Подержанные души

– Уже поднялась, – сказал Ривера. – Потому-то я и пришел. У меня в магазине возникла женщина – не вполне человеческая женщина. Темное существо.
– Морриган? – У Мятника перед глазами до сих пор маячили трехдюймовые когти Морриган, раздиравшие стену темного вагона подземки, в котором на него напали. Он содрогнулся.
– Другая, – ответил Ривера. – У этой никаких птичьих черт не было. Просто бледная вся, одета в черные лохмотья, вроде савана. Никаких когтей я не заметил.
– А как вы поняли, что она не просто бомжиха какая-то?
– Она исчезла. Пыхнула дымом – прямо на глазах у моего напарника. Дверь заперта. И еще – она мне сама сказала, мол, зовут ее бянщи. У нее такой акцент сильный был, что я и не выговорю так, как она.
– Банши, – сказал Мятник Свеж. – Это произносится банши.
– Тогда понятно, – произнес Ривера. – Визжала она сильно. Вы ее, значит, встречали?
– Еще десять секунд назад я считал, что банши – миф, но по описанию узнал. Моя бывшая… одна знакомая женщина, в общем, много кельтских легенд изучала после того последнего…
– Тогда вы знаете, что она тут делает?
– Не будучи детективом вроде вас, могу только догадываться, но если б догадываться мне пришлось, я бы решил, что она – тот звук, какой издает Преисподняя, если вы заваливаете говном ее вентилятор.
Ривера кивнул так, словно уловил в этом смысл.
– Она и вправду себя звала “предтечей погибели”.
– Вот и я о том же, – сказал Мятник.
– Но это не все, – продолжал Ривера.
– Ну еще бы.
И Ривера поведал Мятнику Свежу про Императора и его великую цель – записать имена мертвых, иначе их позабудут, а еще про то, что в прошлом добросердый безумец этот несколько опережал полицию в том, что касалось сверхъестественных городских происшествий. Изложив все это, Ривера спросил:
– Ну как – вы считаете, во всем этом что-то есть?
Мятник Свеж пожал плечами.
– Вероятно. Вы мироздание попортили, инспектор, даже не сказать, до чего сильно.
– Вас это как-то не особо расстраивает.
– Да ну? Поскольку мне не нравится попорченное мироздание, я и не мечу говно наружу. – На миг ему стало чуточку лучше: сколько б ни убеждал себя он, что разжал хватку на своей незапаренности, сейчас перед ним стоял человек, которому явно пришлось туже. А затем он взглянул на Риверу, непринужденно стоявшего перед ним в своем итальянском костюме, все складки и черты его четки, как лезвие ножа, и осознал, что легавый… ну, бывший легавый… свою-то незапаренность не профукал. Мир вокруг мог распускаться на отдельные нитки, но Ривера оставался клевым, как ебена мама.
– Так и что же мне делать?
– Я б начал с того, что вернулся к работе.
– Я на пенсии – полу-на-пенсии.
– Я имею в виду сбор сосудов души.
– Думаете, они еще на своих местах?
– Вам бы лучше надеяться, что да.
– А как я их найду?
– Я б начал с ежедневника, где полно имен, инспектор уголовной полиции, – у вас же такое звание было, верно?
Незапаренность Риверы, похоже, немножко дала течь. Он расстегнул пуговицу на пиджаке, очевидно – продемонстрировать, что он перешел в режим действия.
Мятник улыбнулся – ослепительный полумесяц в ночном небе.
– Вы только что расстегнули пиджак, чтобы проще пистолет доставать?
– Нет, конечно, просто у вас тут тепло. Пистолет я ношу на бедре. – И Ривера отвел полу пиджака, предъявляя “глок”.
– Но, несмотря на пенсию, вы все равно во всеоружии?
– Полупенсию. Да, я начал носить с собой прежнюю поддержку. Банши забрала у меня электрошокер. Она меня им дерябнула.
– Значит, она умеет возникать из ниоткуда и вырубать вас?
– Похоже на то.
– Ну что ж, тогда удачи вам, – произнес Свеж, ощущая в себе прибавление незапаренности.
– Я вам позвоню, – сказал Ривера. – Дам знать, как оно пойдет.
– Если сочтете нужным.
Ривера повернулся словно бы к выходу, но затем оборотился к хозяину вновь.
