Невидимка и (сто) одна неприятность (СИ)

Он снова протянул руку:
— Давай. Мы не упадем, обещаю. Тут до люка всего десяток метров. Сними только туфли. Босиком устойчивее, чем на каблуке.
Я сглотнула.
Медленно села, стащила сначала одну туфлю, потом другую. Пристроила рядом с парой Лагранжа. А потом уцепилась ледяными пальцами за протянутую ладонь.
— Не торопись. Не бойся, я держу. Не смотри с крыши вниз, только под ноги.
Он осторожно потянул меня наверх, помогая выпрямиться.
Колени тряслись, зубы, кажется, стучали. Да я вся дрожала как осиновый лист на ветру.
— Сейчас попробуем кое-что, держись, — Лагранж переложил мои пальцы себе на локоть и принялся колдовать.
Нам в лицо нежно дохнуло теплым воздухом, а потом меня как будто сдавило со всех сторон мягкой подушкой. Ощущение не то, чтобы приятное, потому что на лицо ее тоже наложили. Я хватанула воздух ртом, и, к счастью, урвала для легких кусочек кислорода.
— Потерпишь? — Даниэль заглянул мне в глаза. — Это для уверенности.
Я сначала не поняла о чем он, но, сосредоточившись на ощущениях, сообразила, что эта подушка будто поддерживает меня, не давая шататься, замедляя движения, но делая их от этого более точными. Будто воздух вокруг меня уплотнился и преодолевать его надо с усилием. А усилие это мешает дрожать.
И я кивнула.
Пара десятков мелких шагов по крыше вдоль многоэтажной пропасти показались мне вечностью.
Я вся вспотела, как после часового забега, перед глазами слегка плыло, то ли от паники, то ли все таки от нехватки кислорода. Хотя я больше все же ставила на панику. “Не смотри вниз” — это то самое указание, которое ни-ког-да не стоит давать боящимся высоты!
Когда Даниэль остановился, мое сердце чуть не остановилось вместе с ним, решив, что мы падаем. И на всякий случай, плюхнулось в желудок, скрутив его судорогой.
Но оказалось, что мы просто дошли до люка.
Деревянную дверцу Лагранж бесхитростно вынес магией. Дерево брызнуло вниз щепой и обломками, открывая нам зияющий чернотой лаз на чердак.
— Садись, — скомандовал Лагранж, и я с огромным удовольствием подчинилась, почти не чувствуя ног от волнения. Стоило мне сесть, как заклинание-подушка развеялось, свежий вечерний воздух хлынул в легкие, а тело, лишившись поддержки, сделалось слабым и снова трясущимся как желе.
Парень тоже опустился на четвереньки, сунул голову в люк, пустив вперед себя светлячка, что-то хмыкнул под нос и, сообщив: “Я первый!” — ловко соскочил в темноту, оставляя меня на крыше одну одинешеньку.
— Падай, бука, — донеслось из этой темноты. — Я поймаю.
Уловив мои колебания, он жизнерадостно добавил:
— Думай о том, что упасть на чердак — это куда менее страшно чем упасть на каменный замковый двор!
Да этот парень мотиватор года!
Уцепившись за деревянную раму, я спустила вниз одну ногу, потом другую, и только тогда, ощутив себя увереннее, посмотрела вниз.
Лагранж, который выпрямившись едва ли не задевал потолок, ухмыльнулся, обхватил меня за талию, и легко снял с крыши на пол.
— Поймал! — объявил он, страшно довольный собой.
По хорошему, надо было его стукнуть и побольнее.
Но вместо этого я закрыла лицо руками и ткнулась лбом в лагранжевское плечо.
Вообще любое другое плечо подошло бы куда больше! Но к сожалению, других плеч в поле зрения не наблюдалось, а мне надо было прийти в себя и не сорваться в истерику. И хорошо, если только в истерику.
Даниэль замер на несколько мгновений. А потом осторожно выпустил мою талию, чтобы переместить руки мне на плечи. Он чуть сжал их, и я ощутила горячий выдох на своей шее. А еще через несколько мгновений одна рука поднялась еще выше, и коснулась волос…
Я судорожно, с сухим всхлипом выдохнула и резко отступила на шаг, выворачиваясь из его рук. Дура, Лали! Теперь он решит, что ты на него вешаешься!
— Все хорошо, — пробормотала я, зачем-то вытирая сухие щеки и часто моргая. Слезы так и не пролились, и слава богу! — Со мной все нормально. Идем отсюда.
— Нет, — Лагранж мотнул головой. — Подожди.
А потом он ухватился руками за раму люка, ведущего на крышу, подтянулся и забрался туда, откуда мы только что благополучно свалили и куда я не планировала возвращаться больше никогда в жизни!
 
