Я — Легион (СИ)
— Мне? Да в хрен мне эти солдафоны не уперлись! — Генерал от избытка чувств перешел на крик, что в исполнении его командного голоса звучало очень… громко. — Ты представляешь, что учудили? Они Секирина моего хотят отжать!
— Но зачем он им?
— А я знаю?! Впрочем, да, знаю. Слышал краем уха, что они хотят его запереть в каком-то своем центре подготовки и оставить там до конца дней натаскивать своих щенков.
— Не понял… у них там своих инструкторов не хватает что ли?
— Видимо, мой медиум их чем-то сильно заинтересовал, что они готовы наплевать на все и попытаться увести его. — Генерал осекся, увидев, что его собеседник расплылся в широкой улыбке. — Что? Ты чего тащишься, будто в лотерею выиграл?
— Да так… только сейчас заметил, что ты Секирина стал называть «мой медиум». Давно присвоить его успел?
— Ага, сразу как только труп нашел им сделанный. — Не поддержал веселья полицейский. — Ты лучше по моему вопросу ответь. Сможешь что-нибудь с оборонкой нашей сделать?
— Хм-м… — Полукар крепко задумался, постукивая себя карандашом по виску, — не знаю, Андрей, это, скорее всего, лежит за пределами моих возможностей. Сам знаешь, армия это совсем другой мир, со своими законами и со своими кумирами. Но я не понимаю, почему ты так распереживался? Секирин в тюрьме, и никуда он от тебя не денется.
— Ой, Коля, гражданская твоя душа… — покачал головой Сухов, не упустив случая упрекнуть своего куратора в сугубо штатской специализации, — ты пойми, тюрьмы они ведь не в ведомстве МВД, чтоб я там мог иметь хоть какой-то вес. Они все фсиновские, и хожу я туда только лишь как проситель. Пока им мои просьбы ничего не стоят, они их выполняют, но как только запахнет конфликтом, эти тюремные крысы переметнутся туда, где сила. У министерства обороны достаточно возможностей и целых федеральных программ, чтобы вытащить приглянувшегося им человека откуда угодно. А что я один могу против целого министерства? Ни-хре-на!
— Ну а я тогда чем тебе могу помочь в этом деле?
Генерал в упор посмотрел на своего собеседника.
— Подключи к этому премьер-министра. Доложи ему, объясни, что солдафоны срывают мое расследование.
— Кхм… Андрей, но ведь премьер не контролирует армию, чем это тебе поможет?
— Премьер, допустим, нет. А вот главнокомандующий контролирует.
— Сухов, ты серьезно?
— Вполне.
— Ты понимаешь, что говоришь опасные вещи? Ты что, хочешь междоусобицу силовиков внутри страны устроить?
— Я, в первую очередь, хочу раскрыть это проклятое убийство, и уйти на заслуженный покой!
Кабинет погрузился в напряженную тишину, и ни один из присутствующих не решался нарушить ее покой первым. Но раньше все-таки не выдержал генерал.
— Пойми, Коля, от этого самодовольного упрямого ублюдка слишком многое зависит. Нельзя его отдавать. Никому…
Полукар не был наивным, и очень явственно уловил, что за словами полицейского скрываются еще какие-то недомолвки.
— Мне кажется, Андрей, или за твоими словами стоит нечто большее, чем жажда раскрыть убийство Свиридова?
— Пожалуй, что да. Только, Коля, я прошу, никому не распространяйся об этом, иначе… иначе я даже предполагать не берусь, чем это всё может закончиться.
— Ты меня пугаешь, Сухов. В чем дело?
— Дело все в том же Секирине… понимаешь, чем больше я о нем узнаю, тем больше вопросов у меня возникает. Причем вопросов невероятных, на которые нельзя найти ответа, если, конечно, не поверить на секунду в сверхъестественное. Вот взять, к примеру, штурм поместья Белокурова…
Неожиданно раздавшийся телефонный звонок заставил обоих мужчин вздрогнуть. Полукар даже выругался в голос, пообещав выкинуть этот аппарат на помойку, а себе взять попроще, да потише, но трубку все-таки снял.
— Алло? Да… нет… нет, Катерина, не сейчас… позже. Позже, я сказал.
Завершив разговор, он снова повернулся к генералу.
— Так что ты там говорил про сверхъестественное?
