Сквозь века (СИ)

— Давайте я налью вам кофе, вы успокоитесь и все расскажите. Хорошо?
Я быстро закивала, в единственном желании — оказаться как можно дальше от этого места и всего того, что напоминало о НЕМ, даже если его аромат витал незримым облаком надо мной, буквально въевшись в мою одежду и волосы, отчего постоянно хотелось оглянуться, чтобы понять, что его нет рядом.
Отныне я не чувствовала себя в безопасности нигде.
Выпила кофе, принесенное отзывчивой хоть и строгой женщиной, смущаясь и как можно более пространно рассказала о случившемся, снова замечая, как в ее глазах промелькнула доля сомнения, она выдохнула вкрадчиво и как-то осторожно:
— Моя смена с самого раннего утра. Я открывала библиотеку и встречала всех прибывших сегодня. Утром всегда очень мало людей и в силу своей профессии у меня отличная память на людей и лица. Мужчина, которого вы описали, не входил в библиотеку.
Я тяжело сглотнула, ощущая внутри ядовитую горечь. И снова этот опоясывающий страх, казалось, что даже температура воздуха вокруг опустилась на пару градусов ниже.
— Возможно есть какой-то запасной выход? — прошептала я, все еще пытаясь отыскать эти призрачные нити, ведущие к правде.
— Он закрыт и опечатан. Им никто не пользуется вот уже как десять лет.
Я только кивнула в ответ, не желая больше говорить на эту тему, чтобы не чувствовать себя еще более сумасшедшей, чем сейчас.
Мое тело не обманывало меня.
Он был!
— Хотите мы вызовем скорую, и вас отсмотрят врачи и полицейские? — тепло отозвалась женщина, на что я лишь отрицательно покачала головой.
Что я скажу им? Что на меня напал некий призрачный тип, которого здесь не было?
Мне нужно было успокоиться и прийти в себя.
— Вы не поможет мне с книгами? — сипло прошептала я, понимая, что не смогу найти в себе столько сил и мужества, чтобы выйти на улицу.
Нет, я и здесь не чувствовала себя в безопасности, но по крайней мере здесь были люди. Была охрана. В конце концов, была эта милая женщина, которая быстро кивнула, усадив меня за стол в читальном зале, самый близкий к себе, а потом сама лично отобрала все необходимые книги, которые принесла мне, аккуратно положив на край стола.
Спустя несколько минут в зале появился тучный мужчина с дубинкой, в черном форменном одеянии полицейского, который по всей видимости был охранником, и я нервно улыбнулась, вспомнив высокую мощную фигуру этого маньяка, понимая, что охрана не поможет, если он явится снова.
Я честно пыталась отвлечься.
Пыталась углубиться в мир знаний, что-то неловко чиркая в блокноте, но не могла перестать вздрагивать каждый раз, когда кто-то появлялся в читальном зале, всматриваясь в каждую мужскую фигуру с горечью паники, которая углубилась где-то внутри, и залегла на дно, словно черная дыра.
К обеду людей в библиотеке значительно прибавилось.
Стало немного шумнее, и женщина-консультант часто шикала на веселую молодежь, призывая к порядку и дисциплине, а еще украдкой бросала встревоженные взгляды на меня.
И ее можно было понять.
Я проторчала в читальном зале весь день, вынужденная попрощаться и сдать литературу только потому, что закончился рабочий день, и все посетители должны были покинуть помещение до следующего утра.
Но я была ей благодарна от всей души, когда внимательная женщина вызвала мне такси и даже проводила до машины, очевидно замечая, как я, оглядываюсь и с дрожью всматриваюсь в каждое темное пятно на улице в опустившихся сумерках.
И вот я была дома, и совершенно не знала, как объяснить папе свой страх, вздрагивая истерично даже от знакомого лязга его инструментов, которые он часто менял.
— Это что еще? — я не заметила, как папа оказался рядом, касаясь меня указательным пальцем за подбородок и хмурясь, глядя на прокушенную нижнюю губу, которая конечно же припухла и не вызывала своим видом восторга. — Какая же ты невнимательная, Маришка! Вечно торопишься и травмируешь себя!
