Свеча в темноте (СИ)

Мама переживала — сильно, долго, но вдалеке. Она всерьез восприняла желание бабушки не пускать меня обратно, несмотря на несколько попыток сбежать в Заземщинье. Нет, никто не привязывал меня цепями, но давление было сильным. В какой — то степени я понимала маму: несмотря на горе, она продолжала трезво смотреть на вещи. Потому моя безопасность и стояла для нее на первом месте. Особенно в свете того, что перед смертью сказала бабушка. Особенно после того, что стало твориться с природой после.
Воронки больше не были стабильными. Они поглощали все, что попадалось на пути. Люди пропадали группами. Изнутри порталов не выходил никто. В новостях постоянно сообщали о новых жертвах. Мы перестали смотреть телевизор. И если мама считала, что таким образом снижает градус напряжения, то я была противоположного мнения. У меня было свое. Сегодняшний сон только подтвердил то, к чему давно пришла интуиция.
Они искали меня. Все эти воронки — большие, маленькие, раскрывающиеся поодиночке и несколькими устрашающими разрывами пространства. Не знаю, нужна ли им была жертва или это была дань равновесию, о котором просил мир. Но воронки не находили искомой вещи, и потому с каждым разом их деятельность становилась все разрушительнее. Но больше я не собиралась мириться с происходящим. Я была связана с землей. Я могла помочь. И я знала, как это сделать. Пришла пора забыть о том, что творилось на душе, и взглянуть в глаза судьбе. Желание шагнуть за грань было намного сильнее страха перед неизвестностью. Его питала надежда увидеть на том конце до боли знакомые глаза.
К заметному неудовольствию родителей, институт я выбрала на периферии. Мама не скрывала подозрений, что ВУЗ находится слишком близко к Заземщинью, но я старалась не подпитывать чересчур обостренную интуицию. Наоборот, задабривала и успокаивала ее, как могла. Часто ездила в приемную комиссию, несмотря на то, что результаты зачисления спокойно могла посмотреть в интернете. Целью было одно: выработать родительский рефлекс на то, что я обязательно буду возвращаться из опасного, по их мнению, места. Усыпить бдительность настолько, чтобы одним июльским утром они ушли на работу со спокойной душой, не подозревая о том, что дочь половину ночи не спала, занятая мыслями о предстоящем побеге на родину бабушки.
Стоило двери за мамой захлопнуться, и я подскочила на кровати, быстро убирая ее и доставая из шкафа небольшой рюкзак. Покидала туда основное: белье, пару бутербродов, предметы первой необходимости, небольшую сумму на расходы, если вдруг предстоит задержаться в доме бабушки и увеличить каникулы в месте, ставшем постоянным пристанищем воронок. Умылась, наскоро перекусила, проверила на столе написанное с вечера письмо с объяснениями. Затем оделась и, в последний раз глянув на собственное отражение, покинула жилище, повернув ключ в замке. Шумно выдохнув, я в сотый раз напомнила себе, что моя поездка — острая необходимость для города и его окрестностей. И отправилась на вокзал.
Несколько часов в поезде позволили мне немного вздремнуть. Бабушка не приходила, я вообще мало что запомнила из сна. Странное дерево, тянущее ко мне свои ветви. Что ему было нужно? Создавалось впечатление, будто оно было живым существом и хотело поговорить со мной. Здравствуй, дерево! Я со многим успела смириться, но с разумным растением — нет, я не была к этому готова. Потому пробуждение и стало для меня сродни глотку свежего воздуха.
Знакомые бабульки приветствовали меня грустными улыбками. У теть Маши я даже остановилась, чтобы попить чайку. Она всегда была сердобольной женщиной, под стать бабушке, и приняла меня, будто родную.
— Мать — то твоя, когда уезжала, ключи от дома мне оставила, — пояснила теть Маша, возвращаясь из соседней комнаты со старой шкатулкой в руках. — Не могла я оставить Аглаюшкину домушку без присмотра. Технику Лена по соседям раздала, телевизор с холодильником вот мне достались, так что если ты надолго, продукты у меня храни, милая.
— Спасибо, теть Маш, — сердечно поблагодарила ее я.