– А вы разве не заправляли джазовой пиццерией в доме Чарли Ашера на Северном пляже?
– Некоторое время. Не станцевалось.
– Вы же там были вместе с той жутковатой девочкой из лавки Ашера?
– Тоже не станцевались.
– Жаль, – произнес Ривера, и похоже было, что ему это искренне. – Может быть круто. Сам я в разводе.
– Нет такого вреда, какой не заполировать, – произнес Мятник. – Девка – это ж просто булки да борзота.
Ривера кивнул.
– Ну, в общем, удачи вам. – Он повернулся и вышел из лавки – вновь клевый, как ебена мать.
Мятник Свеж содрогнулся, после чего взялся за мобильник и принялся прокручивать список контактов. Остановился на номере Лили, но не успел нажать на вызов, чтобы привести в действие еще одну унизительную капитуляцию своей незапаренности, как телефон зажужжал и на экране высветилось: “Буддистский центр «Три драгоценности»”.
– Ба-лляяаттть, – произнес Мятный – медленно и тягостно, выговаривая ненормативное присловье с долгим, тихим сустейном ужаса.
Под стулом Мятника Свежа пробежала игуана в мушкетерском костюмчике и нырнула за полог из бус в кладовку дворецкого, где на перевернутой банке из-под ореховой смеси сидел Чарли Ашер.
– Славная шляпка, – сказал Чарли.
Мушкетер снял ее идеальными ручками (раньше они служили лапками еноту, догадался Чарли) и помпезно поклонился в ответ.
– На здоровье, – сказал Чарли.
Мушкетер проскочил через кладовку в кухню. Сквозь раскачивавшиеся бусы Чарли смотрел на Мятника Свежа – тот сидел верхом на стуле из обеденного гарнитура, колени задрались к локтям. Чарли он напоминал очень крупную древесную лягушку мятно-зеленого оттенка.
– Вы эту шляпу никогда раньше не видели? – спросил Мятник.
– Каждый день вижу, но если обращать на нее внимание, он себя от этого чувствует особенным.
– Какой вы милый.
Чарли соскользнул с банки и двинулся к занавесу.
Мятник Свеж замахал на него рукой.
– Вы с этим полегче, Ашер. Мне нужно с вами поговорить.
– А почему вы не можете разговаривать со мной, если я с вами по одну сторону занавески?
– Потому что тогда я начинаю вас разглядывать, а потом и сообразить не успею – уже забываю, о чем говорил, и думаю, не лучше ли прогнать вас палкой.
– Ай. – Чарли юркнул обратно в кладовку и снова уселся на банку. – Что надумали?
– Вы же мне позвонили.
– Но вы же явились.
Мятник Свеж поник головой, потер себе череп.
– Я думаю, может, то, что мы с вами сейчас разговариваем, – это совсем не так, как было раньше.
Чарли был счастлив это слышать.
– Так вы считаете, что раз Софи теперь – Люминатус, все закончилось и нам больше не стоит тревожиться, восстанет Преисподняя или нет?
– Нет. Я считаю, что срань эта уже может – подыматься. Когда вы изымали сосуды души, сколько у вас за год набиралось? В среднем?
– Не знаю, парочка в неделю. Иногда больше, иногда меньше.
– Ага, вот и у меня. Это значит, где-то сотня в год. А в самом городе ежегодно умирает где-то пятьдесят пять сотен человек. Это значит, что нас должно быть, считай, пятьдесят пять Торговцев Смертью.
– Примерно так и выходит, – сказал Чарли. – В Седоне я познакомился с Торговцем Смертью, который забирал сосуд моей матери, так он тоже говорил о двоих в неделю.
– Ну и вот, – сказал Мятник. – Значит, когда все они поднялись, когда пошло говно по трубам, мы в городе знали с дюжину Торговцев Смертью, а Морриган прикончили всех, кроме нас троих. Двоих, если вас считать мертвым.
– Каковым я себя не считаю, – ответил Чарли.
– Но вы же больше не собираете сосуды души. И у вас нет лавки, чтобы запускать их в оборот.
– Ладно, тогда меня не учитывайте.
– И ваш экземпляр “Большущей-пребольшущей книги Смерти” я отправил инспектору Ривере.
– Ну. Интересно, как у него дела.
– Прямо перед вашим звонком он был у меня в магазине. У него в книжном возникла банши и шарахнула его электрошокером.