Заговор в Насцензе (ЛП)

— Ты бросишь брата Нарцисо? — с презрением спросила Элеттра.
— Я не хочу быть убитым во сне, — ответил он. — Если у тебя и Вентимиллы есть разум, тоже уходите.
— Это не обсуждается, — прорычала Эмилия сквозь зубы, садясь на травянистый склон. Из скрытого кармана плаща она вытащила бумагу и графит, крохотный пишущий инструмент из казы Кассамаги, оставляющий следы на бумаге, словно от свинцовой палочки. — Вы все вернетесь домой.
Элеттра посчитала ее слова приказом. Петро не сдавался. Эмилия, может, и имела ранг в своем мире, но он был не из той сферы.
— Я не иду, — сообщил он. — И ты меня не заставишь.
— Я могу усадить тебя… туда, — она указала на хитрую телегу.
— Это плот, — Коста был рад, что она заметила его транспорт. — На земле это телега, а на воде…
— Можешь усадить меня, но я спрыгну, — сказал Петро. Он слышал силу своей воли в каждом слове. — Я не слушаюсь твоих приказов, Эмилия Фосси, — она подняла взгляд от того, что писала, и прищурилась. — Мой друг где-то там, он в беде, и я поклялся богам, что найду его. Я пойду за тобой, если придется.
— Нет, если я привяжу тебя к дереву, — рявкнула она.
Он парировал таким же тоном:
— Это протокол?
— Ты перестанешь болтать?
— Если думаешь, что мой рот не устает, то ты еще не видела всего меня, — Петро моргнул, поразившись своим словам. Он спорил так пылко только с Рисой и Адрио, которые были ближе всего для него. Он вспомнил, как увидел Эмилию в Эло, когда она будто увидела его настоящего. А теперь они спорили, словно знали друг друга всю жизнь.
— Боги! — Эмилия прижала ладони к вискам, словно у нее болела голова. — Ладно. Но только ты. Не она и тем более не он, — она указала графитом на Элеттру, а потом на Амадео. Элеттра расстроилась. — А ты делай, как хочешь. Но знай, Вентимилла, что я не буду целовать твои синяки или нянчиться с тобой в темноте. Я тут выполняю работу и ищу по следу, пока он не остыл.
— И это моя идея, — отметил он. Его сердце колотилось от спора с ней, но он был рад, что ему позволили остаться.
— И если ты подвергнешь мою работу опасности хоть на миг, я привяжу тебя к ближайшему дереву и оставлю волкам. Протокол или нет. А теперь дай мне закончить послание.
Магнус Коста приподнял густые брови, пока они спорили.
— Пылкая девица, — сказал он и остановил лошадей. Он стал отцеплять их упряжь, чтобы развернуть их.
Петро не успел обрадоваться, в тот миг Элеттра напала на него. Точнее, обняла его. Хоть она была на голову выше него, она опустила голову на его плечо и сжала его пояс.
— Хотела бы я, чтобы ты вернулся домой с нами, — прошептала она.
Петро еще так крепко не сжимал кто-то не из его казы.
— Вы будете в порядке, — смог сказать он и похлопал Элеттру по спине.
— Ты такой смелый, — сказала она. Он был потрясен, когда она отпустила его и сжала его ладони, вдруг нежно поцеловала его в щеку. — Пусть боги скорее вернут тебя в город.
Петро успел познать флирт, но не такое тепло. Обычно внимание Талии Сеттекорди было направлено на него только из-за его имени. Но поцелуй Элеттры был не для Петро, казаррино Диветри. Он был для настоящего него, который путешествовал с ней днями и помог ей сбежать из Кампобассо прошлой ночью. Это было нечто особенное.
Он прижал ладонь к своей щеке, туда, где Элеттра прижала губы, глядя, как она идет к берегу реки.
— Пусть боги скорее доставят вас домой, — прошептал он.
Он услышал фырканье. Эмилия не смотрела на него, Эмилия Фосси не смотрела на него, склонилась над бумагой, но точно слышала разговор и не была высокого мнения о нем. Она закончила, встала плавным движением, не пошатнувшись.
— Ты разбиваешь сердца, Вентимилла, — отметила она, проходя мимо. — Надеюсь, я не влюблюсь в тебя по пути.
Петро моргнул пару раз, пока она давала указания фермеру. Хоть он хотел только найти и спасти друга, пока не поздно, он понимал, что просто не будет.
12
Есть ли что-то очаровательнее леса? Как сладки запахи природы, как много у нее плодов! Я не могу представить ничего слаще. Не зря действие многих сказок происходит в лесу.
 
