Осень в Шотландии
Диксон нагнулся и простучал кирпичи с графским гербом. Ничего не произошло. Сунул руку в карман халата, вытащил оттуда молоток, прихваченный из конюшни для этой цели, и ударил по кирпичу. Опять ничего. Не впадая в отчаяние, он слегка стукнул по кирпичу с другой стороны, и тот немного сдвинулся.
Диксон присел, достал приготовленное шило и просунул его между кирпичом и раствором. К его удивлению, кирпич легко сдвинулся и выпал из кладки ему на ладонь.
Диксон просунул руку в отверстие. Оно оказалось глубоким – во всю ширину очага – и пустым.
Впрочем, не совсем пустым. В пальцах оказался зажат обрывок бумаги. Диксон рассмотрел его в неверном свете лампы. Уголок страницы. От какого-то документа. Вот только какого?
Он еще раз залез в тайник, но больше ничего не обнаружил. Неужели Джордж уже нашел сокровище? Похоже, так и есть. И скрылся из Балфурина, не задумываясь о судьбе жены и замка.
Будь Джордж здесь, Диксон лупил бы его до тех пор, пока кузен не запросит пощады.
Вставив кирпич на место, он убрал крошки раствора и сунул в карман шило и молоток.
Утром надо будет сходить к Нэн. Может быть, она расскажет ему, что действительно случилось, когда Джордж был здесь в последний раз. Верность графу – это, конечно, прекрасно, но ей следует понять, что Джорджа надо искать. Хотя бы для того, чтобы Шарлотта обрела душевный покой.
И сам Диксон – тоже.
– Все так, как вы говорили, мисс Мейзи. Здесь я могу видеть все звезды, которые мог бы увидеть дома.
И Мэтью повернулся к собеседнице. В темноте она казалась лишь тенью, но он слышал ее запах – смесь ароматов полей и холмов вокруг замка.
– Вы уверены, что эта прогулка не повредит вашей ноге?
– Нет-нет! – живо отозвалась Мейзи. – У меня теперь почти не бывает боли. Ее сиятельство заказала мне эти специальные ботинки. Раньше было немного больно, но только немного. Но благодарю за заботу, Мэтью. Другим нет до меня дела.
– Думаю, вам от этого только легче, – предположил он. – А может быть, люди просто стесняются. Не знают, что сказать, и предпочитают вообще ничего не говорить.
– Лучше бы они что-нибудь говорили, даже обидное. А то я чувствую себя невидимкой.
– А я бы предпочел, чтобы все молчали.
Мейзи удивленно на него посмотрела:
– Кто станет смеяться над вами, Мэтью? – Она присела на невысокий пологий валун.
– В моей стране смешалось несколько культур, – начал рассказывать он, стоя рядом. – Малайская, китайская, индийская. Мой отец принадлежал к одной культуре, а мать – к другой. У меня смешанная кровь. – Он помолчал, потом продолжил: – У некоторых это вызывает неприязнь.
Мейзи долго не отвечала.
Наконец Мэтью не выдержал и посмотрел ей прямо в глаза – девушка улыбалась.
– О, Мэтью, всегда найдутся люди, готовые осудить каждого из нас. Это их грех, не наш. Я считаю, что вы – самый красивый мужчина, какого я только встречала. Я могла бы часами смотреть на ваше лицо и совсем не устала бы.
Мэтью не отвечал. Что мог он сказать? Эта девушка была не в состоянии до конца понять культурные традиции его родины, как сам он не мог полностью воспринять Шотландию. Она казалась ему варварской страной, но люди здесь были по-настоящему добрыми. В них было некое простодушие, которое очаровывало его.
– Благодарю вас, что вы согласились составить мне компанию этой ночью, – сказал он.
Час назад Мейзи постучала в дверь его комнаты и попросила Мэтью пойти с ней на невысокий холм рядом с Балфурином. В замке все спали. Горело лишь несколько огней. Над головой в окружении звезд сияла луна.
– Уже почти утро, Мэтью, – произнесла Мейзи, поворачиваясь лицом к спутнику.
Тот кивнул, присев на землю рядом с ней.
– Вы пожалели меня и помогли справиться с бессонницей, еще раз благодарю.
Мейзи с улыбкой снова посмотрела на Мэтью:
– Я вовсе вас не жалела. Я сама не могла уснуть, а когда услышала, что вы ходите в своей комнате, то решила, что мы можем не спать вместе. Могу поспорить, завтра мы оба будем как сонные мухи. Не очень-то это справедливо.
