Ведьма философских наук (СИ)
— Действительно, — мое резко упавшее настроение тут же откинуло всяческий здравый смысл в сторону, — и справляться с тварями, которых вроде бы как не должно здесь быть, учат не просто так.
Иногда меня проще прибить, чем остановить. Именно об этом сказал мне потемневший взгляд куратора и его вновь поджавшиеся губы.
— Студентка Елизаветандреевна, — холодно прорычал он сквозь зубы. — Я не собираюсь обсуждать с вами учебную программу. Становитесь там и хоть раз выполните НОРМАЛЬНО задание, которое вам дали.
«Не больно-то и хотелось», — фыркнула я про себя, ступая по глинистой почве в направлении, указанном куратором. Впрочем, я довольно быстро взяла себя в руки, понимая, что Айрид прав — я здесь всего лишь студентка, и пора уже принять эту роль и наконец перестать совать свой нос везде, где не просят. Особенно учитывая то, что этот нос запросто могут объявить врагом всего мира и уничтожить без всякого зазрения совести. И, черт возьми, будут правы.
— Я готова, — сказала я, резко разворачиваясь к куратору, который все это время оставался стоять на месте.
Айрид сделал очередной пасс руками, и на меня помчалось черное чудище. Первая моя попытка даже не пшикнула. На вторую оставались секунды, но и она лишь странным хлопком выдала сноп каких-то жалких искр. Умом-то я понимала, что чудище — иллюзия, но твою ж… страшно-то как! И когда оно, раззявив пасть, прыгнуло прямо на меня, я отреагировала как нормальная землянка — громко и с чувством.
Глава 21. Под покрывалом темноты
Голос звал очень настойчиво. Я вообще-то не очень понимала, почему именно по фамилии, но он был настолько требовательным и грозным, что сомнений не было — зовут именно меня. Невольно начала перебирать в голове, сдала ли я тематический план лекций и чем еще могла проштрафиться перед деканом. Хоть голос, зовущий меня, и не был схож с голосом Антона Эдуардовича, но кто бы еще, кроме него, так настойчиво дозывался бы меня по фамилии. Правда, обычно Антон Эдуардович при этом еще и выл. А вот по щекам он бы меня не стал хлопать.
Усилием воли я все же собралась и открыла глаза.
Ничего не поменялось. Как было темно, так и осталось.
Я еще раз попыталась проморгаться, но эффект остался прежним — вокруг было темно, как в моей выжженной душе.
— Ай! — взвизгнула я, когда меня попытались в очередной раз похлопать по щекам. — А ну брысь!
— Что значит брысь? Ветер, вы что себе позволяете?
По легкому шуршанию я догадалась, что куратор отодвинулся от меня. Да, теперь я его узнала. Узнать бы еще, где мы и как тут оказались. О чем я и поспешила спросить.
— Это я тебя должен спрашивать, где мы и как тут оказались, — буркнул в ответ куратор, но по голосу было слышно, что его бурчание скорее следствие растерянности, чем злости. — Это ты нас сюда забросила.
— Я? — я собиралась уже завестись и в очередной раз высказать все, что я думаю о технике преподавания в магическом мире, но мой здравый смысл успел очнуться и подтвердил, что да, я могла. Если песенка здесь запросто может стать проклятьем ужаса и паники, то почему бы нецензурному выражению, которое я невольно употребила, не стать способом перемещения. — А почему так темно? — уже спокойно спросила я, растеряв все желание уточнять, каким образом я совершила переброс.
— Что-то блокирует магию, — вздохнув, ответил Айрид. — Попробуйте вы — может, вашу нестандартную силу пропустит.
Спросила на свою голову!
Хорошо, что темно и куратор не видит моего ошарашенного лица. Как я буду пробовать, если даже примерно не представляю, как это делается? Можно, конечно, сказать, что и у меня ничего не получается, но не приведет ли это к очередным проблемам? Здесь и так каждое мое слово, которое было бы абсолютно нормальным в Земном мире, приводит к самым непредсказуемым результатам.
А может, спеть?
В голове у меня ничего не крутилось, кроме любимого бабушкиного романса «Гори, гори, моя звезда», который она довольно часто пела. Пользуясь темнотой, я прикрыла глаза и постаралась воссоздать в голове образ бабушки. Вот она на нашей кухне, обшитой выбеленным деревом, смазывает большую чугунную сковороду маслом и начинает заливать ее тонкой струйкой жидкого теста для блинчиков. Окно распахнуто, в него ярко светит солнце, придавая белой кухне золотистый оттенок. Прямо за окном растет куст жасмина, и его запах переплетается с запахом свежих блинов и меда, создавая неповторимую атмосферу домашнего уюта, а в воздухе льется мягкий бабушкин голос:
Гори, гори, моя звезда.
Звезда любви приветная!
Ты у меня одна заветная,
Другой не будет никогда.
Ты у меня одна заветная,
Другой не будет никогда.
Сойдёт ли ночь на землю ясная,
Звёзд много блещет в небесах,
Но ты одна, моя прекрасная,
Горишь в отрадных мне лучах.
Но ты одна, моя прекрасная,
Горишь в отрадных мне лучах
Звезда надежды благодатная,
Звезда любви волшебных дней,
Ты будешь вечно незакатная
В душе тоскующей моей!
Ты будешь вечно незакатная
В душе тоскующей моей!
Твоих лучей небесной силою
Вся жизнь моя озарена.
Умру ли я — ты над могилою
Гори, сияй, моя звезда!
Умру ли я — ты над могилою
Гори, сияй, моя звезда!
На последних словах, которые бабушка всегда пела с особенным надрывом, я почувствовала, как что-то внутри меня резко дернулось, как будто обрываясь, а по коже прямо поверх бегающих мурашек словно кошка осторожно прошлась мягкой лапкой.
Я открыла глаза. Айрид сидел напротив меня, оперев одну руку об колено и на нее же облокотив подбородок. В золотистом свете его слегка прищуренные глаза выглядели особенно загадочно и притягательно.
Стоп!
Свете? Откуда свет?
Я оглянулась, но никакого источника света не обнаружила. Вокруг были лишь голые каменные стены. Похоже, мы оказались в каменном мешке, поскольку выхода из пещеры я не увидела.
— А… — открыла я было рот, продолжая изумленно оглядываться.
— Свет от тебя, — опять улыбнулся Айрид. — Ты светишься.
Я посмотрела вниз на свои руки и изумленно ахнула — свет действительно шел от них и остального моего тела. Мягкий, золотистый, еле заметный, но он все же был. Это было таким потрясающим и необычным зрелищем, что я мигом забыла и о пещере, и о растревоживших мою душу воспоминаниях, и об очень вредном кураторе, сидящем напротив меня.
— Но как? — только и смогла ахнуть я.
— Не знаю, — довольно беспечно пожал плечами Айрид и начал подниматься на ноги. — Но в любом случае нам надо поспешить — твое свечение потихоньку гаснет.
— А куда? Здесь разве есть выход?
— Там, — грустно кивнул Айрид, указывая куда-то наверх.
Ну что сказать? Поднявшись на ноги, я смогла рассмотреть лишь небольшой черный провал в стене метрах в трех от пола пещеры. Веселенькая перспектива, ничего не скажешь. К тому же свечение моей кожи действительно стремительно угасало.
— А там точно есть проход? — усомнилась я в выводах куратора.
— Не попробуем — не узнаем. Или есть другая идея, как выбраться отсюда?
Идей у меня не было. Даже дурацких.
Стены пещеры не были гладкими, но и уступы, выщерблены на них были не сильно большими. При должной сноровке забраться можно было бы. Только как это сделать, когда почти ничего не видно?
— Я подсажу тебя, — предложил Айрид. — А ты постарайся нащупать, за что можно ухватиться.
На этих словах свечение моей кожи окончательно погасло, и нас снова окутала кромешная тьма.
— Не бойся, — раздался тихий, но спокойный и уверенный голос Айрида прямо у меня над ухом. — Все будет в порядке.
Не скажу, что я так уж сильно испугалась. Внутри меня сидела нелогичная и абсолютно ничем не подкрепленная уверенность, что мы выберемся. Но когда находящийся рядом мужчина, пусть даже тот, которого хочется все время тихонечко придушить и прикопать где-нибудь на цветущей полянке, так осторожно пытается тебя успокоить… разве можно его разочаровывать?