— жительница города Пенина-Ночи в письме ее сестре, Анне
За следующие несколько часов Петро увидел больше деревьев, чем за всю жизнь. К вечеру его спина болела от того, сколько раз он пригнулся под ветками, а грудь болела от тяжелого дыхания. Он почти не ощущал ступни в сапогах. Но он шел дальше.
Эмилия Фосси была неутомимой. Почти с нечеловеческой выносливостью она шла по лесу, замирая через каждые пару минут и склоняясь к земле. Она поднимала обломок ветки или щепотку земли, водила ладонью по траве.
— Сюда, — сообщила она и повернула в новую сторону.
— Уверена? — спросил Петро. Он получил ее презрительный взгляд и больше не спрашивал.
Они добрались до Кампобассо через два часа. Петро скрывался за деревьями, Эмилия искала следы лоялистов. Она двигалась как тень по поляне деревни, будто была невесомой. Если бы Петро смотрел на нее из гостиницы, посчитал бы это игрой света и не заметил бы ее.
Но осторожность не требовалась, Кампобассо была пустой. Гостиница была жуткой с темными окнами вместо глаз, пустая и не видящая. Петро отвел взгляд, не желая думать о мертвых стражах внутри. Поляна была пустой, кроме белки, ищущей объедки. Даже в конюшне никого не было, только сломанная упряжь позвякивала от ветра, дрожа на крючке.
Казалось, прошел час, хотя на деле могло быть меньше. Эмилия вернулась к деревьям, стараясь шуметь не сильнее бурундука в траве, пока приближалась к нему.
— Сюда, — сказала она ему.
— Постой, — она раздраженно обернулась, словно злилась из-за каждой секунды, которую она теряла. Петро подавил желание напомнить, что, если бы они следовали ее протоколу, они еще сидели бы у реки. — Как насчет…? — он кивнул в сторону гостиницы.
Лицо Эмилии до этого было каменным, но от упоминания погибших стражей оно смягчилось. Она моргнула и замерла. Сердце Петро сжалось. Стражи были ее товарищами. Может, даже друзьями. Если она и вела себя строго и по правилам, то это из-за того, что ее так учили. Они не ожидали, что это путешествие окажется опасным. Они думали, что поход будет скучным. Эмилия была растеряна, как и он, скорее всего.
— Мы позаботились о них, — сказала она. Это воспоминание точно было болезненным, но она не позволила себе отвлечься от дела. — Было бы жестоко бросить их так. Я нашла льдохранилище сзади. Мы с Жилем оттащили их туда, чтобы они… сохранились, пока мы не вернемся. Для прощания с ними.
Было ужасно думать, что Алусио Рапони и Бонифацио де Макзо лежали на том льду, который был натертым в малиновом вине, которое они радостно пили вечером. Коллета гордилась тем льдом. Петро скривился. Эмилия не так поняла его выражение лица. Она сжала его пальцы на пару секунд.
— Они были хорошими.
То, как она сказала это, звучало так, будто она соглашалась с тем, что он не высказал. Он кивнул.
— Да, — она сжала еще раз и подняла его на ноги. Они снова отправились в путь.
Петро признал одно: Эмилия была хорошей ищейкой. В инсуле он видел, как к работе подходили умелые художники и ремесленники, и ее метод был схожим. Она смотрела на следы на земле таким же критичным взглядом, как его отец или кто-нибудь в мастерской Диветри на красный шар сияющего стекла, горячего от печи, когда проверял его на изъяны и пузырьки. Как мастер-скульптор, ожидающий вдохновения, разглядывая кусок мрамора, она опускалась и рассматривала простой пучок травы. А потом примятые травинки рассказывали ей то, что нужно было, и она с уверенностью поднималась и сообщала, что они шли вперед. Это было чудесно.
 
Эмилия умело отмечала мелкие приметы и знаки, соединяла их в целое. Если Петро обращал внимание на детали на земле — свежая хвоя, упавшая с сосны, примятый мох, речной камень в еще влажной грязи, отпечаток пальца на коре дерева, — он не всегда видел в них что-нибудь примечательное. Для Эмилии они будто рассказывали историю.