Невидимка и (сто) одна неприятность (СИ)

— Все седые девочки такие суровые, или это твое, личное? — он вскинул руку, и неожиданно подцепил пальцем прядь моих волос.
Я на мгновение обалдела от такого бесцеремонного вторжения в личное пространство, но ответить ничего не успела.
— Мистер Лагранж, — суровый оклик заставил нас обоих повернуть головы. В нашу сторону направлялась миссис Керлиони, заместитель ректора по воспитательной работе, и ее не по-женски внушительная фигура бросала на стену длинную устрашающую тень.  — Вы вообще следите за временем? Вас предупредили в назначенный час быть готовым и стоять у дверей. Машина уже ожидает. На выход.
У Даниэля дернулся угол рта, и он выпустил мои волосы. Миссис Керлиони неодобрительно поджала губы, и от острой досады — я не виновата! это не то, что вы подумали! — мне захотелось затопать ногами.
— Прошу прощения, миссис Керлиони. Этого больше не повторится, — голос Лагранжа звучал деревянно.
— Надеюсь. Мисс Хэмптон, вам я бы тоже советовала поторопиться, если не хотите остаться без ужина.
— Да, миссис Керлиони, — я машинально присела, затем выпрямилась и, придерживая рукой сумку, не оборачиваясь поспешила в свою комнату.
Бросить сумку на кровать, повернуться к зеркалу, придирчиво оглядеть внешний вид — темно-синяя форма, ослепительно белый воротничок. Волосы в порядке…
“Седая”!
Я накрутила на палец локон — слишком светлый и бликующий не в золото, как у всех блондинов, а в серебро. Такие же были у моего отца. Правда у него и глаза были красивого серебристого оттенка, а мне достались мамины, почти черные. Наверное, в комплекте выглядело странно, но все равно...
Седая, пф! Придурок.
Как чуяла, что стоит держаться от него подальше.
Еще раз разгладив складки на юбке, я выскочила из комнаты. В столовую!
Не то, чтобы Даниэль Лагранж своим появлением нарушил какой-то наш милый размеренный ритм. “Зеленые горы” — исправительное учреждение и размеренности здесь примерно столько же, сколько послушных деточек — около нуля. Но некий баланс он все же пошатнул. Потому что во-первых, сын первого мага страны, во-вторых, задира, в-третьих…
Впрочем, достаточно было и того, что он просто был новеньким. И того, что Мирей при всех заявила, что симпатичнее мордашки не встречала. А все знают, что Крис сохнет по Мирей. А Крис признанный король всея Горок…
В общем причин у общественности не любить Даниэля Лагранжа было с горкой.
У меня до сегодняшнего дня особых причин его не любить не было.
Я — Невидимка.
Задняя парта, взгляд в пол. Всегда есть правильный ответ, но никогда нет поднятой руки. Чистое досье без замечаний и нарушений. Ни конфликтов, ни привязанностей. Что есть я, что нет меня.
Именно то, что мне нужно. Именно так и должно быть, когда я отсюда выйду.
— Лагранжа опять забрали.
— Лотти видела машину — высший класс!
— На фига папаша сюда его приволок, если и недели без драгоценного отпрыска прожить не может? Каждые выходные к себе выписывает!
— А говорят, его просто уже отовсюду вышвырнули, несмотря на папочкины финансы, а здесь буйным только рады!
— А я слышала, что он с дурью спутался, и между психушкой и тюрягой, папаша выбрал меньшее из зол…
— А я б все равно ему дала…
— Ты бы любому дала, да что-то желающих не находится!
— А я согласен!
— Иди в пень, Адриан!
— Стерва.
— Козел.
Привычный гул голосов.
Мы сидим по десять человек за столом, и обычно кучкуемся не столько по возрасту, сколько по давности пребывания в Горках. Тут “старожилы”. Адриан — самый-самый. Он провел здесь уже больше пяти лет. Через пять месяцев ему исполнится двадцать один и его ждет либо большой-большой мир, либо исправительная колония — в зависимости от того, сможет он доказать или нет, что дар взят под контроль и он больше им никого не убьет.
