Стихия (СИ)
Дарина, видя, что я не просто улучшаю физическую форму, но и потихоньку оживаю, постоянно пыталась выпытать, что же творится за стенами этой загадочной школы. Не выдержав, я все-таки нарушила правила договора и рассказала обо всем подруге. Просто не могла не рассказать, я же практически была чертовым спецагентом! Но взяла с нее обещание, что она никому не расскажет. Дарина оказалась в восторге, которым я ее заразила, но любой восторг когда-нибудь заканчивается. Для меня это стало особенно болезненно.
Спустя чуть больше года психолог решила начать завершающий этап терапии, предлагая вернуться к проблеме, которой я все это время упорно избегала, — к чувству вины. Буквально вернув меня к жизни — не к прежней, конечно, но к новому, более ли менее приемлемому ее варианту — женщина в то же время не могла от меня добиться осознания, что моей вины в произошедшем не было. Я упиралась, брыкалась, психовала, прогуливала наши встречи — лишь бы она прекратила попытки убедить меня в невиновности. Я говорила, что именно это чувство позволяет мне двигаться вперед, но психолог всем своим раздражающе спокойным видом пыталась доказать обратное. В конечном итоге меня вместе с отцом вызвали к директору, сообщив, что дальнейшее обучение невозможно без прохождения психологических сеансов. Я уже знала, к чему приведет мое упрямство, но все равно внутри что-то болезненно сжалось, — это место стало мои третьим домом после родного дома и уютной обители Дарины. Папа вздохнул: зная меня всю мою жизнь, он мог определить, когда я пойду на диалог, а когда — наглухо закроюсь в непробиваемой раковине. Спустя пару минут тот факт, что мое обучение сейчас прервется, понял и директор. Попросив отца ненадолго выйти, он какое-то время пристально вглядывался в мое лицо.
— Ника, так не прощаются, — его слова пытались пустить по раковине трещины, но у них не было шанса.
— Я так прощаюсь, — я тоже все это время смотрела ему в глаза, но сейчас не выдержала взгляда и опустила голову. — Как слабачка.
— Нет, ты не слабая: слабые люди уходят отсюда уже дня через два, не желая встречаться со своими демонами лицом к лицу. А ты боролась с ними, и теперь, когда осталось совсем немного…
— Ну хватит уже! — воскликнула я, но мои слова остались без внимания.
— …решила так просто уйти?
— Люди же как-то живут со своими страхами, и ничего, справляются, находят в себе силы жить.
— Разве ты хочешь постоянно находить в себе силы для жизни, а не полноценно жить и дышать полной грудью? Ника, чувство вины — это не страхи, оно не будет толкать тебя вперед и мотивировать на борьбу. Оно тебя сожрет, прости за грубость. А мы можем помочь избавиться от него, ты ведь проделала такую большую работу…
— Я не смогу от него избавиться! — я вскочила со стула, совершенно бестактно завершая разговор. — Чувствовать вину за то, в чем ты действительно виноват, нормально. Вы мне очень помогли за последний год, но больше не нужно. Спасибо вам большое. Я позову папу, чтобы он расписался, где надо, — добавила я и, не попрощавшись, с позором выскользнула за дверь.
Очнувшись от воспоминаний, посмотрела на часы и тихонько застонала: третий час ночи. А завтра еще тащиться в школу… Хотя нет, уже сегодня. Не пойму, с какой стати отрывки из прошлого в последнее время так активизировались, что мешают спать? Надеюсь, это не предсмертное мелькание кадров, и мне не нужно ни к чему готовиться?
На кухне из крана раздражающе капала вода, мешая уставшему мозгу уснуть. Вот это в нашем доме вообще странное явление. Устроившись поудобнее, я закрыла глаза, приказывая дому погрузиться в тишину и не тревожить меня. Кран послушно затих.
_______________________________________
Сонет 28 (У. Шекспир, перевод И. Микушевича)
Глава 3
Мы с Дариной и Гошей сидели в душном и шумном зале ожидания железнодорожного вокзала. Ну, как сидели: я доедала четвертое мороженое, пытаясь хоть сколь-нибудь удобно устроиться на металлическом сидении. Кто вообще их проектирует? Заодно охраняла багаж, пока подруга прощалась со своим суженым, утирая редкие слезинки. Спустя еще несколько минут этой мелодрамы Гоша не выдержал и, поцеловав Дарину на прощание, сбежал. Ну, так все это выглядело для тех, кто не знал, что бедный парень умчался на экзамен — сессия, однако.
