Рукописи не возвращаются
„Черный мешок с бритоголовым бросили к ногам Первого ревзода. А когда сняли цепи, вынули из мешка схваченного и поставили на ноги, Первый ревзод остолбенел — на него смотрел своими наглыми зелеными глазами, обнажив в гадкой улыбке кривые желтые зубы, шут мадранта…
Кого притащили, безмозглые олухи, Первому ревзоду?
Пусть успокоится, миленький ревзодик, красивенький ревзодик, умненький ревзодик! Безмозглые олухи притащили ему того, кого надо, кто недавно приходил к старенькому Чикинниту Каело, того, на кого набросили черненький мешочек и сделали больно его нежному тельцу железными цепочками… Ох, и посмеемся мы сегодня с высоким мадрантом над Первым ревзодом! Ох, и пощекочет шут пяточки Первого ревзода! А Первый ревзодик будет делать вид, что ему тоже смешно и приятно, и пальчиком не посмеет он тронуть шута, потому что мадрант обожает своего шута и никому не позволит его обидеть!..
Да, шутовское отродье, ты прав! Первому ревзоду будет особенно смешно и особенно приятно, когда ты выдашь ему своего Ферруго или того негодяя, который скрывается под именем Ферруго.
Шут поджал одну ногу и принял позу цапли. Любопытство погубит когда-нибудь Первого ревзода, и все его бедненькие женушки и детеныши слезами зальют могилку своего благоверного супруга и любящего отца… Клик-клок… На кого ты покинул нас, ненаглядный ревзодик?.. О, лучше б ты был глупеньким и тупеньким!.. Любопытство сгубило нашего ревзодика!.. И шут запричитал и стал кататься по земле в неутешном горе.
И тогда Первый ревзод велел поставить шута на ноги и привести в чувство ударом бамбуковой жерди. Нет, не праздное любопытство заставляет Первого ревзода терпеливо сносить дурацкие выходки, а единственное желание выдрать с корнем ядовитый сорняк и растоптать, чтобы никогда вредоносные семена не попали в благородную почву. И ты, шут, неведомо почему оказавшийся в услужении у выродка, искупишь свой грех перед страной и мадрантом, указав нам убежище Ферруго. И Первый ревзод обещает тебе, а Первый ревзод не бросает слов на ветер, что остаток своих дней — ведь ты не так уж и стар — ты проведешь в почете, богатстве и славе. Десять самых лучших женщин будут отданы тебе в жены, чтобы ласкать твои уши небесным песнопением, щекотать твои ноздри зовущими запахами, услаждать твою плоть бархатными телами, если ты назовешь нам Ферруго…
Удары посыпались один за другим. Плесните на него водой, и пусть встанет и внимательно посмотрит с этого холма на город. Где? В какой стороне Ферруго?..
Протри лицо шуту, Первый ревзод, слезы умиления застилают ему глаза… Сухой белой тканью шуту вытерли лицо, и, глядя на раскинувшийся внизу город, он протянул руку в направлении востока… Там Ферруго!.. Потом — в направлении юга… Нет, там Ферруго!.. Или не там… А может быть, там?..
У бедняги испортилось зрение? Стали плохо видеть его зеленые глаза? Так прогрейте ему очи! После этого он наверняка сможет разглядеть, где Ферруго!
Голову шута запрокинули так, чтобы стоявшее в центре неба солнце било прямо в глаза, веки его растянули вверх и вниз, и раскаленное светило стало опускаться все ниже и ниже… Все жарче, все горячее… Вот оно уже закрывает небо и начинает выливаться в глазницы, и заполняет череп, и вытекает через уши, обжигая лицо, шею и плечи… И вдруг погасло, и наступила тьма. Тьма была и после того, как шута привели в сознание. Он облизнул сухие губы… Тьма, сплошная тьма, Первый ревзод! Как возможно в такой кромешной ночи отыскать Ферруго!.. И шут попытался улыбнуться.
Первый ревзод дал знак дворцовому палачу Басстио… А может быть, шут напряжет свой слух и в шуме города различит шаги Ферруго или распознает его голос, разносящий собачьи творения?..
Чья-то рука легла шуту на плечо, и он узнал знакомую шершавую ладонь палача Басстио.
