Красная книга (СИ)

Видимо, вчера, засыпая, он прижимался к ещё не остывшему трупу. Ингвар только что вынырнул из ледяной воды. И тогда человек казался горячим. Так кружка парного молока обжигает пальцы, зашедшему с холода.
Нинсон выбрался из-под шкуры. Растёрся сухим, не испачканным в крови краем.
Ещё раз осмотрел своего соседа. То был настоящий атлет, много времени посвящавший тренировкам или труду. Ингвар не мог сказать, от чего руки атлета покрылись мозолями. От мотыги ли, от весла или от копья.
На загорелой груди мертвеца остался белый след от амулета. Единственное, что на нём сохранилось из прежних вещей — несвежие портки, спущенные до колен.
Нинсон провёл ночь, сжавшись в комок у его правого бока. Левый бок мертвеца был истыкан небольшим ножом. Первый удар пришёлся в шею. А потом парня били сбоку. Часть ударов соскальзывала по рёбрам, оставляя кривые полосы вспоротой на боку и на спине кожи.
Видимо, напавший навалился сверху, прижал бородача и обработал заточкой.
Нет, тогда полос не было бы на спине. Убийца был под ним. И бил правой рукой. Наверняка, та же женщина, что помогла Ингвару вылезти из колодца. И даже укрыла накидкой из шкуры белого медведя.
Две передние лапы с нарочно оставленными когтями в палец длинной должны были лежать на груди, подчеркивая мужественность хозяина. Застёжки, для которых в шкуре имелись обметанные нитью отверстия, были неаккуратно срезаны.
Неподалёку обнаружилось маленькое кострище. Ингвар обследовал место, где ещё вчера лежали дрова. Постарался наскрести ошмётков коры и тонких веточек. Добавил к ним несколько щепок, найденных на пепелище. Но даже эту жалкую кучку не удалось поджечь. Огнива у Нинсона не было.
Руна Кано сегодня не слушалась.
Внутреннего огня не хватало даже на собственную плоть.
Что уж было говорить о попытках разжечь настоящее пламя.
Ингвар знал, что поначалу в большом мире колдовать будет очень сложно, скорее всего, невозможно. И всё равно пытался. Пытался всерьёз, по-настоящему. Ожидая результата. Ощущая себя колдуном, способным работать с Сейдом. И неудачи расстраивали его, уравновешивая напрасные ожидания.
Во все стороны над головой тянулось застиранное небо. Под ногами лежал иссечённый бороздками камень. В центре круглого плато — колодец размером с пруд, где вчера купался Нинсон. Откуда он появился на свет, выбравшись из земляных недр, словно из утробы. Вода, отражавшая облака, казалась твёрдым застеклённым окошком в небо.
Вчера было тяжело отличить, что сон, а что явь.
Но матовая гладкость и однородность чёрных стен колодца не стала казаться правдоподобнее. Никаких следов кладки. Будто с неба упал немыслимый стакан чёрного камня, вонзился в скалу, потеснив породу, а потом наполнился дождями, навсегда сохранив холод и прозрачность небес.
Ни травинки, ни жучка. Ничего живого не было здесь.
Лишь туман, без просветов неба, за границами плато.
Только едва различимый силуэт Матери Драконов проплывал в вышине.
Уголёк вспыхнул чернильной кляксой и обернулся вороном. Взмыл к облакам.
Ингвар обратился к нему, пытаясь разузнать, куда двигаться.
Но призрак фамильяра был, как обычно, глух к просьбам.
Просто нарезал круги, вспарывая белёсое небо своим силуэтом.
Даже в убежище, немало продвинувшись в Сейде, Нинсон так и не нашёл общего языка со своевольным призраком. Ингвар никогда не говорил об Угольке ни с Лоа, ни с Тульпой. Чутьём угадывал, что расспрашивать призраков друг о друге — глупость похлеще, чем расспрашивать одну любовницу о чудачествах другой.
Кутаясь в струившуюся алыми ручейками шкуру, Нинсон сделал ещё несколько кругов по плато. Вниз под крутым углом уходили тропинки, посыпанные мелким белым песком. Дорожки располагались на равном удалении друг от друга. Сойти с них по босоногости будет невозможно. Пространство меж тропок покрывали крохотные камешки. Странные, будто вручную обтесанные пирамидки.
Выбор пути. В самом, клять, буквальном смысле слова.