Папа цыкнул недовольно языком, и пождал губы, не видя, как я вдыхаю запах гаража, где смешались бензин, аромат старой потертой кожи и стали, лишь бы стереть из воспоминаний другой аромат. Чужой. Пугающий. Ввергающий меня в те минуты, где я оказалась в его руках. Во власти его губ и того безумия, которое терзало этого человека.
Я до сих пор ощущала вкус его губ и языка в себе, сколько бы чашек кофе не выпила, чтобы стереть из памяти и своего тела все напоминания о нем.
Но ничего не помогало. Ничего не могло спасти меня.
— И как теперь ты в таком виде покажешься перед гостями?
— Гостями?
— Ну разве не сегодня должны прийти родители этого чертова Дэна, чтобы сосватать тебя официально? — я поморщилась не столько оттого, с какой ненавистью и презрением выплюнул эти слова отец, сколько оттого, что события последних дней совершенно выбили меня из привычного уклада жизни при чем настолько, что я напрочь забыла о таком важном событии в своей жизни!
Этот человек сведет меня с ума!
Видимо этого он и добивается!
— Пап, не надо…
— Что не надо? Твоя мать с утра из кухни не вылезает, чтобы накормить этих гаденышей, а сестра вычистила дом так, словно мы готовимся перестраивать его в чертову операционную!
Я поморщилась, понимая как никогда, что сегодняшний вечер будет сложным и напряженным.
Папа искренне, всей душой ненавидел свою будущую родню, и был совершенно против этого брака. И ничего бы не получилось, если бы мама не встала на мою сторону, заявив, что чувства дочери превыше всего. Даже интуиция отца, на которую он ссылался каждый раз, если что-то шло не так, всегда заявляя только одно: «А ведь я сразу говорил, что так и будет!»
Положив свои тетради и учебники на его грязный, вечно захламленный деталями стол, я подошла к отцу, обнимая его сзади и блаженно вдыхая такой теплый и родной аромат, примирительно улыбнувшись:
— Всего один вечер, пап.
— Эти гавнюки унизили тебя! — в тысячный раз надулся отец, злобно клацнув зубами, но все-таки положив свои широкие теплые ладони поверх моих, не боясь замазать мазутом, а я в тысячный раз терпеливо и спокойно улыбнулась ему, не пытаясь доказать, что он не прав, а просто стараясь донести свою правду:
— Никто меня не унижал.
— Потащили тебя в больницу, чтобы убедиться в твоей невинности!
Уже несколько месяцев прошло, а папа продолжал беситься и дрожать от ярости каждый раз, когда только вспоминал об этом.
— Ну я же уже столько раз объясняла. Родители Дэна очень ревностные католики и поэтому для них важно, чтобы все условности были соблюдены. И потом, ты же знаешь, что католические семьи очень редко позволяют своим детям связывать себя узами брака с иноверцами.
— Можно подумать, что католики не трахаются! — фыркнул злобно отец, на что я лишь простонала:
— Ну, паааааап!
— Что пап? Лучше бы за сыновьями своими следили, прежде чем лезть под юбки девчонкам! И не надо мне тут глаза закатывать! Думаешь, я не слышу, что люди говорят про этого твоего Дэна?! Ты не смотри, что я постоянно в гараже с железяками и машинами! Я тоже много что знаю!
Этими словами начиналась каждая наша ссора, я тут же кидалась защищать своего жениха, а папа нападал до последнего. Пока не вмешивалась мама и все не затихали.
— Опять будешь напоминать мне про ту историю с задержанием? — тут же надулась я, даже если не перестала обнимать своего мрачного, часто слишком эмоционального отца, который любил поголосить, а он продолжал держать меня легко за руки, обнимая в ответ, даже если уже завелся и начинал не на шутку злиться.
— Буду!
— Это не были наркотики, пап! Дэн пытался разнять драку в клубе и его забрали вместе с остальными! Наркотики нашли не у него лично, а у одного из парней в общей компании друзей!
— Ты мне зубы то не заговаривай! Мелкая ты еще, чтобы знать людей! Он тебе наговорил бреда всякого, а ты и уши развесила!
— Если бы дела были на самом деле настолько серьезные, и Дэн был замешан в этих поставках наркотиков, думаешь, его бы выпустили в тот же день из полиции?