Красная книга (СИ)

Нинсон кивнул и сказал тяжёлым басом, прогрохотавшим в застенках:
— Настойчивость смягчает судьбу.
Тульпа замерла. Посмотрела на него, как будто увидела в первый раз.
— Ого. Вот это голосище у тебя. Ничего так. Да и первые слова что надо.
То действительно были его первые слова.
После долгого-долгого молчания.
4 Седьмая Дверь4 Седьмая Дверь — Руна Исса4
Седьмая Дверь — Руна Исса
Ингвару удалось открыть седьмую дверь.
Ключ, походивший на окаменелое щупальце морского гада, нашёлся в мыльнице, под которую был приспособлен тритоний рог. При определённом упорстве можно было затолкать ключ в замочную скважину. Хотя окаменелость немного сточилась о металлические края.
Дверь подалась и Нинсона обдало солёным морским запахом, и шумом водопада.
Прямоугольник света упал в пещеру к ногам Седьмого Лоа по имени Ной. То был пожилой мужчина с коричневой кожей и глубокими просоленными морщинами. Длинные седые патлы, сухие и спутанные, заплетены в несколько неровных косичек, словно в какой-то момент он перестал причесываться, перестал проверять какое именно плетение удержится при постоянном шквале, и поручил ветру заботиться о волосах.
Седая борода покрытая разводами соли. Тонкая безрукавка из рыбьей кожи переливалась тусклыми чешуйками и темнела в местах, где те отслоились. Твёрдая, распахнутая, не имевшая застёжек, это была не одежда, но доспех. Обозначение брони. Символ. Память о том, что сухопутным людям нужна какая-то одежда. Она оставляла видимой часть загоревшего торса, украшенного белыми полосами шрамов.
Три продольных полосы виднелись на каждой стороне шеи.
След удара трёхпалого морского чудища? Белая татуировка? Жабры?
Из-под бороды виднелся амулет — белый, шершавый от соли костяной рыболовный крюк на плотной бечевке, несколькими витками обмотанной вокруг шеи. Великолепное в своей безыскусности королевское ожерелье.
Голые руки, жилистые и сухие, лежали на костяном багре. Древнее оружие, выточенное из кости исполинского животного. Тысяча боевых отметин и потёртостей покрывала его, как выверенная до мелочей резьба.
Набедренной повязкой древнего моряка служила юбка из разноцветных лоскутов ткани, подоткнутые под широкий пояс акульей кожи. Но стоило задержать взгляд, как под серыми разводами проступали цвета. И тогда эти выцветшие тряпки становились флагами затонувших кораблей.
Ной сплюнул, повернулся и молча пошёл вглубь пещеры. Нинсону осталось идти следом. Потолок, мерцая разводами соли, стекал по стенам. Бирюзовый свет шёл от лужиц плотной желеобразной слизи, разлитых под ногами и прилипших к стенам.
Великану приходилось пробираться боком, ссутулившись и согнув колени, чтобы пролезть по тоннелю, по которому спокойно шёл худой и жилистый Лоа. Выбравшись, Нинсон оказался в новой пещере с каскадом небольших водоёмов и одним огромным бассейном и глубоким, на дне которого жила целая колония светящихся водорослей. А из края в край над самой водой протянулась широкая осклизлая доска.
У Ингвара не возникло сомнений — нужно будет идти по скользкому мостику.
Нинсон смело пошёл вперёд. Трусости он боялся больше смерти.
Из доски торчала костяная острога, напоминавшая древний артефакт Лоа. Тонкая, пружинистая, с возвратной верёвкой, с петлёй для запястья, и с наконечником из рога единорога.
Ингвар попытался вынуть острогу. Действовать приходилось левой рукой. Плечо дёргало под коркой запёкшейся огнёвки. Острога сидела прочно. Достав её, Ингвар увидел, что доска пробита насквозь. Представил себе Ноя, походя кинувшего оружие с такой силой.
Лоа говорил короткими предложениями, которые можно было выкрикнуть на одном дыхании. Прокричать напарнику за одну волну или за один взмах весла.
— У меня две руны. Одна зовётся Исса. Она медленная. И холодная.
Нинсон заметил, что под ним, в воде, шныряют сотни больших карпов.
— Брось руну. Захолони рыбу. Ударь острогой.
— Я ранен. Мне как раз такое движение нельзя делать.
