дома я не разрешаю. Наобед и ужин за тобой придёт Гастин. Надеюсь, в своей лаборатории я больше тебя не увижу.
Развернулся и вышел из зала. Диара вздохнула, потёрла виски руками. После приступа страха накатила усталость. Вот и что ей теперь делать? Из дома выходить нельзя, значит, письмо Эдмону она не отправит, даже имея доступ к писчим принадлежностям. Как бы ещё узнать, какой секрет хранит её хозяин?
Она поднялась в свою комнату и первым делом распахнула ставни. Можно было, наконец-то разглядеть при свете дня, куда её занесло. Из окна действительно открывался замечательный вид. Сельская идиллия. Небольшой сад (правда, очень сильно неухоженный) возле дома, а дальше поля, пестрящие всеми буйствами красок. Возделанные — тёмно-зелёные или уже желтоватые от наливающихся колосьев, невозделанные — разноцветные от полевых цветов. И никакого города, никаких домов. Насколько хватало взгляда только зелень и поля. Хотя судя по количеству посетителей, дом травника просто физически не мог стоять далеко от города.
Диара с упоением вдохнула. Пахло летом, совсем как дома. Она так устала сидеть в темноте и затхлости повозки, что даже не заметила, как наступило лето, а теперь уже скоро сменится осенью. И Эдмон совсем скоро вернётся на каникулы из своего университета. Воспоминания о женихе были тем лучиком, который не давал пасть духом.
В комнате скоро стало скучно. Не зная, чем себя занять, Диара решила поискать библиотеку, очень надеясь не столкнуться в этот раз с хозяином и не забрести случайно в его лабораторию. Если честно, ей вовсе не хотелось его видеть. Но вряд ли было возможно этого избежать, тем более, если в этом доме принято входить в комнату к девушке без стука. Но она справедливо рассудила, что запрета бродить по дому он ей не давал, значит и не сможет придраться, к тому, что она куда-то вышла кроме своей комнаты и столовой.
Где находится библиотека — она не знала. Искать Гастина и спрашивать не было совсем никакого желания, поэтому Диара как и в прошлый раз побрела наугад, справедливо надеясь, что рано или поздно, она выйдет к библиотеке. То ли она очень сильно этого желала, то ли счастье наконец улыбнулось ей, но ближайшая открытая дверь в одном из коридор как раз вела в библиотеку. Книг здесь, конечно, было не в пример меньше, чем в её домашней библиотеке (каждый раз приходилось напоминать себе, что не в её библиотеке, а теперь уже в библиотеке Джефри) и в основном — трактаты по травологии, но пару интересных экземпляров она себе присмотрела. И села читать тут же, рядом, потому что понятия не имела, как воспримет господин Эурелиус такую вольность — как унести книги себе в комнату.
Книга попалась интересная и она незаметно для себя зачиталась, чтобы очнуться от вопроса:
— Разве я разрешал заходить в библиотеку?
— А разве запрещали? — Наконец нашлась Диара после нескольких мгновений молчания, когда первый страх прошёл. И на место ему пришла злость.
— Поскольку я тебя купил, имею право требовать послушания, — невозмутимо отозвался господин Эурелиус. Если утром Диара испытала к нему мимолётное чувство уважения, то сейчас ничего кроме злости и досады он у неё не вызывал.
— Но я же не могу по каждому вопросу беспокоить вас, чтобы спросить разрешения, — попыталась ответить она спокойно, но получилось с издёвкой и едва скрываемой злостью.
— Ты дерзишь мне и злишься, — спокойно ответил травник. — Я не терплю от слуг такого неповиновения.
— Но я не служанка, которым вы хотя бы платите. Я — рабыня! А глупо ожидать от рабов повиновения! — Высказалась она и испуганно замолчала, ожидая встретить бурю негодования. Но к её изумлению, травник издал короткий смешок и подошёл ближе, так, чтобы она могла видеть его лицо.
— И правда, я тебе не плачу. Завтра же исправлю это досадное недоразумение. Ты будешь получать в месяц десять золотых рилов. Но за это я требую послушания.