– Будда учит нас, что жизнь не бывает ни справедливой, ни несправедливой.
– Мне кажется, это неправильно. А кто такой этот Будда? Ваш друг?
– Он – великий учитель, – отвечал Мэтью, пряча улыбку. Нельзя ее винить за невежество, ведь она живет почти на краю света и мало что знает о мире. – Он был из просвещенных, проводил все время в размышлениях о жизни и о месте человека в этой жизни.
– Он из вашей страны?
– Я думаю, его можно считать гражданином мира.
– Что ж, наверное, это нетрудно, – заметила Мейзи. – Если ты гражданин мира, значит, у тебя нет обязанностей перед каким-нибудь определенным местом. – Она оперлась затылком на сцепленные ладони и, откинув голову, стала смотреть на звезды. – А я вот буду лучше гражданином какого-то одного места. Мне нравится чувство принадлежности. Нравится знать, что завтра я увижу то же, что и сегодня.
Мэтью не стал возражать. Не стал рассказывать ей, что ему самому в жизни не довелось наслаждаться чувством стабильности и постоянства. Его приемная семья, распространяя слово Божье, никогда не жила на одном месте дольше нескольких месяцев.
– Да, в повседневной жизни много привлекательного, – наконец отозвался он.
– Житейского однообразия не надо бояться, Мэтью. Человек не становится скучным оттого, что изо дня в день делает одно и то же. Скучно, когда у него одни и те же мысли. Если он ничему не учится, – Девушка повернулась к собеседнику: – К нам в деревню недавно приехал один человек. Он говорит по-немецки и обещал научить меня. Мне нравится каждый день узнавать что-то новое. Я рада, что ее сиятельство сказала, что я могу брать из библиотеки книги, когда хочу. Конечно, я читаю их не быстро, но все равно дочитываю. А когда заканчиваю одну книгу, беру другую.
Мэтью подумал, что никогда еще не встречал подобную девушку – такую требовательную к жизни. А когда сказал это вслух, Мейзи только рассмеялась.
– Ведь это моя жизнь, правда? Никто не проживет ее вместо меня. Очень глупо будет дожить ее до конца, а потом сожалеть обо всем том, чего я не сделала.
Она сидела, глядя на звезды и время от времени бросая взгляды на своего спутника. Оба молчали, не чувствуя неловкости. Наконец Мейзи опять заговорила:
– Похоже, мы не одни не спим в эту ночь. – И она указала на замок.
В одном из окон танцевал слабый мерцающий свет. Мэтью с ужасом подумал, что там пожар, но потом огонек переместился, окно сделалось темным.
– Говорят, в Балфурине живут привидения, – сказала Мейзи и обхватила колени руками.
Мэтью посмотрел на девушку с удивлением – она говорила о подобных вещах абсолютно спокойно.
– Очевидно, вы их не боитесь?
Мейзи весело рассмеялась:
– Привидений? В Шотландии их никто не боится. В каждом доме есть какой-нибудь призрак. Мы – суровый народ, Мэтью. В прошлом здесь было много трагедий. Я бы удивилась, узнав, что в Балфурине нет привидений. Но все равно, мне не нравится, что они могут бродить по дому по ночам. – И Мейзи бросила на молодого человека косой взгляд. – А потому вам придется проводить меня до моей комнаты. Для охраны.
– Это честь для меня, – с серьезным видом отозвался он, но невольно подумал: не получится ли наоборот? Возможно, ему самому потребуется защита от Мейзи?
– Мэтью, вы никогда не смеетесь?
Он задумался.
– Вы говорите, что я слишком серьезен?
– Не совсем так. Не серьезен. Просто я думаю, что у вас, как и у шотландцев, в прошлом было много грустного.
Мэтью ни с кем не обсуждал свое прошлое, даже с Диксоном.
– А у вас, Мейзи? Разве у вас в прошлом нет ничего грустного?
– А, вы говорите о моей ноге? – Мэйзи улыбнулась. – Меня действительно много дразнили. К тому же нога болела, пока не появились эти новые туфли. Но мне кажется, я всегда была такой, как сейчас. Так что, думаю, это не имеет значения. Моя хромота существует, и все. Как роса на траве. Или даже как сам Балфурин.