Семя зла (Сборник рассказов)
— Одного только я не понимаю, — снова начал он. — Почему эта штука похожа на греческую трирему?
Я был счастлив, что снова очутился в нашей уютной кабине. Освещение у нас всегда соответствует настроению. И если не считать преющих объедков и вони, то здесь и вправду очень хорошо. Охотнее всего я позабыл бы о встрече с этим инородным телом: оно только нарушило наш покой.
— Не тревожься об этом, — успокоительно сказал я. — День у нас был трудным. Давай выпьем.
Но Рим не успокаивался, и мы продолжали пить в угрюмом молчании. В этом полете у нас уже не раз бывали такие пьяные приступы, особенно когда нас охватывали воспоминания о неудачах на Земле, но никогда еще я не видел, чтоб Рим накачивался с таким отчаянием.
Часа через два ему удалось, пыхтя, занять сидячее положение.
— Неужели ты не понимаешь… — заговорил он хрипло, с трудом подбирая слова. — Неужели не понимаешь, в чем фокус с этим кораблем? Он ведь плывет по пространству, как лодка по воде. Он, по сути, находится вне пространства вне измерений. Но он держится на них, и мы видим ту часть, которая лежит ниже его ватерлинии… то есть которая погружена в наше пространство!
— Но у него же нет никакой тяжести, — довольно несвязно возразил я. Оба мы набрались уже порядочно.
— Тяжесть есть, но в их смысле, а не в нашем, идиот!
Ох, а если наше пространство для них — вода, то что для них воздух? А мы… ты знаешь, кто для них мы? Рыбы в море. Рыбы, которые никогда не смогут выбраться на поверхность.
Он ощупью приблизился ко мне и дотронулся до моего плеча.
— Слушай, что я тебе скажу: у нас никогда больше не будет такого случая…
— Какого случая?
— Чтобы посмотреть, каково это там, где нет пространства. Я войду в этот корабль.
— Но это ведь невозможно!
— Почему невозможно? Ты мне будешь указывать, что я могу, а чего не могу сделать. Мне, Риму, Риму Великому? Не будь меня, тебя бы здесь и вовсе не было. Ты бы и сейчас валялся по канавам на Земле.
Даже охмелев, я понял, что Рим достиг стадии раздражения, за которой следовала стадия разнеженности над собой. Я никогда и ничем не мог помешать этому, а тут, по крайней мере, появилось какое-то разнообразие. Во всяком случае, по сравнению с другими шальными мыслями, какие в этом состоянии могли прийти ему в голову, эта мысль была оригинальной и в ней было что-то рискованное.
— Подумай! — Мне все-таки хотелось отговорить его. — Каким чудом ты собираешься проникнуть туда? Там ведь нет никаких отверстий. Если бы ты больше времени посвящал лаборатории…
— Вот именно, лаборатории! — Из глаз Рима брызнули крупные бурые слезы. — Мне преградили путь ко всякой более серьезной научной работе! Сослали меня сюда, где я, по их мнению, ничего не могу сделать.
— Героев редко ценят по достоинству, — попытался я его утешить.
— Вот увидишь. Рим еще сделает открытие, которому все будут дивиться! Рим исследует сущность пространства. Ты увидишь…
— Но, старик, туда действительно невозможно попасть!
— «Невозможно»! Хватит и нескольких унций взрывчатки. Важнее всего забраться туда раньше, чем вольется это чертово пространство. И я буду смотреть, смотреть…
Голос у него снова перешел в бормотанье. Я вскочил на ноги. Рим был опасно пьян.
— Ну ладно, а что будет с людьми, которые там есть?
* * *Он кинул на меня злобный взгляд, какого я до сих пор у него не видел. Только теперь я понял, до какой степени он ненавидит общество за то, что оно с ним так обошлось, хотя он сам был виноват в этом. Теперь он решил отыграться на моральном кодексе этого общества.
— С людьми? — рявкнул он. — Глоток пространства им не повредит. Это ради науки!
Я покачал головой со всей решительностью, на какую был способен.
— Ты никуда не пойдешь!