— М-м-м… — полицейский внезапно засомневался, будто внезапный звонок заставил его передумать разговаривать на подобные темы. — Знаешь, ничего, Коля. Сперва я все тщательно проверю, а потом уже сообщу и тебе, чтоб это не было похоже на досужие домыслы и фантазии. Так что потом как-нибудь обсудим, договорились? Ты главное попробуй уладить вопрос с солдафонами, ага?
И не слушая никаких возражения или объяснений, Сухов направился к выходу, как-то по-стариковски переставляя ноги, чего раньше за ним никогда не наблюдалось…
Глава 9
Загружаясь в полицейский автозак, я полагал, что выйду из него уже где-нибудь далеко за пределами Москвы, перед унылыми бетонными стенами с колючей проволокой, посредь глухого леса. Но каково же было мое удивление, когда машина остановилась меньше, чем через полчаса, большую часть которого она провела в пробках. Я даже немного пожалел, что поторопился пустить в расход Якоря и компанию, но потом все решил, что поступил правильно. Какой мне толк от запертых в клетке марионеток?
Хоть мы бы и сидели с ними совсем рядом, но это соседство мне бы приносило только лишний расход Силы, которая уходила бы на поддержание в них псевдожизни. Впрочем, какая теперь разница? Сделано и сделано. Главное, что я утилизировал эти отбросы общества, которые, если по уму, за все свои деяния, что я видел в их воспоминаниях, заслуживали участи куда более суровой, чем безболезненная смерть.
Дверь автозака распахнулась, и пара конвоиров начала меня весьма деликатно вытаскивать из обезьянника. Я чувствовал, что они привыкли быть куда более грубыми со своими подопечными, но сейчас их нутро заходилось в трусливом недоумении, почему вдруг им страшно даже помыслить, чтобы поднять на меня руку? Можно сказать, что это почти звериное чутье их и спасало, потому что вряд ли бы я стал терпеть нечто подобное.
— Ну вот, добро пожаловать в «Матросскую тишину!» Спорим, ты всегда мечтал жить в центре Москвы, а? Ха-ха-ха!
Судя по закатившимся глазам его напарника и резанувшему мое восприятие раздражению, второй конвоир слышал эту шутку уже раз в пятидесятый. А я же не стал акцентировать внимание на том, что раньше я и так жил в пределах садового кольца. Больно много чести будет.
Оказавшись на улице, я поднял глаза на пасмурное вечернее небо, которое в декабрьскую пору слишком рано сдавалось перед наступлением темноты. Но не успел я полюбоваться им и полминутки, как меня почти мягко потянули за руку и завели в очередной вонючий бетонный отнорок.
И снова началась малопонятная мне бюрократическая суета, которая продлилась еще часа полтора, а то и все два. Под конец этого бумажного безумия, после всех безжалостных пыток канцелярщиной, я оказался в камере. Причем, судя по подобравшемуся здесь контингенту, выбор конкретно этой конуры был сделан не случайно. Тут прослеживался явный расчет на то, что меня будут ломать морально и прессовать физически. Ну что ж, посмотрим, одни уже попытались…
— Опа, гля, братва! — С деревянных нар, на которых не было постелено даже вшивого матраца, поднялся бородатый детина, который своей лохматостью мог посоперничать с болонкой. Он говорил с характерным «гэканьем», что выдавало в нем уроженца либо юга страны, либо мигранта с бывшей братской республики. — А шо это за Машку к нам подселили?
Его остальные не менее здоровые сокамерники начали заинтересованно меня разглядывать, излучая целый спектр не самых радушных эмоции в мой адрес. Кто-то показательно сплюнул, кто-то начал мерзко ухмыляться, другие многозначительно похрустели костяшками пальцев, и только один безразлично мазнул по мне взглядом и вернулся к созерцанию стены.
Всего я насчитал в камере восьмерых человек на шесть деревянных шконок. Интересно, а как они спят-то? По очереди что ли?
— Ну, шо стоишь, залётный? Не знаешь, как в хату входить надо? Ты проходи-проходи, не стесняйся!
Не обманываясь преувеличенно дружелюбными интонациями одного из здешних сидельцев, я прошел в камеру, внимательно следя за каждым чужим движением. Сила во мне вскипела, поднимаясь яростной волной и требуя учинить здесь кровавую бойню, но я сдерживал ее порывы. Не хватало мне превратиться в сумасшедшего берсерка, который с отчаянностью самоубийцы первым бросается на толпу…