— Ты сдурел?! — пискнула я.
Светлая лохматая голова, очерченная слабым нимбом лунного света, просунулась в квадрат.
— Я быстро. Наверное… надо кое-что проверить.
И он исчез.
Проклиная все на свете, начиная от Лагранжа и заканчивая общей тотальной несправедливостью, я беспомощно огляделась. Взгляд нащупал выстроившиеся у стены ящики. Подтащив один из них под люк, я взгромоздилась на него и кое-как сумела высунуть наружу голову.
Рот приоткрылся сам собой. Лагранж стоял посреди крыши раскинув руки, а вокруг него в воздухе парила огромная объемная октаграмма слабого нежно голубого цвета. В ней звездами мерцали незнакомые мне символы, а Лагранж что-то бормоча себе под нос доставал из воздуха все новые и новые и они расплывались по октаграмме занимая в ней свои места.
И когда последний символ заполнил пустоту, воздух зазвенел от скопленной силы. Октаграмма разгорелась чуть ярче, и еще ярче, раздулась… и беззвучно лопнула, взорвавшись мириадами голубых блесток. Они падали с неба, как снег, оседая на волосах, на ресницах, на носу.
На крыше.
И на воздухе, постепенно вырисовывая размытый, но однозначно трактуемый силуэт — девушка из видения. Блестки висели в воздухе доли секунды, а потом резко осыпались и исчезли.
Я только и смогла, что затолкать поглубже полное неконтролируемого восхищения “вау!”.
Я не знаю, что это было, но что-то однозначно из разряда высшей магии.
И мы возвращаемся к моему вопросу — какого беса Даниэль Лагранж забыл в Горках?
Ну еще к одному — что за фигня?!
Последний я не постеснялась озвучить после того, как Лагранж спрыгнул обратно на чердачный пол и протянул мне мои собственные туфли, которые прихватил по дороге обратно. По крыше он разгуливал с такой невозмутимой легкостью, будто это была мостовая.
Выглядел он озадаченным и на вопрос отвечать не торопился. Причем очевидно, не потому, что хотел потянуть время и потерзать мое любопытство.
Он взъерошил волосы, бросив еще один взгляд на крышу, и наконец произнес:
— Похоже на призрака.
— Привидение?.. — изумилась я.
— Похоже. Но…
Он осекся.
— Давай уберемся отсюда на всякий случай, и тогда поговорим. Не похоже, конечно, что нашего призрака, или кто там за него, смущает, где мы находимся, но тут мне что-то совсем не нравится.
С этим мне точно не хотелось спорить, и даже любопытство согласилось заткнуться на пять минуточек и не топать ногами “рассказывайте мне все сию же минуту!”.
Не без труда взломав преподавательские печати (на чердак воспитанникам лазать запрещалось, одно хорошо — изнутри они были в несколько раз слабее, чем снаружи), мы выбрались из чердака и оказались в классном коридоре. Но не успели сделать и нескольких шагов, как дверь одной из аудиторий отворилась, явив нам мистера Рока.
— Элалия?..
Он перевел недоуменный взгляд с меня на Лагранжа и обратно, и едва заметно нахмурился. Посмотрел на часы.
— Не буду спрашивать, что вы здесь делаете в такое время. Мистер Лагранж, будьте любезны, отправляйтесь к себе. Мисс Хэмптон, задержитесь минутку, а затем я вас провожу.
Я опустила ресницы в пол, раздосадованно закусив губу.
Ну что за невезение! Сначала миссис Керлиони застукала, как Лагранж меня за волосы хватает, теперь это…
И самое обидное — начнешь объяснять и оправдываться, ведь еще хуже будет!
Объяснять…
Погодите. Нужно же обо всем рассказать преподавателям!
 
Или?..
— До завтра, Лали, — бросил Лагранж и преспокойно зашагал по коридору прочь от нас. Хоть бы знак какой подал, засранец!
Мистер Рок дождался, пока парень скроется на лестнице, и двинулся в том же направлении, жестом приглашая меня следовать за ним.