Сказки улицы Брока
И фея исчезла.
— Ничего себе дела! — сказала Мартина.
И пока она это говорила, изо рта у нее выпали три жемчужины.
Наутро девочка рассказала родителям, что произошло, выронив при этом горстку жемчужин.
Мать отнесла их к ювелиру, и тот сказал, что жемчуг очень хороший, хоть и мелковат.
— Может, он станет крупнее, если она будет говорить слова подлиннее…
Родители спросили у соседей, какое слово самое длинное во французском языке. Образованная соседка объяснила им, что это слово «антиконституционный». Они заставили Мартину повторить его. Девочка послушалась, но жемчуг крупнее не стал. Разве что оказался чуть более вытянутый и какой-то причудливой формы. Вдобавок из-за того, что слово было очень трудное, Мартина выговаривала его плохо и жемчуг получался не очень качественный.
— Ладно, — сказали родители. — Так или иначе, теперь мы люди обеспеченные. Малышка больше в школу не пойдет. Пускай сидит весь день за столом и говорит в салатницу. И пускай только попробует замолчать!
Мартина, помимо прочих недостатков, была еще болтунья и лентяйка, и поначалу такое решение привело ее в восторг. Но на исходе второго дня ей надоело все время разговаривать без слушателей и никуда не ходить. Через три дня ее жизнь превратилась в муку, через четыре — в пытку, а вечером пятого дня, за обедом, она рассвирепела и принялась вопить:
— К черту! К черту! К черту!
По правде сказать, вместо «черта» она выкрикивала куда более крепкое словечко. И тут на скатерть выкатились три огромных, невиданной величины жемчужины.
— Это что еще такое? — спросили родители.
Но им тут же все стало ясно.
— Понятно, — сказал отец, — как это я раньше не догадался! Когда она говорит обычные слова, она выплевывает обычный жемчуг. Но стоит ей сказать смачное словцо, и жемчужина получается смачная.
Теперь родители стали заставлять Мартину ругаться, сидя над салатницей. Сперва это приносило ей облегчение, но вскоре взрослые начали бранить ее всякий раз, когда она говорила что-нибудь приличное. Через неделю девочка почувствовала, что жизнь ее кончилась, и сбежала из дому.
Весь день она бесцельно бродила по парижским улицам, а вечером, голодная, до полусмерти усталая, опустилась на лавочку. Она сидела в одиночестве, пока к ней не подсел молодой человек. У него были кудрявые волосы, белые руки и очень ласковое лицо. Он приветливо заговорил с ней, и она рассказала ему свою историю. Молодой человек выслушал ее с большим интересом, аккуратно собирая в кепку жемчуг, который она рассыпала во время своей исповеди, а когда девочка замолчала, он нежно заглянул ей в глаза.
— Говорите, говорите, — сказал он. — Вы такая необыкновенная! Если бы вы знали, какое блаженство вас слушать! Давайте больше не расставаться! Живите у меня, спите в моей спальне… Мы будем счастливы!
Мартине некуда было идти, и она, не раздумывая, согласилась. Молодой человек привел ее к себе домой, накормил, уложил, а наутро, как только она проснулась, сказал:
— Теперь, моя крошка, поговорим серьезно. Даром я тебя кормить не намерен. Сейчас я уйду, а тебя запру на ключ. Вернусь вечером, и чтобы к моему приходу большая супница была полна крупного жемчуга, а иначе узнаешь, почем фунт лиха!
Весь день и все последующие дни Мартина сидела взаперти и заполняла супницу жемчугом. Молодой человек с ласковыми глазами запирал ее по утрам, а вечером возвращался. И если в супнице не хватало жемчуга, он ее колотил.
Но оставим ненадолго Мартину с ее горестями и вернемся к ее родным.
На младшую сестру Мартины, которая была доброй и послушной девочкой, вся эта история произвела сильное впечатление, и ей совершенно не хотелось повстречаться с феей водопроводного крана. Однако родители, горько сожалевшие о побеге старшей дочки, все время говорили ей:
— Знаешь, если тебе ночью захочется пить, почему бы не встать и не сходить на кухню за стаканом воды…
Или:
— Ты уже большая девочка. Могла бы и помочь родителям. Мы столько для тебя сделали…
Но Мари (я забыл сказать, что младшую девочку звали Мари) притворялась, что не понимает.