Шут-шутище! Это я, Басстио, твой старый друг. Ну что тебе дался какой-то Ферруго? Я же не хочу делать тебе больно, но я не могу ослушаться Первого ревзода… Шут-шутище! Я же хочу, чтобы все было хорошо. Я хочу болтать с тобой по вечерам и слушать твои смешные истории, после которых легче становится палачу Басстио… Шут-шутище! Еще не поздно. Да пусть Первый ревзод подавится этим Ферруго! Неужели ты не слышишь, что говорит тебе твой старый друг Басстио?.. Шут-шутище! Он приказывает… Ну что тебе стоит?.. Прости меня, шут… И дворцовый палач Басстио отсек шуту оба уха.
Первый ревзод терпеливо ждал, пока шута приводили в чувство.
Дворцовый палач Басстио плакал, опершись о топор.
Шут подполз к Басстио и прислонился спиной к его ноге, чтобы можно было сидеть… С этого бы и начинал, Первый ревзод, а не с каких-то нелепых, лживых обещаний… Мы поладим с тобой, Первый ревзод, мы найдем с тобой общий язык раньше, чем ты прикажешь выдрать мой язык из глотки. Сама судьба моими устами скажет тебе, кто такой Ферруго… Только очень хочется пить..
Первый ревзод кивнул, и шуту поднесли большую чашу прохладной воды.
Пусть принесут шуту тонкую соломинку — он хочет поиграть сначала в свою любимую игру.
Первый ревзод кивнул, и шуту принесли тонкую соломинку.
Шут склонил свое лицо над чашей, и кровь стала капать в нее и капала до тех пор, пока чаша не наполнилась до краев. Тогда шут взял в рот конец соломинки, а другой конец ее опустил в чашу… И взбурлил, и вспенил кровавую жижу остатками своего воздуха, и начал выдувать большие мутно-кровавые пузыри, и они поплыли над городом в неподвижном от зноя пространстве. И шут улыбался своей затее… Разве не нравится Первому ревзоду любимая игра шута? Видит ли он, куда летят эти пузыри? Они летят по прихоти неба, и там, где опустится последний из них, там и следует искать Ферруго… Не правда ли, веселая игра?.. А мутно-кровавые пузыри все плыли и плыли в неподвижном воздухе и опускались на крыши домов и хижин, на городскую площадь, на обрыв Свободы. И дети изо всех сил дули на них, не давая опуститься на землю, а старшие испуганно молились, видя в этом дурное предзнаменование. И, достигнув все же земли или какой-либо крыши, они беззвучно лопались, оставляя после себя лишь мокрое красное кольцо… И последний из них медленно опустился на дворец мадранта. И тогда шут захохотал… Вот и вся моя игра, Первый ревзод! Вперед же, во дворец! К мадранту! И он скажет тебе, кто такой Ферруго!..
И Первый ревзод понял, что шут от боли и пыток лишился рассудка, и нет в нем больше никакого проку. И дал он знак палачу Басстио, чтобы тот прикончил шута.
И палач Басстио сделал это.
И не стало больше на свете его лучшего друга шута-шутища. Он прекратил свое существование в этом мире для того, чтобы потом снова возникнуть (когда только?) в другом обличье (каком только?) и дурачить людей, или выпрыгивая из воды смеющимся дельфином, или страшно ухая по ночам филином, озадачивая всех своей тайной…“
Уважаемый и дорогой Н.Р.!
Умоляю Вас не считать мое искреннее, продиктованное болью в сердце письмо грязной анонимкой, против чего я решительно борюсь всю свою жизнь. Но я не ставлю свою фамилию, во-первых, чтобы не сложилось впечатление, будто я свожу личные счеты со своими неединомышленниками, а во-вторых, я просто боюсь быть подвергнутым гонениям и литературному остракизму.
С любовью к уважением
Читатель».
14
Алеко Никитич сидит у себя в кабинете, откинувшись на спинку кресла… С-с-с… Задачи перед ним возникли нелегкие. Н.Р. зря слов на ветер не бросает… Он не забудет того, что говорил тогда о подвиге, и не слезет с Алеко Никитича до тех пор, пока не увидит в журнале соответствующий материал. Тут никакими врезками не отделаться… С-с-с… Кстати, надо получить от Колбаско разоблачительные стихи по поводу слухов о летающей тарелке… И этот австралийский Бедейкер приезжает… Совсем не вовремя… Алеко Никитич еще надеялся, что приезд фанберрских гостей отменится или по крайней мере перенесется. Но нет. Телеграмма, полученная утром, не оставила никаких надежд… С-с-с… Алеко Никитич автоматически перечитывает лежавшую перед ним на столе телеграмму: