Холодное сердце пустыни (СИ)

— Пауль. Пауль Ландерс.
Как же непривычно звучит родное имя.
Он больше не Ариш Тель Лан — Белая Смерть на языке Магриба. Уже не отдается кровавым эхом в душе чужое, такое ненавистное имя.
И будь проклята Сальвадор за каждый из тех двух с половиной тысяч дней, что Пауль провел в рабстве.
— Не наше имя, северное, — задумчиво произнесла Мун.
— Я родился в Эффинах.
Было удивительно, когда девушка кивнула, будто зная, о чем речь. А меж тем даже до Хариба эффинские корабли доходили нечасто. Нужно была преодолеть одно море и спуститься вниз по руслу полноводного Дульха. Некоторые рабы Арены были уверены, что Пауль лжет, мол, Махаккар бесконечен, неужели есть города где-то еще? Неужели есть моря? И в них что, воды больше, чем в Дульхе? Да нет, так же не бывает.
Мун шла чуть впереди, покачивая бедрами в черных шароварах. И бисерные нити, нашитые по краю её покрывала, подрагивали и метались из стороны в сторону, привлекая внимание к очень манящей области тела рабыни.
Пауль же как завороженный смотрел выше. На талию девушки. Туда, где то и дело во время ходьбы выбивался из-под синего покрывала кончик черной косы.
Длинные у неё волосы, раз даже в заплетенном виде до талии достают…
Поймал себя Пауль на этой мысли и отвесил себе подзатыльник, потому что нечего пялиться на чужих рабынь. Тем более, что она скорей всего наложница. К чему смотреть на заведомо чужую женщину?
— Ты была в Эффинах? — чтобы отвлечься, спросил Пауль.
Ну, вдруг? Кто его знает, кто хозяин этой красотки, и как давно. В Харибе торговали даже опытными наложницами, кто его знает, сколько хозяев сменила эта пустынная лилия.
А думать об этом оказалось не очень приятно…
— Я слышала, в Эффинах запрещено рабство, — Мун качнула головой, — знаешь, многим рабам Махаккара и его оазисов про Эффины рассказывают как про сказочный город. Все мы грезим о нем, белом городе свободных людей. Мечтаем однажды в него сбежать, если боги вдруг сведут клеймо.
— Только богам на нас плевать, — скривил губы Пауль. Уж он-то за семь лет это прочувствовал.
— Ну не всем, — возразила Мун, — некоторые пытаются нас защищать. Великие духи, например.
Паулю много было чего рассказать этой глупышке про эту “защиту”. Про загадочные законы, распространяющиеся на одних и забывающие про других — ох, да, Пауль мог рассказать. Вот только не посреди пустыни топтаться по светлым именам некоторых великих духов.
— Знаешь, даже тому, кто заклеймил меня рабским клеймом, я доверюсь больше, чем защите и справедливости той же Сальвадор, — скупо выдавил Пауль, и его вдруг резко повело в сторону.
— Держись за меня, Пауль, — Мун нырнула под его руку.
Ох, позор-то какой, идти и опираться на хрупкую девушку. Которая внезапно оказалась достаточно сильной, чтобы вести Пауля, у которого подкашивались ноги.
— Чуть-чуть осталось, потерпи, герой, — шептала Мун на ухо Паулю и вела-вела его вперед по узкой улочке.
Туда, к широким воротам, по обе стороны от которых стояло два черных, как эбеновое дерево, стража.
Паршиво.
Дом большой, хозяин у Мун наверняка знатный. Может быть, даже маг…
И сейчас Паулю подумалось, уж не завела ли его эта змея в ловушку. Типа, чего этот раб свободный бегает, когда мне плохо?
— Анук, помоги, — рявкнула Мун, совершенно не безобидным голосом хрупкой девушки, и один из двоих, таких похожих на эбеновые изваяния, стражей, шелохнулся, пришел в движение и шагнул вперед. И Пауль, подумав с секунду, на него упал. Потому что ноги дальше идти отказывались.
Было холодно…
Впервые за семь лет жизни в городах Махаккара Пауля била ледяная дрожь. Аж зубы стучали.
— Мансул вернулся? — напряженно шепнула Мун, и Пауль услышал этот шепот, только потому что и он, и безмолвный Анук, и Мун, едва не сталкивались головой.
