Ведьма философских наук (СИ)

— Дерзишь? — довольно усмехнулась она. — Значит, уже освоилась. Это хорошо.
— Верни меня домой, — потребовала я.
— Зачем? — еще сильнее рассмеялась цыганка. — И куда именно домой? В пустую квартиру с холодной постелью или в комнату общежития ведьм? Ты ведь и сама уже не знаешь, где твой дом.
Стукнуть цыганку хотелось. Очень. Хотя бы за то, что ее слова были правдой. Несмотря на то, что здесь мне постоянно приходилось выкручиваться из самых нелепых ситуаций, все время держать нос по ветру и бесконечно лавировать в незнакомых реалиях, за Землей я не скучала. Мне казалось, что я всего лишь не успеваю скучать, а сейчас после слов «насмешницы» продолжать игнорировать свои чувства было глупо. Мои студенты без меня не пропадут. Конечно, теперь они не будут так великолепно ориентироваться в буре философских течений, как делали бы это под моим «чутким» руководством. Но разве это так важно? Захотят — научатся сами. Философия у них не профильный предмет, а дураков даже я не исправлю.
За подруг и знакомых вообще переживать нечего. У каждого из них своя жизнь и я всегда помнила, что я в ней лишь эпизод. Пусть даже вечно вносящий сумятицу и веселье.
— Зачем я тебе? — все еще сердито внешне, но смирившись внутренне, спросила я цыганку.
— Скоро сама узнаешь. Судьба уже сорвала тайны покрова.
Я дернулась от неожиданности услышанных слов, одновременно вспоминая, что что-то такое было в пророчестве, которое сказала Нимфа в момент моего появления в этом мире. Вот только подробнее допросить цыганку не успела, потому как та на последнем слове опять дунула на меня своим сиреневым дымом.
И снова темнота. Не совсем понимая, что опять произошло, я замерла. И тут же почувствовала, как чьи-то пальцы очень нежно и осторожно перебирают мои волосы.
Айрид? Да быть этого не может.
Впрочем, может. Я ведь забыла, что это всего лишь стены местного подземелья на него так влияют. Вот выберемся, к нему вернется его магия, и все сразу станет по-прежнему. Главное — мне ничего не вытворить. А то, похоже, это подземелье и на меня как-то воздействует. Иначе как еще объяснить то, что мне совершенно не хочется, чтобы этот ненавистный куратор останавливался.
Желая отвлечься, я мысленно вернулась к словам цыганки. Похоже, мне всего лишь приснился сон. Вот только был ли он обычным? В этом мире я уже ничему не удивляюсь. Здесь запросто самая простая с виду вещь может оказаться чем-то эдаким.
Внезапно рука куратора замерла, а затем я почувствовала, как он резко отдернул ее.
Заметил, что я проснулась?
Даже если нет, самое время изобразить пробуждение. Не хочу, чтобы кто-либо из нас испытывал неловкость по отношению друг к другу после того, как мы выберемся отсюда.
Айрид Далорос
Усадив Ветер к себе на колени, я тут же тысячу раз пожалел о своем очередном опрометчивом поступке. Глупые мысли продолжали лезть в голову, напрочь отбивая разум. Когда девушка перестала дрожать от холода и заметно расслабилась в моих руках, стало еще хуже. Нужно было поспать, а я вместо этого, боясь пошевелиться, прислушивался к ее размеренному дыханию. И в то же время сам не заметил, как начал гладить и перебирать ее мягкие, так одуряющее пахнущие волосы. Отчаянно хотелось большего, и я впервые пожалел о том, что Тьма внутри меня затихла — лежала, словно сытый и довольный зверь. И Ветер была не лучше. Вместо того, чтобы от каждого прикосновения ко мне вздрагивать, словно не ощущала ничего. Хотя почему словно? Может быть, из-за своей странной силы она действительно не чувствовала Тьму? Может, Тьма потому и ведет себя так странно, что чувствует более мощную силу?
Демоны!
Как же все неправильно складывается.
За своими размышлениями я не сразу заметил, что дыхание Ветер изменилось, но сомнений у меня не было — она проснулась, а я не успел вовремя убрать руку от ее волос. Вот только она оказалась расторопней меня и попыталась сделать вид, что проснулась несколько позже. Что ж, в который раз убеждаюсь, что ума и хитрости ей не занимать. Еще бы характер покладистее, цены бы ей не было. И парней вокруг бы поменьше.
— Я долго спала? — спросила Ветер, поспешно поднимаясь.