Даринкины родители бродили где-то на территории вокзала, так что мы остались вдвоем. Решив воспользоваться моментом тет-а-тета, лучшая подруга завела на прощание старую волынку.
— Ник, пообещай мне, что ты не станешь затворницей и будешь с кем-нибудь общаться. Мне подумать больно, что я оставляю тебя одну почти на целое лето! — по щеке подруги прокатилась слезинка, на одну секунду блеснув на солнце. Да, мне досталась подруга с тончайшей душевной организацией. Я закатила глаза и подняла правую руку:
— Клятвенно обещаю общаться не только со своим отражением в ванной.
— Дура, — шмыгнув носом, улыбнулась Дарина и потянулась за падающим багажом. Правда, когда мы подняли глаза, оказалось, что это родители вернулись, хватая чемоданы
— Пора садиться в поезд, пока там народ не начал толпиться. Давайте-ка вещи, ох, да что же вы там понабрали с собой? Кажется, багаж стал тяжелее, пока вы тут сидели, — смешно ворчал отец подруги, таща чемоданы к вагону. Мы, переглянувшись и пожав плечами, последовали за ним. С Дариной ехала мама — по официальной версии, побоялась отпускать ее одну, хотя на самом деле, по словам подруги, просто захотела дополнительный кусочек отпуска. Обняв вечно болеющую блондинку в последний раз, я затолкала ее в вагон, пока та снова не расплакалась. Помахав ей рукой и постаравшись ободряюще улыбнуться, побрела домой. Чудесно. Вот я и осталась одна на все лето, парам-пам-пам. Главное, снова не начать сходить с ума, а это я могу, умею, практикую.
Проходя мимо какого-то магазина, я мельком глянула на свое отражение в витрине, — идиотская привычка, от которой никак не могу избавиться. Притормозила, присмотрелась повнимательней и заметила небольшое покраснение на правой стороне шеи. Подошла ближе, чтобы убедиться в отсутствии галлюцинаций, дотронулась до покраснения и ойкнула от боли. Странно, с чего бы это? По спине пробежали мурашки.
— Давно ты не проявлялся, — пробормотала я красному пятнышку на шее. Блин, только пообещала не разговаривать с отражением, и вот, пожалуйста. Надо бы поскорей добраться до дома.
Мимо пробежала весело галдящая компания в купальных шмотках, явно с набережной. Из-за необычной жары, пришедшей слишком рано, пляжный сезон давно в разгаре. Я вспомнила, как приятно с разбега плюхнуться в прохладную воду, спасаясь от беспощадного солнца. Вспомнила и вздрогнула: я не плавала уже два года, трусиха.
Практически бегом добравшись до квартиры, облегченно вздохнула, шагнув в прохладный полумрак прихожей. Остановилась перед зеркалом и снова пригляделась к шее. Покраснение исчезло, но вместо него высыпали маленькие красные точки.
— Да что с тобой такое? Я же ничего такого не сделала… — пробормотала я. Решив, что, если не зацикливаться на проблеме, она просто исчезнет, подумала, чем бы можно себя отвлечь. Но все попытки придумать какое-то занятие вытеснялись картинкой веселых купальщиков. Счастливые такие были, чтоб их! Несколько лишних минут на раздумывания так и не исправили ситуацию.
— Ну что ж, — уже во второй раз нарушив обещание, обратилась я к отражению, — попробуем еще раз?
Откопав купальник, бросила его в сумку. Надела абсолютно девчачий сарафан в цветочек, уложила волосы так, чтобы они закрыли красные пятна. По-моему, вид вполне приличный. Может, даже познакомлюсь с каким-нибудь отчаянным парнем, не боящимся трудностей в лице девушек с тяжелым характером. Тогда вообще избавлюсь сразу от двух фобий.
На улице стало совершенно нечем дышать, казалось, солнце планомерно выжигает весь кислород. И, тем не менее, от количества гуляющих людей было не протолкнуться. Видимо, все с таким нетерпением ждали лета, что теперь хотели насладиться каждой его испепеляющей минутой. Добравшись до пляжа, я с грустью стояла и высматривала несуществующее свободное место под солнцем, желательно поближе к воде. Но — какое счастье! — судьба решила сделать мне подарок. Две девушки засобирались уходить с пляжа, и, пока они сворачивались, я успела переодеться.