Нечаянные откровения
В этих передачах не раз повторяли (как это у нас раньше говорилось: с законной гордостью), что они (эти дискуссии) самые что ни на есть свободные, ничуть не препятствующие выражению любых мнений… А как же насчёт «прервёмся на рекламу»? Отчего же ей – зачастую хамской, тупой, неприличной, опускающей ниже плинтуса высокоумное говорение – никто не препятствует? Это разве свобода? Куда же она подевалась? И что же вместо неё, сладкой? А вместо неё позорная – поскольку ну никак её невозможно отменить – з а в и с и м о с т ь от того, что этим ТВ верховодит, то есть – от золотого тельца… Даже у Соловьёва, ловко навострившегося шутками компенсировать унижение пресловутой рекламой.
13.08
Сегодня, благодаря прошлым разрушителям, состояние отечественного образования ужасно. Вот некоторые характерные черты нашей современности (по страницам прессы):
– Сегодняшним студентам – даже гуманитарных! – вузов литературные цитаты, которые прежде знал каждый советский школьник, которые вошли в народную речь как крылатые выражения и которые, добавлю от себя, у каждого составляли часть его духовного мира (например такие как: «а счастье было так возможно…», «дела давно минувших дней…», «глаголом жги сердца людей», «есть упоение в бою», «а он, мятежный, просит бури…», «всё это было бы смешно, когда бы не было так грустно» и т. д.) – теперь всё это им надо объяснять как иностранцам; поколение школьников 90-х и нулевых годов, как правило, не способно грамотно говорить и связно писать;
(на это обратила внимание Анна Яковлева, преподаватель, кандидат философских наук)
– Когда к нам на филфак (!) приходят вчерашние школьники, мы плачем. Они забыли, что такое подлежащее и сказуемое. Не знают, чем звук отличается от буквы. На первом курсе я объясняю будущим филологам (!) (неизбежный вопрос: кто и зачем их принял в студенты МГУ?! – Б.С.), чем прилагательное отличается от наречия;
(Наталья Николенкова, доцент филфака МГУ)
– Сегодня уже пришли в школу учителя, уверенные в том, что «вечор» в известной строке Пушкина «Вечор, ты помнишь, вьюга злилась?» – это имя человека, к которому обращается поэт.
(Ирина Бубнова, доктор филологических наук, профессор)
Если подобные дела творятся в самой столице, то что же происходит в провинции? Поневоле вспомнишь, что в советское время – чему я сам был свидетель – в любом медвежьем углу огромной страны преподавание велось на надлежащем уровне и по одной и той же системе, сохранённой с дореволюционных времён. И оно давало превосходные результаты.
Выходит, страна наша нынче проходит этапы иного пути… Куда же?!
16.08
Почти не удивляясь самому себе, как-то так даже буднично хомо сапиенс быстро привыкает ко всякому своему творению. Невероятный потенциал его серого вещества нашёл своё выражение в умопомрачительных достижениях в научно-техническом творчестве.
Но если пристально взглянуть на дела исторические, порой можно прийти в изумление от фантастичности происходящего. И самыми невообразимыми происшествиями богат ХХ-й век.
Всевозможных покушений на правителей государств в истории хватало, но к мировым катастрофам они не приводили. Но вот вьюнош Гаврило Принцип – не могу удержаться от каламбура – из принципа стрелял в эрцгерцога Фердинанда, а Австро-Венгрия решила из принципа отмстить войной, в результате чего в мире разразилась невиданная, ужасная бойня с таким количеством жертв, о которых даже подумать не могли ни тот Гаврило (позже он не желал признать, что всё началось именно из-за его выстрела), ни имперские правители.
Во все времена преступников казнено было немало. Но вот в России казнили Александра Ульянова, покушавшегося на царя. И кто бы мог подумать, что младший брат его, провинциальный гимназистик, войдя в возраст, не только фактически займёт место венценосца, но и даст кое-кому ответственное поручение…уничтожить уже в с ю царскую семью.
