Алекс и Алекс (СИ)
— Твою мать сбила машина в тот момент, когда она выходила от нас, — говорит доктор, бросая сумку мне на колени. — Сразу насмерть, мы ничего не смогли сделать. Это было с ней, передаю тебе, как наследнику. Больше ничего не осталось, это тебе просили передать из полиции.
— А полиция тут при чём? — у меня пусто и в голове, и в районе сердца.
Перед глазами вспыхивает ещё одна прозрачная «простыня» уведомления о коррекции чего-то там в крови, но я её смахиваю вниз уже знакомым приёмом.
— На время твоего пребывания в реанимации без сознания, твоим опекуном от муниципалитета является полицейский участок, — сообщает мне доктор. — Поскольку иных совершеннолетних, берущих за тебя ответственность, обнаружить не удалось.
— Нет никаких других, — бормочу, опуская взгляд.
— В общем, полицейские передали эту сумку и сообщение: дубликаты документов об изъятии у вас квартиры за просрочку платежа и ввиду смерти основного заёмщика по кредиту ты можешь получить в суде, напротив департамента полиции. Они хотели это оставить нам, но мы отказались, — любезно завершает информировать меня врач.
— А сколько же я у вас валялся?
— Две с лишним недели, почти три. Извини, я тороплюсь. Могу чем-то ещё помочь?
Отрицательно качаю головой и, тщательно глядя себе под ноги, направляюсь на выход.
* * *Доктор Склютовски, узнав о смерти матери этого пацана без задержки (всё произошло, можно сказать, буквально на ступеньках клиники), утратил к пациенту интерес в тот же момент: благодарность за спасение получать было больше не от кого.
А ещё на «пустышку» был израсходован какой-никакой, а ресурс — всё тот же чип. Бл##ь. Что ни говори, но хоть Склютовски и не позволял себе открыто надеяться на дополнительные «субсидии» от этой некстати сиганувшей под грузовик мамаши, а всё же в глубине души их не исключал.
Впрочем, своё он всё равно поимел, уже от полицейского офицера, который появился в конце такой насыщенной смены.
Коп, сообщив об отсутствии у пацана родни и отдав сумку погибшей, отдельно оговорил срок, раньше которого пацан из клиники выйти не должен.
К устной договорённости прилагалось кое-что ещё, материальное; так что собственный, не высказанный вслух, финансовый «план» в адрес этого пациента можно было считать исполненным и закрытым.
А сам пацан пролежал в капсуле двадцать суток, именно столько просила полиция.
* * *На улице некстати нападает дикий голод, хотя, казалось бы, это сейчас не самая главная моя проблема. Потому, хотя бы, что мне сейчас некуда идти.
И не к кому.
Второй «Алекс» тактично помалкивает (слава богу).
Я просто шагаю вперёд, куда глаза глядят. Выйду вначале, наверное, на берег речки — там хорошо и тихо. Это дорогой район, лично я в нём лишний раз стараюсь не появляться; но сегодня уже можно всё. Подарю себе хотя б пару часов покоя на ухоженном природном ландшафте.
У матери в сумке есть остатки мелочи, которые добываю на ходу.
В магазине по пути беру самый дешёвый рацион быстрого питания, который жую на ходу.
«Алекс» порывается что-то сказать, но я просто нахожу нужную строку в его «простыне» данных и отключаюсь от аудио канала с ним. А все всплывающие уведомления просто смахиваю вниз, не читая.
У речки какое-то время просто смотрю на закат, ощущая странную пустоту.
— Еле пробился, — сообщает чип Алекс на каком-то этапе.
Интересно, как ему удалось? Хотя, на самом деле, не интересно.
— Создал резервный канал. — Продолжает он. — Слушай, ты так больше не делай! Разрывать связь нельзя…
— Жаль, что не могу тебе по морде засветить, — перебиваю его.
— А что это решит? — кажется, он даже оторопевает. — В списке всех твоих проблем?
— Не решит ничего. — Соглашаюсь.
— Ну и ты меня извини. Я сейчас некоторым образом не то чтобы робот, но явно с ограниченным спектром эмоций. По техническим причинам. Сострадатель из меня в данный момент не особо хороший. Я, кстати, экстренно и планы все откорректировал, но к тебе с новостями, — помявшись, он таки говорит, что хотел. — Этот чип воспринимает всю твою только что съеденную лабуду, как отравление.
— А это ещё с чего? — удивляюсь. — Я это регулярно ем. Нормальная еда же.
— Не нормальная… но объясню потом. Я тут настройки поначалу выставил чувствительные, пардон. В больнице же питание было внутривенное, — он, кажется оправдывается. — Просто идеал для перестройки кое-чего в тебе. Был. Я и расслабился, — виновато завершает пояснение он. — У тебя рецепторы почистились, интоксикация снизилась, ну и временно…
А дальше его не слышу уже по чисто техническим причинам уже я, потому что меня начинает выворачивать наизнанку.
* * *— Вон, глядите! — молодой патрульный с новым жетоном, в необмятой форме, явно недавно попавший на службу, кивнул старшим товарищам на противоположную сторону набережной.
— Что? Где? — раздалось от обоих коллег, дожёвывавших свои горячие бутерброды и оттого, прикрыв глаза, умиротворённо глядевших в сторону реки.
— Да вон же! За третьим от столба деревом! — на ровном месте загорячился молодой, имевший в тройке прозвище «Единичка» (из-за собственного невысокого личного уровня и из-за первого места службы после распределения).
— Не вижу ничего, — степенно отозвался Макс, старший тройки, примериваясь и откусывая сразу половину сэндвича.
— Да вон же, молодой прав, я его тоже вижу, — второй патрульный через секунду решил не терзать новичка. — Он просто за дерево наклонился, как будто рвёт его, что ли.
— Бля-я-я-я… ну вот какого…?! — старший обиженно поморщился в адрес второго. — Гилл, ну ты не видишь, что я жру? Ну нахера ты о говне, за едой, под руку?!
— Так я-то давно доел, — гыгыкнул Гилл. — И это… а как же «Когда я ем, я глух и нем»? Где твоя моща психики?
Второй откровенно развлекался, вымещая на старшем досаду из-за Единички.
Новый соратник, конечно, мало чем отличался от стажёра, хотя и окончил какой-то там курс в новомодной академии чуть не с отличием (что ни говори, но в патруле, на улице, теория и отличные отметки, полученные не важно где, не канают: опыт, только личный опыт. Причём, не абстрактный и вообще опыт, а наработанный исключительно в определённом районе, именно в том, в котором ты свой. Всем, мало-мальски пообтёршимся на улице, известно: опыт из других мест может быть не просто бесполезным, а даже вредным).
Новичок-Единичка, понятно, денег в свой первый день в кармане не имел: первое настоящее дежурство (стажировки не в счёт — кто и когда стажёров всерьёз куда-то выпустит). Когда настала пора перекуса, в кармане старшего уже лежали несколько десятков монет, собранных по ходу маршрута с доходных точек (понятно, что запрещено; но ежедневного плана взводному и, далее, — ротному и выше — никто не отменял). Старший почему-то занозился на новичка и еды купил только на себя и на второго:
— Первый день молодёжь отдыхает, — сказал он в ответ на вопросительный взгляд второго, протягивая Гиллу бумажный пакет с его порцией. — Не наработал ещё… авторитета. К тому же, в патруле есть запрещено.
Понятно, что Макс прямо сейчас словами противоречил собственным действиям, но кто с ним будет спорить? Гилл безразлично пожал плечами и, тут же распотрошив свой пакет, протянул молодому всю жареную картошку, кетчуп к ней и салат со словами:
— Я такого не ем.
Что частично было правдой, поскольку он, всё ещё посещая регулярные тренировки «искры», диету периодически держал.
Молодой же, обиженно скользнув взглядом по старшему, с благодарностью кивнул Гиллу и в мгновение ока уничтожил свою долю.
Гилл быстро дожевал сэндвич, выпил предлагавшуюся газировку и теперь, болтая на лавочке в воздухе ногой, с наслаждением троллил старшего, тем более что на той стороне набережной какой-то странный субъект действительно блевал в тени дерева, скрытый от этого берега растениями. И как молодой его только разглядел… Видимо, по зрению одни восклицательные знаки в медкарте.