— А ты будешь указывать Риму, что и как? — Он пьяно качнул головой, и его кулак стукнул меня по плечу. Я пошатнулся. Сквозь боль, сквозь молнии, пронизавшие мне мозг, я пытался определить ситуацию, пока не свалился, зацепившись за стул. Рим надвигался на меня. Я повернулся на бок, чтобы избежать очередного удара и одновременно чтобы найти какое-нибудь оружие для обороны. Бутылка! Под руку мне попалась пустая бутылка. Поднимаясь с пола, я схватил ее.
Рим, пригнувшись, тоже нацелился на меня бутылкой.
— Ага, вот до чего дошло! — прорычал он и ударил своей бутылкой о край стола. Этого еще не бывало.
— Рим! — закричал я в ужасе. — Мы ведь были друзьями с детства!
Пятясь, я отступил к стенке, и бутылка выпала у меня из рук. Рим приближался, свирепо выставляя вперед зазубренное стекло, словно примериваясь ударить меня, но в последний момент отшвырнул бутылку и припечатал челюсть одним из лучших своих ударов.
И тогда я на некоторое время покинул кабину и унесся в блаженные пространства обморока.
Когда я очнулся, Рима не было. Не знаю, сколько времени я отсутствовал, 5 минут или 10.
Я чувствовал себя слишком скверно, чтобы идти за ним. Я встал со стоном, погоревал над собой и снова улегся, на этот раз на койку. Голова у меня разламывалась, и не только от пива.
Впервые в жизни я ощутил угрызения совести. Почему — не знаю. Их должен был бы ощущать Рим, а не я. И все же я потащился к зеркалу и долго стоял перед ним, недоверчиво вглядываясь в свое отражение.
— Ты выглядишь кошмарно, — бросил я отчаянное обвинение по собственному адресу. — так же кошмарно, как и ты.
С минуту еще я утешал себя мыслью что это, может быть, не совсем верно, потом мне захотелось узнать, что с ним. Я включил главный экран, и на нем появился чужой корабль. Увеличив изображение в несколько раз, я увидел своего приятеля: он возился с чем-то в нижней части кормы. И вдруг я увидел, как он поспешно отступает, и тотчас вслед за этим мощный взрыв пробил в корпусе корабля большую брешь.
* * *Рим немедленно нырнул туда, но в короткие секунды, пока он не исчез из виду, я успел заметить, как он скручивается и извивается, словно струя в сильном течении. Но очень скоро я потерял к нему интерес, и меня целиком захватило то, что творилось с кораблем.
Когда пространство вторглось к нему внутрь, он начал тонуть. Это значит — он становился все больше, отчетливее, величавее. По мере погружения выяснилась и загадка его формы, пока, наконец, он не предстал перед нами, рыбами, во всем своем великолепии: с килем, который у него действительно был, с изогнутой линией носа, с бортами и кормой.
Я заметил даже рулевое колесо.
Корабль медленно появлялся в нашем звездном космосе, колышимый космическими течениями. Наконец, когда он затонул полностью, я увидел все подробности: открытую палубу, мертвую команду, большой квадрат паруса, а в заключение — знатную чету, плывшую на этом корабле: юноша с лицом поэта, с золотой цепью на шее, с коротки кинжалом — символом власти — у пояса, и красавица в легком одеянии, с замысловатой прической, крепко обнимали друг друга. Смерть придала их чертам выражение мира и спокойствия. Правда, ростом они были метров по 10…
* * *Минуты через 2 корабль начал распадаться. При виде маленькой фигурки, продирающейся среди обломков, я включил радиотелефон. Послышалось хриплое дыхание Рима. Все шло по программе. Он включил свои двигатели и мгновенно перелетел расстояние, отделявшее его от молодой четы. На фоне этих прекрасных тел он казался уродливым карликом.
* * *Вскоре эти погруженные в пространство тела тоже начали распадаться, таять, превращаться в крутящиеся пылинки, в короткие молнии и спирали. И вот, наконец, весь корабль, пропитавшись водой, то есть пространством, рассыпался на мельчайшие частицы, погружающиеся в небытие.
— Боже мой! — простонал дрожащим голосом Рим. — Я убийца!
Еще через 20 минут на экране была лишь черная пустота. Рим вернулся на наш корабль и недовольно проворчал, что так и не узнал ничего о том, как бывает там, где нет пространства.