Во время Второй мировой войны – когда непобедимая немецкая армия стояла уже в тридцати километрах от Москвы – Германия была на пике своего могущества. Немцы уже готовились праздновать победу да и сам фюрер, должно быть, в мыслях уже въезжал в Москву с такой помпой, как это он сделал в Париже. И внутренне ликовал, что э т о о н , вопреки давнему предупреждению Бисмарка («с русскими воевать немцам нельзя»), – что это как раз он победил их, этих русских…И не нашлось бы тогда ни одного сумасшедшего пророка, который смог бы предположить, что утконосый психопат (кстати сказать, вождь довольно странный для такой страны с великой культурой), перед которым дрожали великие мужи Европы, через считаные годы… покончит с собой уже от немощи повлиять на ход истории, а сама Германия распадётся на два враждебные друг другу государства, находящиеся под унизительным контролем разных победителей.
Вот и жизнь лишь одного моего поколения поистине наполнена такими чудесами, которые мы и чудесами-то теперь не считаем, но когдато они никому бы и во сне не приснились.
Году в пятидесятом советский школьник, знакомясь на уроке с выкладками Циолковского, естественно воспринимал их как мечту, которая – ещё неизвестно – будет ли вообще достижима. А через короткий срок – по существу вполне ничтожный: какой-нибудь там десяток лет – он сам… отправился в космос, бросив с улыбкой: «Поехали!»
Или случай, казалось бы, простой, но не менее фантастический.
Если бы в семидесятые годы малозаметному, скромному студенту юридического факультета университета кто-то сказал, что город, в котором он живёт, снова станет Петербургом, а ему самому (то есть студенту) уготовано оказаться не только даже главой отечества, но ещё и к тому же обрести чуждый титул, то есть назваться президентом… он счёл бы это какой-то издевательской шуткой.
Не слишком задумываясь, не сознавая этого, поистине живём все мы в каком-то фантастическом мире…
17.08
В нашем мире, донельзя переполненном разными восхитительными отвлекающе-развлекающими человека электронными игрушками, многие люди, как это ни печально, лишены совсем простого – но замечательного – удовольствия, лишены такой отрады: подойти к стеллажу, прихватить с полки одну из великих книг, упасть в кресло, раскрыть… Даже наугад – любую страницу!
Так, с возрастом, перечитываешь – и всегда открываешь для себя что-то новое, на что раньше, при прежнем чтении, не обратил должного внимания. Порой это какая-нибудь мелочь, порой кое-что посерьёзнее.
Вот некоторые из моих наблюдений.
На страницах «Евгения Онегина» нечаянно обнаружишь, что те – потрясающе написанные – картины природы, которые тебе известны с детства, впервые, оказывается, появились именно здесь: в романе в стихах.
В лермонтовском «Герое нашего времени» тебе откроется то, что раньше ускользнуло от внимания: Печорин язвительно посмеивается над астрологией.
В повести «Казаки» Льва Толстого молодой офицер, будучи на охоте, во время паузы был охвачен восторгом от всего, что его окружает: лесная чаща, в которой бездна зверей и птиц; солнце, стоящее над лесом; пахучий, жаркий воздух; следы оленя на влажной земле и даже… комары, о которых он подумал так: «каждый из них такой же особенный от всех Дмитрий Оленин, как и я сам».
В «Анне Карениной» вдруг бросится в глаза отдельная, самостоятельная линия жизни и судьбы Левина (альтерэго Льва Толстого) – и тема эта в романе, оказывается, отнюдь не второстепенна и ей посвящён внушительный объём текста. (Это обстоятельство, похоже, ускользало от исследователей, особенно от режиссёров экранизаций.)
21.08
Надо сказать, что История как таковая сама по себе довольно сухая наука, ибо в калейдоскопе мелькающих дат, событий, деяний исторических лиц часто вуалируется пульс трепетной, живой жизни, возродить которую под силу лишь подлинному художнику слова.
Вот уже вековой срок на исходе с той поры, когда на многострадальной земле – между холодной Балтикой и тёплым Чёрным морем – всё зашаталось: случилось, словно во времена Аттилы, столпотворение народов (в степях причерноморья творилось невообразимое толковище, в коем сошлись, кроме русских и украинцев, немцы, поляки, чехи, венгры, черкесы, калмыки и даже… китайцы), мир раскололся, разливанным морем гуляла братоубийственная ненависть, война шла всех со всеми – не разбирая ни пола, ни возраста, обильную жатву собирала старуха с косой.