— Я раз в месяц захожу и прибираюсь по дому, — добавила женщина. — Весной сушу белье, так что можешь оставаться ночевать и не переживать.
— Спасибо, — растроганная, я не знала, что добавить.
— Аглаюшка многим помогала, — отмахнулась тетя Маша. — И тебе свои знания передала, сколько успела. Ты для меня как родная, Варя. Плохо только, что вернулась в такое время. Как бы не случилось ничего. Люди пропадают. Воронки эти… — покачала она головой.
— Знаю. За тем и приехала.
— Неужто остановить их решила? — разволновалась бабуля. Ее руки, покрытые пергаментной кожей, заметно затряслись.
— Бабуля мне кое — что показала, — уклончиво ответила я. — Не могу не попробовать. Тем более она говорила, что с ее смертью нарушится равновесие и некому будет сдерживать силу воронок. Надо вернуть все на круги своя.
— Не дело ты задумала, — расстроилась тетя Маша. — Мать — то в курсе? Хотя можешь не отвечать. Знаю, что в тайне сбежала.
— Так надо было, теть Маш, — я поднялась со стула, любовно проводя кончиками пальцев по кружевной скатерти. Как будто к бабушке вернулась: в этом доме тоже все было по старинке. И портреты военных времен, черно — белые, но содержащие в себе столько истории, что любой бы позавидовал. И сервизы, которые все бабули по молодости собирали с особым трепетом. И высокие кровати, и старые половики. Сердце защемило от воспоминаний, и проститься с подругой бабушки мне стоило больших трудов. Но я все же решительно шагнула к двери. Надо было скинуть вещи у бабушки. И уходить в поле, где вероятность встретить воронку становилась больше.
Зайдя в дом, испытала легкое чувство грусти. Бабушка, снившаяся мне всю неделю, сейчас воспринималась как человек, уехавший далеко и надолго, но никак не укрытый толстым слоем почвы на кладбище. Мне даже хотелось верить, что душа ее осталась в этом мире. Эгоистично хотелось, да. Чтобы приглядывала за мной, чтобы оберегала от зла и ненастий. Обиван ведь бросил. С родителями такого душевного тепла не было. Была только бабушка. Два года, как ее не стало.
Большое зеркало в прихожей явило девицу с темными кругами под глазами. На фоне ярких волос выглядело устрашающе, будто ведьма из могилы поднялась. Меня, напротив, это немного взбодрило. На борьбу с воронками только в таком виде и идти!
Моя комната нисколько не изменилась. Теть Маша действительно сохранила все так, будто я снова летом приехала бы погостить у бабушки. И стоило мне опуститься на кровать и прикрыть глаза, будто вживую увидела события, происходящие здесь во время похорон. Щеки опалило огнем, я упала спиной на покрывало и, обняв себя, вынуждена была признаться: ничто не забыто. Никто не забыт. Сколько же воспоминаний породила во мне эта поездка. Смогу ли я хоть на каплю увеличить возможность увидеть Обивана снова?..
Когда вышла из дома бабушки, было около пяти часов. До прихода мамы домой оставалось совсем немного. Проверив зарядку на телефоне, я бодро зашагала в сторону полей, граничащих с ровными небольшими улочками.
Погода почти сразу начала портиться. То ли мои силы росли сами по себе вдали от Заземщинья, то ли соскучились по связи с природой, но отклик земли я почувствовала сразу, как шагнула в высокую траву. Она волновалась. Переживала, что я все же пришла сюда, нарушив первый запрет бабушки. Возможно, природа была не в курсе, что вернула меня сюда та же женщина, что велела никогда не приходить снова. И теперь я шла по зову сердца — туда, где разгорался хаос беснующихся воронок.
И приближения я не заметила. Скорее почувствовала, когда окружающее пространство стало скручивать в спирали. Не подавая вида, насколько переживаю, опустилась на корточки, скрываясь в траве, доставая из кармана джинсов мобильник и наскоро отыскивая в нем номер мамы. Вторая рука привычно легла на теплую летнюю почву. Голос на том конце откликнулся после третьего гудка.
— Варюшка, а ты почему не дома? — заботливо спрашивала мама. — Что за шум у тебя там на заднем фоне? Пошла погулять?