Заговор в Насцензе (ЛП)

— Я хороша в том, что делаю. Но они не дают мне проявить себя. Мой напарник Жиль думал, что из-за того, что он — мужчина… — она покачала головой. — Не важно.
Она звучала так напряженно, что Петро не стал давить.
— Ничего плохого в том, что ты — страж, нет, — сказал он. — Моя сестра хочет выйти за стража.
— О, конечно, — сказала Эмилия. Ее голос стал презрительным, она снова звучала нормально. — Риса Диветри сделала это популярным, и все в Семи и Тридцати позволяют дочерям любить стражей. Это ненадолго. Смешно, какими снобами могут быть Тридцать. Если я звучу грубо, просто вспомни, что я была из Тридцати когда-то. Но когда перестала… они просто отрезали нас. Ты знаешь, что это правда.
— Да, — согласился Петро. — У моей семьи был кузен, рожденный в инсуле. Он стал жить с нами, когда его мать вышла за кого-то не из Семи и Тридцати. Он всегда был чужаком, видимо, — Петро не думал о кузене Фредо несколько лет. Мужчина так переживал из-за статуса в Тридцати, что предал Диветри. Бедная мертвая душа.
От мысли о попытке переворота принца Берто и панике в первые недели после Осмотра Петро застыл. Он вдруг испугался того, что Эмилия могла знать.
— Если мы были в одном классе учеников, — медленно сказал он, стараясь не выдавать тревогу, — мы… знали друг друга?
— С чего бы? — быстро ответила она. — Между нами четыре года разницы. У нас не было общих лекций. Мы вряд ли вообще пересекались. И я была там шесть или семь месяцев, — она шаркнула ногами по хвое на земле, выпуская ее свежий запах. — Я успела полюбить это место, но лишилась его. Так всегда, да? — Петро обрадовался, что она не вспомнила его, но заметил боль в ее последних словах. Но ответить он не успел. — Идем.
Петро встал, но спина, казалось, могла треснуть пополам, а ноги онемели, словно не принадлежали ему.
— Хорошо, — он старался звучать бодро, хоть было тяжело. Но он невольно спросил. — Сколько еще часов?
— Часов? — она приподняла бровь. — Нисколько. Смотри.
Она указала на синее небо на севере, где вдали впервые было видно горы. Петро еще не видел их, на миг подумал, что ему показалось. Но вершины возвышались над деревьями, тени лавандового и серого цвета с белыми вершинами. Веренигтеланде лежал за горами.
Мир вдруг стал больше, чем он понимал. Петро потрясенно прошептал:
— Мы пойдем туда?
— Нет, — Эмилия, казалось, снова его презирала. — Нет, смотри туда, — она повернула его голову чуть правее. Сначала он подумал, что смотрел только на сосны и ели, но это он видел уже день. И все же, разглядывая пейзаж, он заметил то, что она заметила давно: черный дым поднимался из леса. — Костер, на котором готовят еду, — сказала она. — Если не ошибаюсь, они устроились на ночлег.
— Когда ты это увидела?
— Когда решила сделать перерыв, — сказала она, будто это было очевидно.
— Почему не сказала мне? — Петро тут же забыл о боли в теле. Он мог промчаться до костра галопом. — Давай заберем А… Петро!
Она покачала головой.
— Врываться в лагерь врага самому, не зная, что там и какая защита, не мудрая идея.
— Ты не одна, — отметил он. — Я с тобой.
Она избегала его взгляда, показывая, что она не рассчитывала особо на его помощь.
— И все же.
— Тогда что нам делать?
— Мы дождемся дотемна, — сказала она. Суда по ее лицу, отговорить ее не удалось бы. — А там посмотрим.
13
На дальнем востоке, говорят, есть огромный змей, и его кожа принимает краски и текстуру пейзажа вокруг него. Ему нужно было лишь лежать неподвижно среди камней, раскрыв широко пасть, и мелкие зверьки и грызуны забредали, не зная, что они становятся едой. Так я проглочу варварский народ на юге от нас.
— шпион Густоф Вернер в письме Барону ван Вистелу
— Это не из Кассафорте, — сказал Петро, указывая. Четыре палатки стояли посреди поляны. Они были высокими и узкими, углы ткани ниспадали с одной вершины. Маленькие знамена трепетали на столбиках, видимые, только когда огонь поднимался выше, озаряя их на фоне звездного неба. Это были не палатки пилигримов, собранные наспех из палок, лишь немного защищающие от небес. То были палатки дипломатов или правителей, закрытые со всех сторон, их входы закрывала ткань. Даже палатки зажиточных торговцев на рынках и фестивалях на площади у Храма были не такие хорошие, как эти.
 