— Нет, — ответил я, тоже вставая на ноги. — Но нам действительно лучше двигаться дальше. Неизвестно, как далеко еще идти.
— Согласна, — нащупывая мою руку, ответила Ветер. — Не будем терять драгоценное время.
Вот и еще одна ее странность. При тотальной беспечности и легкомысленности девушка, попав в, казалось бы, безвыходную ситуацию, оставалась совершенно спокойной. Чувствовалось, что она боится и прекрасно осознает происходящее, но ни истерик, ни даже намека на какую-либо растерянность не проявляла. Я и раньше замечал за ней странные перепады в поведении. В одни моменты она вела себя как взбалмошный ребенок, в другие — как абсолютно взрослый человек, имеющий немалый жизненный опыт за плечами. Взять хотя бы тот раз, когда она накричала на меня у гнезда госрида. Ведь она действительно не столько возмущалась, сколько отчитывала, безошибочно указывая на все мои промахи и недочеты. Ни одному нормальному студенту в голову не придет рассматривать преподавателя с точки зрения его педагогического профессионализма. Они же даже значение этого слова не всегда понимают. Я отлично знаю, как студенты любят обсуждать магистров, сплетничать за их спинами, давать обидные или несуразные прозвища, жаловаться на как будто необоснованные придирки, ныть, что преподаватель непонятно объясняет и много задает. Но ни один студент никогда не посмеет все это высказать в лицо магистру, в какой бы ситуации он ни находился. Указать магистру на его ошибки может только начальство или другой магистр. А глядя на то, как Ветер руководит своей группой, мне иногда начинало казаться, что это она ее куратор, а не я. И это при том, что учебный год только-только начался.
Часа через два нашего продвижения пол и стены прохода стали заметно выравниваться, количество камней под ногами тоже уменьшилось, а еще через час я уткнулся носом в дверь. О том, что это не просто тупик, свидетельствовало наличие ручки, которую мне удалось нащупать. Еще через полчаса нам с Ветер удалось ее открыть.
В образовавшийся проход хлынул яркий свет, и мне пришлось зажмуриться, поэтому я не сразу понял, куда мы попали. А когда понял, даже вернувшаяся ко мне магия не обрадовала меня.
Обугленные стены расплавленного камня напоминали воск черной плачущей свечи, плитка пола давно потеряла свой рисунок, местами превратившись в сплошную спекшуюся массу. Головешки, обломки камней, дерева, превратившегося в уголь, и покореженного металла, когда-то бывшего оружием, стали главным украшение этого места. Я, ничего не видя, шел по широкому коридору к главному залу. В моих ушах звенел шум давно оконченной битвы, кричали люди, рычали твари, звенел металл и громыхали заклинания. Вот здесь Рандорис сделал свой последний вдох, разрывая пасть одолевшей его твари, здесь Алика, отдав нам свои последние жизненные силы, вместе с ними отдала приказ: «Уничтожьте его. Сделайте что угодно, но закройте прорыв. И уничтожьте его». Здесь закрыл и больше не открыл свои глаза мой лучший друг…
Я стоял посреди огромного зала, слушал свистящий ветер, прорывающийся сквозь запыленные осколки витражей, и узнавал и одновременно не узнавал это место.
— Я здесь была, — раздался за моей спиной тихий, почти переходящий в шепот испуганный голос Ветер. — Я помню. Я здесь умерла…
Ветер Елизаветандреевна
Это был сон. Просто потому, что все это не могло быть реальностью. Он часто снился мне после смерти родителей. Огромный черный зал с высокими стрельчатыми окнами с разбитым витражом. Только во сне было много дыма, полыхал огонь, кричали люди и мелькали какие-то черные тени. Я лежала на каменном полу, не в силах подняться. Отчаяние и боль от того, что я не успела, затапливали меня. А еще невероятная злость на себя и всепожирающая тоска. Сожаление. Отчаяние от того, что вовремя не поняла главного, а теперь уже поздно. Силы покидали меня. Я чувствовала, как холодеют мои пальцы, как Тьма — не моя, ласковая и послушная, а чужая, холодная и голодная — подступает ко мне. Я знала — это конец. Я знала, что больше не увижу ее. Я знала, что мне нет прощения. И лишь маленькая искра надежды, что остался еще один крохотный огонек жизни, кому я нужна, не давал окончательно скатиться в бездну безумства. Пусть я была не права, но она должна жить, и моя Тьма рано или поздно найдет ее.