Морская невеста (ЛП)

Они спорили, и она прижала ладони к ушам. Их слова били по ее рукам, проникали между пальцев.
— Думаете, несколько ночей за решеткой меня испугают, отец? Вы больше всех знаете, откуда я, так что глупо меня искушать.
— Искушение — грех, и ты ему предаешься.
— Не обвиняйте меня, ведь вы и сами не без греха! Я знал вас до того, как вы надели эту робу…
— Прекратите! — ее крик зазвенел громче их голосов, яростно гремел.
Двое мужчин застыли и обернулись, уставились на маленькую русалку. Сирша смотрела на их губы, ждала, что они будут двигаться, но этого не произошло. Она медленно опустила руки и выпрямила спину.
— Я не знаю, что я сделала не так, — сказала она. — Простите, если оскорбила ваш дом, войдя в него без разрешения.
Злые линии вокруг рта викария смягчились.
— Дитя, я злюсь не поэтому.
— Тогда почему?
Он шагнул к ней, замер, когда она повторила за ним.
— Что ты?
— Я — одна из русалок.
— Моя мать рассказывала о твоем виде. Красивые женщины, но в плену под волнами из-за их мужей. Ты ищешь свободы?
Она кивнула.
— Ты уверена, что хочешь свободу с моряком? — его глаза снова стали добрыми. — Манус не славится верностью. Тебе подошел бы любой с суши. Принц, если нужно. Жить с Манусом будет непросто.
Манус поднял кулаки.
— Вы не имеете права, отец.
— Имею. Я не дам женщине выйти замуж за того, кого она не знает и не понимает. Она невинна в этом мире, — он закатил глаза. — Манус, не смотри на меня так. Я священник, но в первую очередь — ирландец. Меня, как и тебя, растили на сказках о фейри.
— Она может принимать решения сама.
— Да? Ты сказал, что можешь ей предложить? — священник указал на него. — Угрозу голода за углом? Отсутствие денег на новую одежду, кражу из карманов, переживания, хватит ли денег на торф на зиму? Она может жить лучше, и ты это знаешь. Ты бросишь ее, как только тебя позовет море.
— Ах вы…
Сирша не могла больше терпеть эти споры. Она встала между мужчинами, от ее дрожи трепетало платье, и кружево выглядело как морская пена.
— Хватит. Я не буду повторять, — они смотрели на нее большими глазами от ее резких слов. — Я уже взрослая, и я ценю ваши тревоги, но не дам другому мужчине решать за меня. Мы уже женаты в глазах фейри. Мне плевать, посчитает ли ваш бог нас такими.
— Ты не знаешь, кому себя отдаешь, — священник вздохнул. — Ты выбираешь тяжелую жизнь с мужчиной, который всегда будет во главу ставить море.
Гнев вспыхнул в ее груди.
— Боюсь, мы говорим о разных мужчинах. Я вижу его слабости, отец, ясно как день. Но я вижу и человека, признающего свои изъяны. Нет человека без изъянов, и я хочу быть с человеком, который знает, что он такой.
— Это красивые слова, но ты все равно не понимаешь, какой будет твоя жизнь.
— Моя жизнь будет такой, как я выберу.
Священник смотрел ей в глаза, погрузился во тьму ее взгляда, пока не нашел то, что искал. Он кивнул и повернулся к алтарю.
— Так тому и быть. Если я не могу убедить тебя в твоей глупости, научишься сама.
Она не считала, что он был прав, и он точно не мог доказать ее неправоту. Сирша взяла Мануса за руку.
Он посмотрел на нее с радостью в глазах.
— Ты уверена в этом?
— Я еще никогда не была так уверена. Я уже поклялась тебе, Манус, тысячу раз в голове, а если нужно — прокричу до неба. Я пересекла моря в поисках тебя и сделала бы это снова.
— Чем я заслужил такое, — тихо спросил он. — Я никогда не был везучим в таком. Почему ты?
Сирша прижала ладонь к его щеке.
— Я вижу мужчину, которого ты скрывал от мира, и он мне нравится. А тебе, похоже, нет. Пока что.
— Видишь его? И он тебе нравится?
Она не могла ответить. Она хитро улыбнулась и потянула его к терпеливо ждущему священнику.
Она опустилась вслед за ним на колени. Церемония была простой. Повторять слова и действия, священник связал их руки и объявил их мужем и женой. Это было больше, чем свадьба фейри, но меньше, чем она ждала от таких существ.
— Берешь эту женщину в жены? — спросил священник.
— Да, — голос Мануса поднялся под потолок, сильный и уверенный, и ее колени дрожали бы, если бы она стояла.
 