Крис — четыре года, и его родители считают, что у него проблемы с головой, но не хотят сдавать кровиночку в психушку. Мы тоже считаем, что у Криса проблемы с головой. Но по другой причине — только дурак будет все еще надеяться на что-то с Мирей, когда вокруг полно других вешающихся на него девиц.
 
Мирей — королева красоты. Официально у нее проблемы с наркотиками, выливающиеся в нестабильный дар. Но ее мать не волновали эти “проблемы с наркотиками” (травка и алкоголь в клубе таких же золотых девиц) до тех пор, пока доченька не попыталась залезть в штаны к ее молодому мужу.
А вот у Алисон все серьезно, и бедняжка чихнуть не может без того, чтобы не снести половину дома. Алисон ходит в специальных браслетах и не колдует без страховки учителей. А учителя крестятся и пишут друг другу прощальные записки перед индивидуальными сессиями с Алисон. И ее бы запечатали, да только такой силы некромантический дар реже алмаза, и пока ей не стукнуло двадцать один, они будут пытаться его сберечь…
Официально “Зеленые горы” для таких, как Адриан и Алисон. Талантливых детей с проблемным даром. Неофициально — для всех тех, кого можно под это определение запихнуть. Даже если проблемы с даром связаны не с самим даром, а с тем, что дети оказались ненужны, неуместны, неудобны и прочее “не”.
Отправить ребенка в элитное закрытое учебное заведение исправлять огрехи в даре — это очень удобно. Позволяет одновременно избавиться от проблемного отпрыска и не потерять лицо. Еще и сочувствия снискать.
“Все это так печально, мне так жаль Эления,” — мамина подруга трогает ее за руку, переводя на меня скорбный взгляд. — “Тебе, должно быть, невыносимо было принять такое решение. Расстаться с дочерью и так надолго…”
“Конечно”, — вздыхает мама и трогает надушенным платком угол глаза, отчего у нее выступают слезы. — “Но мы с мужем нашли для Лали самое лучшее заведение. Я уверена, со временем все наладится, там работают превосходные специалисты!”.
Это было два года назад, когда меня спустя год пребывания в Горках впервые забрали на каникулы. Ночью ураганный ветер прошелся по саду, вырвал с корнем все насаждения, разбил окна, а упавшее дерево едва не покалечило садовника.
Больше меня на каникулы не забирали.
Хотя она звонила, каждую субботу ровно в десять утра — это было отведенное мне время. Вернее, это я звонила, а мама была дома, чтобы принять этот звонок. Поначалу я плакала и просила меня забрать, а мама плакала и просила потерпеть еще немножко. Потом я перестала звонить и отказывалась подходить, когда мне сообщали, что звонит мать. А потом я случайно узнала, что нежелание общаться с родителями расценивается как плохая социальная адаптация, и я снова стала звонить. Мама воспряла духом и, кажется, теперь считала, что мы лучшие подружки.
“Я люблю тебя, детка. И папа очень бы тобой гордился!”.
Нет, большинство из нас все же время от времени забирали домой. Но никого — каждые выходные. И было обидно осознавать, что кто-то из нас, оказывается, все же нужен своей семье.
И это — еще одна и очень веская причина не любить Даниэля Лагранжа.
— Невидимка, — Крис перехватил меня на выходе из столовой, и я была единственной девушкой во всем замке, которую за это не сожрет потом стая разъяренных гарпий. — Нужна помощь…
Мы проторчали в библиотеке все выходные, вплоть до десяти вечера воскресенья. Мистер Кливерс, библиотекарь, был настолько озадачен таким рвением, что, кажется, начал подозревать нас в чем-то страшном, потому что проходил мимо с периодичностью в десять минут, и заглядывал через плечи. Я даже честно старалась отодвинуться в такие мгновения, чтобы ему было лучше видно — всего лишь формулы, о, хранитель пыльных сокровищ!
Крис подслушал, что не пролезет в удовлетворительную успеваемость, если не сдаст зачет по магической математике, а если он не пролезет в удовлетворительную успеваемость, то не видать ему жарких каникул на островах, обещанных родителями, потому что из “Горок” его не выпустят. А магическая математика и Крис — это примерно как луна и солнце, вроде и существуют на одном небе, но бесконечно друг от друга далеки.