— Правда? Серьёзная рана?
Ингвар продемонстрировал плечо, залепленное коркой побуревшей мази. Каждое движение дышало болью. Но сочувствия он не дождался.
— Да мне-то ты зачем показываешь? Рыбе покажешь. Она поймёт. Может, сжалится. Даст пропороть себе брюхо. Чтобы ты, калека, пожрал. Я не знаю как там у вас. У сухопутных. Но здесь у нас, на глубине, рыбы не особо жалостливые. Можешь порыбачить. И с рыбой выяснить, совместимы ли твои ранения с жизнью или нет.
— Совместимы, только вот...
— Не мне, — остановил его Лоа. — Ссы в уши рыбе.
С этого момента Ингвар больше не ныл вслух. Только про себя. И то, без вдохновения, больше по инерции.
Улыбаешься — значит, не сломали.
— Можно начинать?
Ингвар ухмыльнулся и перехватил оружие. Петлю он надел на левое запястье. Бросать тоже собрался левой, правой лишь направляя острогу.
— Погоди, погоди, — совсем по-стариковски сказал Ной. — Сейчас часы налажу.
Он сдвинул камень, и в стене открылась ниша. Рядком висели большие клепсидры. В мирской жизни такие здоровенные не использовались, а вот на кораблях, в залах суда, или на состязаниях атлетов применялись.
В детстве Ингвар думал, что в больших клепсидрах умещается больше времени. И на корабли его с собой берут много, чтобы оно не кончилось где-нибудь в пути. Скорость переливания зависела не только от объёма стеклянного пузыря и размера отверстия, но и от того, насколько густая жидкость обозначала время. В огромной ёмкости, куда был налит целый таз синей жидкости, может плавать всего лишь одна минута. Размер клепсидры определялся не тем, сколько туда должно было вместиться времени, а наглядностью демонстрации.
Но это Ингвар понял уже только, когда вырос. Со временем всегда так.
— А зачем часы?
— Капает. Бей рыбу. Поймаешь, я запущу другие часы.
Из этого следовало, что всего предстояло добыть двенадцать карпов — столько было клепсидр.
— Если будет рыба, я запущу часы. А если не будет рыбы, я запущу акулу. Она тебе поможет с рыбами управляться. А если опять не будет рыбы, я тебя к ней запущу.
— К акуле?
— Да. Они тоже плохо учатся. Тоже тупые.
— А если я всех рыб убью?
— Наступит голод, — недовольно проскрипел Ной. — Океан без рыб погибнет.
— Да нет же, я не про всех вообще, я про...
— Ссы в уши рыбе, — отмахнулся Лоа океана и перевернул клепсидру.
Синяя жидкость потекла тягучими каплями.
Сначала Ингвар растерялся. Сделал пробный бросок. Он не пытался попасть. Хотел только понять, как идёт это оружие. Вспомнить, как работать острогой. Это был самый похожий опыт. Но громоздкий гарпун был куда тяжелее. Сразу же пробил карпу голову. Не понадобилось обращаться к помощи Сейда.
Поддев добычу, Ингвар швырнул её под ноги Ною.
Лоа перевернул вторую клепсидру.
Океан накормит или осиротит, но не похвалит и не отчитает.
Ингвар сразу же ударил в скопление рыбок, заинтересовавшихся облачком крови, которое осталось от предыдущей жертвы. Острога прошла сквозь облачко, но не коснулась рыб.
Великан выдохнул сквозь сжатые зубы. Улыбнулся, через силу. Проламывая улыбкой боль, он представил Тульпу. Но у неё было такое недовольное этим малодушием лицо, что Нинсон сразу же представил Исса.
Исса.
Холодная и ровная грань, туго сжатая до самого минимума — единственная вертикальная линия, основа основ, холод пустоты. Предначертание для остальных рун.
Ледяная руна расплылась по лбу Великана. От воды пахнуло холодом, а кожа покрылась мурашками. Время в клепсидре побежало в три-четыре раза быстрее, чем обычно — капли просачивались вниз с неестественной частотой.
Рыбы вокруг тоже не двигались. Кажется, Исса коснулась и их.
Неловко метнувшаяся в сторону рыбка оказалась пронзена острогой. Добивать её было нечем. Да и клепсидра дожимала последними каплями. Нинсон снял трепыхающееся тело за жабры и бросил Ною.