— Ты берешь этого мужчину в свои мужья?
Она посмотрела в глаза Мануса, в темные глаза с нитями золота и меди.
— Да.
— Тогда властью, данной мне, объявляю вас мужем и женой.
Манус вскочил на ноги, притянул ее к себе и обнял. Он склонился и прорычал ей на ухо:
— Я не буду позорить тебя при священнике, но мы идем домой сейчас.
— Миледи, — сказал священник. — Будьте осторожны.
Она не стала отвечать. Сиршу не растили как принцессу, но она ощущала себя так, спускаясь по ступеням. Манус ждал ее внизу, протянув руку.
Не важно, что под его ногтями была грязь. Не важно, что у него не было титула, что он жил у моря, а не с другими людьми, что у него не было денег или запасов в доме. Он смотрел на нее бездонными глазами, и в них она видела дом.
Он был принцем из коры и земли, ожил от ее желаний.
Манус поспешил по улицам, не отвечая на ее вопросы. Он не слышал ее, пока они бежали по брусчатке к морю.
Их тихое дыхание разбивало воздух. Оно смешивалось со шлепками их ног по вытоптанной земле. Манус распахнул дверь, опустил ладонь на ее поясницу и провел ее через порог.
Хихикая, она прошла в хижину, полную золотого света рассвета. Он сделал позолоченными все края мебели в доме.
— Манус, уже утро.
— Я разбудил тебя слишком рано, — сказал он, шумно закрыл дверь и подпер стулом.
— Что ты делаешь?
— Не даю никому помешать нам.
Она приподняла бровь.
— Помешать? А что мы делаем?
Манус не ответил. Он поднял одеяло с кровати и закрыл им окно. В комнате стало темно, лишь несколько лучей проникало в дыры в ткани.
Она с интересом заглянула в дырку, пока он зажег несколько свечей. Теплый свет заполнил хижину, и его кожа стала бронзовой.
— Манус? — снова спросила она. — Что мы делаем?
Он тут же оказался в другой части комнаты, и она оказалась у стены, прижатая его телом. Он склонился, его губы скользнули от плеча до уха.
— Ты говорила правду? — его голос был хриплым. — У священника?
— Да. Фейри не умеют врать.
— Ах, да. Я забыл, — он поймал ее ухо зубами, нежно прикусил чувствительную кожу, вызывая искры в ее теле до пальцев ног. — Никто еще так не говорил обо мне.
— Тогда все они ошибаются.
Манус отодвинулся, и она снова затерялась в его глазах. Она видела горы с такими зелеными деревьями, что ее глаза болели. Водопады обрушивались с высоты, поднимая облака брызг. Древние звери поднимали головы с рогами, на их спинах были цветы. Она видела мир фейри в его глазах, но и не только это.
— Поцелуй меня, — прошептала она. — Я твоя, Манус из Уи-Нейлла. И другого не будет.
* * *
Манус хотел дать ей незабываемую брачную ночь. Он хотел дразнить ее, шептать обещания ей на ухо, притворяться джентльменом, хоть и не был таким. Она заслуживала всего его контроля и всей страсти.
Но она сказала слова, что делали ее навеки его. Брачный обет мало значил, когда женщина была неверной. Эта странная женщина по своей воле дарила себя, свою жизнь и душу обещанием, которое украло его сердце.
Нити его контроля натянулись, трещали. Он бросился, прижался к ее телу, поглощал ее губы с агрессией, которая удивила его. Она была на вкус как море.
Она жалила его душу как морская вода солнечный ожог, а потом успокаивала боль нежным прикосновением.
Манус прижал ладони к ее лицу, отклонил ее голову, чтобы проникнуть глубже в ее рот. Его ладони дрожали. Он прижал пальцы к ее щекам сильнее и понял со страхом, что в его венах горела не агрессия или страсть. Это было желание, такое сильное и жестокое, что он хотел оставить на ней свой след, даже на ее душе.
 
Он испугает ее, и ей стоило убежать от него, когда он был таким. Не будет нежных ласк, не будет шепота, только огонь, что поглотит ее целиком.