Как-то вечером матери в голову пришла одна мысль. Она подала на обед гороховый суп, селедку, солонину с чечевицей, а на закуску козий сыр, так что ночью Мари глаз не могла сомкнуть от жажды. Два часа она лежала в постели и твердила:
— Не пойду в кухню, не пойду в кухню…
Но в конце концов все-таки пошла, надеясь, что фея не появится.
Увы, не успела она открутить кран, как оттуда выпорхнула фея и присела к Мари на плечо.
— Мари, ты такая добрая девочка, дай мне немножко варенья!
Мари при всей своей доброте была все же не дурочка, и вот что она ответила:
— Нетушки! Не нуждаюсь я в ваших подарках! Вы принесли несчастье моей сестре, хватит с нас! И потом, мне не разрешается лазить в холодильник, когда родители уже легли.
Фея за полторы тысячи лет отвыкла от человеческих обычаев, поэтому она обиделась и разочарованно ответила:
— Раз вы так нелюбезны, примите от меня подарок: при каждом слове, которое вы произнесете, с губ у вас будет выскальзывать змея!
И впрямь на другой день, когда Мари принялась рассказывать родителям, что с ней случилось, после первого же слова изо рта у нее выпал уж. Пришлось ей прикусить язык и поведать родителям о ночном происшествии в письменном виде.
Родители чуть с ума не сошли и повели ее к врачу, который жил в том же доме двумя этажами выше. Врач был молодой, симпатичный, в квартале его очень уважали, и считалось, что его ждет блестящая карьера. Он выслушал рассказ родителей, потом улыбнулся Мари самой своей чарующей улыбкой и сказал:
— Ну, не отчаивайтесь! Может быть, все еще не настолько серьезно. Пойдемте-ка со мной в ванную.
Все вместе они прошли в ванную комнату. Там доктор обратился к Мари:
— Наклонитесь, пожалуйста, над ванной. Вот так. А теперь скажите какое-нибудь слово. Любое слово.
— Мама, — произнесла Мари.
В тот же миг изо рта у нее шлепнулся в ванну толстый уж.
— Прекрасно! — сказал доктор. — А теперь для ясности скажите какое-нибудь грубое слово.
Мари покраснела до ушей.
— А ну, давай, — приказала мать, — скажи для доктора крепкое словечко!
Мари застенчиво прошептала какое-то ругательство. В ванной в ту же секунду очутился извивающийся удав.
— Какая славная девочка! — взволнованно воскликнул врач. — Теперь, Мари, постарайся еще разочек и скажи мне что-нибудь обидное.
Мари понимала, что надо слушаться. Но у нее было такое доброе сердце, что ей нелегко далось бы обидное словцо, — и в мыслях у нее не было ничего подобного! И все-таки она напряглась и промямлила:
— Дрянь паршивая.
Изо рта у нее тут же выскочили две свернувшиеся клубком гадюки и мягко плюхнулись на остальных змей.
— Все в точности как я думал, — с удовлетворением изрек доктор. — При сильных выражениях выходят толстые, сильные змеи, а когда она говорит гадости, выходят гадюки…
— Что же делать, доктор? — спросили родители.
— Что делать? Ничего нет проще! Многоуважаемый сосед, имею честь просить у вас руки вашей дочери.
— Вы хотите на ней жениться? — удивился отец.
— С ее согласия, разумеется.
— Но почему? — удивилась мать. — Вы полагаете, после замужества она выздоровеет?
— Надеюсь, что нет! — ответил врач. — Видите ли, я работаю в институте Пастера, создаю сыворотки-противоядия. Нам для работы как раз не хватает змей. Такая барышня, как ваша дочь, — для меня настоящее сокровище!
Вот так Мари вышла замуж за молодого врача. Он был с ней обходителен, а она была с ним счастлива, насколько это возможно при таком заболевании. Время от времени по его просьбе она говорила ему жестокие слова, чтобы предоставить в его распоряжение то гадюку, то кобру, то очковую змею, а в остальное время помалкивала, что, к счастью, не слишком ее тяготило, так как она была простая и скромная девушка.