Анук лишь качнул головой влево-вправо. Немой он, что ли?
— Он отравлен, — тонкий голос Мун уже начал отдаваться в голове Пауля раскатистым эхом, будто у Пауля и не голова была, а огромная пещера, — сможешь вылечить?
А дальше…
А дальше Пауля окончательно накрыл ледяной туман.
Мун, даже не увидев, а плечом ощутив, что Пауль окончательно потерял сознание, тихо выдохнула, вытерла пот со лба и прошептала: “Ну, наконец-то”…
3. Глава, в которой герой вне игры
— Тащи его к себе, — для вида приказала Мун, потому что второй стражник у дверей дома Мансула был человеком. Для него она и соблюдала все эти ненужные формальности.
Анук потащил.
Каул не возразил ни словом.
Во-первых, северянина притащила Мун, она знает правила, ей и отвечать потом перед Мансулом за этого странного незваного гостя.
Во-вторых, Каул попросту не решался возражать именно Мун. У него будто язык отсыхал при виде её. И что с этим делать — ей было непонятно.
Управлять вторым телом было удобнее без слов. Не нужно было отвлекаться на голосовые команды вроде “Анук подойди”, “Анук возьми”, “Анук, жги этого идиота”.
Это было просто, как вдохнуть и ощутить свои вторые руки.
Анук перехватил Пауля на плечи и потащил в сторону низкого барака, в котором жили рабы второго ранга. На самом деле там было довольно неплохо, если сравнивать с рабами из самого низа иерархии.
По крайней мере, у Анука была своя личная каморка, пусть и тесная. Мансул не экономил на том, чтобы его стража хорошо отдыхала. Ну, градоначальник он или нет?
И хорошо, что градоначальник, хорошо, что у Анука была своя отдельная комнатушка. Самым важным сейчас было поскорее спрятаться от человеческих глаз. Потому что, пока она была на виду — магию ей использовать было нельзя.
В комнате Анука все было просто. Два тюфяка на полу, чтобы было не так жестко спать — знак особого расположения за силу и магический дар, который Анук использовал для охраны дома господина. Обычные рабы довольствовались одним тюфяком.
У Мун комната была поизысканней, но и цена у этой роскоши тоже имелась. Мансул берег и холил её тело для определенной цели. Если Мун не оправдает его надежд — её продадут на невольничьем рынке, ну или Мансул сделает её своей наложницей. Та еще мерзость, тоже.
И нет, Мансул не был отвратителен внешне, даже наоборот, в Турфане он считался завидным красавцем — худощавый, темноокий, с изящной бородкой вокруг рта. Украшенная синим сапфиром чалма градоначальника тоже добавляла ему “красоты” в глазах горожанок.
А Мун же прекрасно знала, какой Мансул ублюдок по характеру и как погано он обращался что с первой, что со второй женой. Ни Лея, ни Маник не заслуживали такого. Поэтому даже от мысли быть его наложницей подташнивало.
Вот только, кто ж виноват, что в городах Махаккара действовали такие законы, что замуж отдавали без особого согласия женщины? Ну и что, что мужчину и ублюдком-то назвать было стыдно. Главное же, что этот ублюдок водился с деньгами.
Так.
К шайтану Мансула.
Тут северянина надо было вытаскивать, его дух скоро должен был начать отслаиваться от тела, и это будет сложно исправить.
Анук опустил Пауля на собственный тюфяк и замер, глядя на Мун черными блестящими глазами. Её глазами.
Нужно было его отправить к воротам, когда Мансул вернется — он будет недоволен тем, что стражник покинул пост.
Вот только Мун было нужно это тело, то, в которое она вложила большую часть могущества Королевы Скорпионов. Ну, куда-то же его нужно было девать.
Она торопливо сняла покрывало. Ей сейчас ужасно мешала вся эта ткань.
Они с Ануком встали спина к спине, затылок к затылку, переплелись пальцами, сливаясь в единую сущность. Не внешне — только магией…
Собой быть ей было восхитительно.
Она слышала все, что слышали её скорпионы, её змеи, её тушканчики и пустынные лисы. Но только пока была рядом с Ануком.
Чтобы вернуть себе все это — нужно было снять сдерживающие печати с сущности, стать цельной и проиграть в этом проклятом споре.
Пока Тариас полз к хозяйке, Мун смотрела на северянина.