Ингвар не был следопытом. Он вспоминал, что читал на этот счёт в сказках. Но саги единодушны в этом вопросе. В решающий момент, на ветке обнаружится клок шерсти или лоскут одежды. Попадётся отпечаток ноги в глине. В крайнем случае, у героя появлялся спутник, исполнявший роль компаса.
Или крутобёдрая дикарка в меховом лифе. Убежала.
Или простоватый самозабвенно преданный охотник. Вон лежит.
Или даже зверушка с чутьём на верные тропки. Призрак фамильяра.
Подумав о зверушке, Ингвар ещё раз выжидательно посмотрел на Уголька. Не собирается ли тот, мерзавец, указать путь. Но призрак фамильяра приземлился поодаль. Наклонил голову, совсем как настоящая птица. Наблюдал за Нинсоном, сверкая янтарными глазами. Явно не собирался подсказывать.
Два человека пришли на плато несколько дней назад. Жгли принесённые с собой дрова. Потом у них случилась любовь. Вероятно не совсем добровольная. А у женщины в руке случилась заточка. Или нож с пояса мужчины. Она его убила и обобрала. Оставила только замаранные любовью штаны. И ушла.
Нинсон остановил себя.
Кто бы она ни была — не следовало хаять её. Следовало вознести мысленную благодарность Лоа. Ингвар так и сделал. Постарался особо подчеркнуть в Макутбе, что девушка всё-таки, сначала дождалась его. Помогла вылезти. Накрыла. И только потом ушла.
Ингвар попил из горсти, давая студёной воде нагреться, чтобы не ломило зубы. А потом опустил лицо в воду, чтобы умыться. На дикой глубине, там, где сидела в позе лотоса прекрасная Ишта, проснулась какая-то сила.
Там появился призрак. Не зажегся, как пропитанный маслом факел. А словно уплотнился, соткался из более светлых потоков в женскую фигуру, клубящуюся, как разлитое под водой молоко.
— Таро, — позвала она из сердца горы.
Призраков Ингвар отучился бояться раньше, чем темноты.
Но всё равно от неожиданности выдернул голову. По спине хлестнул тяжёлый хвост мокрых волос. Когда Великан снова опустил лицо, призрака уже не было. Лишь рассеивалась молочная взвесь. Нинсон тяжело по-стариковски поднялся с колен.
Уголёк прыгнул в воду, в полёте раскинув крылья, порскнул чернильными брызгами и превратился в крупную жабу. Плюхнувшись в колодец, пропал из виду.
Уроки этого дня преподавал Ной.
Сначала вода.
Потом холод.
Теперь путь.
Всё это было на совести достославного Кормчего. Надо не сопротивляться. А подыграть. И не сфальшивить. Пожалуйста, только бы не сфальшивить.
— Райд. Райд. Райд. Райд. Райд. Райд. Райд.
Сем рун в честь седьмого Лоа.
Одна из пирамидок полыхнула синим. Потом ещё несколько. Гирлянда огоньков указала путь. Чем громче и яростнее он взывал к руне пути, чем точнее смог бросать её в белый песок, и тем чаще мигали пирамидки по сторонам одной из дорожек.
Райд указывала путь.
Нинсону стало интересно, все ли пирамидки ответят на его выкрики. Или только какие-то определённые. Тогда он приметил одну из тех, что отозвалась на его монотонный напев.
— Райд. Райд. Райд. Райд. Райд. Райд. Райд.
Но только он взял пирамидку в руку, как та сразу потухла. Стала такой же серой, как и остальные. Ингвар попробовал ещё. Но бросить руну больше не получалось.
— Райд. Райд. Райд. Райд. Райд. Райд. Райд.
Ингвар просто произносил название. Это был не Сейд.
Нинсон решил взять потухшую пирамидку с собой.
Может быть, когда-нибудь ещё удастся её раскочегарить.
Великан засунул пирамидку в рот. Руки нужно было оставить свободными, чтобы держать плащ на плечах. Шкура весила чуть не десять килограмм, а застёжек не имела. Покрепче ухватив когтистые лапы, Нинсон попрощался с невольным соседом по покрывалу.
Великан свёл весь погребальный обряд до того, что натянул на мертвеца спущенные штаны, похлопал по плечу и зашагал по указанной мирозданием тропке.
Всё равно не было возможности устроить похороны ни одним из двенадцати общепринятых способов. Даже если наверняка знать, какого Лоа тот более всего уважал при жизни.