— Они чужие, — согласилась Эмилия. Она присела в кустах рядом с ним, смотрела сквозь ветки. Земля была каменистой вблизи к горам, так что тут были вечнозеленые деревья и упрямые кусты. — Или я не видела такой дизайн. Но эти палатки не должны тут быть.
Они смотрели, мужчина вышел из самой большой палатки и прошел к неровным теням напротив. Он вытащил из груды что-то большое, похожее на дубинку. Он подошел к костру и бросил это, и Петро понял, что это был ствол деревца с корнями и землей. Огонь ревел вокруг ствола, треща и искрясь, копья земли падали в середину костра. Петро искал взглядом Адрио и Нарцисо или людей из Кампобассо.
— Посмотри, — сказала Эмилия ему на ухо. Они прятались за узким кустом, так что пришлось устроиться рядом друг с другом. Так близко к ней Петро еще не был. — Как давно они тут, как думаешь?
Петро обдумывал то, что видел.
— Какое-то время, — он кивнул на мужчину, вернувшегося к палатке. — Если они успели даже срубить деревья.
Она хмыкнула. Петру это казалось одобрением.
— Скажи, что еще ты видишь.
На миг Петро подумал, что Эмилия пойдет куда-то без него. Она оставила его одного до этого, пока разглядывала этот лагерь сама, вернулась и сообщила об их расположении. Он понял, что она пыталась заставить его увидеть ситуацию ее глазами.
— Мы видели шесть-семь человек пока что.
— Шесть? Или семь?
Петро видел, что Эмилия знала ответ. Он был плох по ее меркам.
— Один, два, — он считал мужчин у костра. Оба держали кружки эля, которые пополняли из маленького бочонка последние несколько минут. — Три, этот бросал дерево в костер. Четыре и пять — зевали и ушли в большую палатку спать несколько минут назад.
— Еще один спит в лесу, а не патрулирует, как должен, — закончила Эмилия. — Это шесть. Еще около четырех спят в других палатках. Может, нет. Ты узнал кого-нибудь? Они — похитители?
— Я… может, тот знакомый? — Петро кивнул в сторону парня, сидящего лицом в их сторону у костра. — Я не знаю точно. Прости. Я так злился прошлой ночью, что не замечал людей в Кампобассо.
— Из-за чего ты злился?
— На… Петро, — признался он. — Мы поссорились.
— Из-за чего?
Мысль, что Эмилия анализировала его в своей умной голове, заставила Петро переживать. Ему не нравилось думать о своих изъянах, открытых для ее логики.
— Мы оба думали, что были плохими друзьями.
Она задумалась над его словами. Прошло немного времени, у костра ничего не происходило. Она спросила:
— А ты был плохим другом?
— Может, да, — признался он.
К счастью, она не просила детали.
— Как долго, по-твоему, они будут тут оставаться?
— Не знаю, — он стал отвечать, а потом понял, что, если Эмилия задала вопрос, то уже знала ответ. Чтобы мышцы не свело, он поднял ноги и подвинулся. — На какое-то время? — сказал он. — Они убрали деревья. И те палатки разбирать долго.
— Военные палатки, — согласилась она. — Не шалаши.
— И хвороста там на дни, а то и на недели.
— Хорошо, — сказала Эмилия. Она подняла голову, слушая то, что Петро не заметил. Она выглядела как лань в глуши, заметила опасность, шея была изящно изогнута, а глаза были большими. Через миг она заметно расслабилась.
 
Когда Петро был младше, и его сестра только открыла свои силы, он очень хотел спросить у нее, как ощущалось, когда она что-то зачаровывала. Это было вскоре после попытки переворота принца Берто, и Риса уже сотворила чудеса — превратила воду в лекарство с помощью обычной ложки, сбежала сквозь запертые окна и двери и даже говорила с Мило Сорранто через обычную стеклянную чашу. От его вопроса Риса стала задумчивой.