Кольцо Мерлина (ЛП)

Никто не захотел поцеловать Бьярки. Его хмурый взгляд заставлял мужчин держаться на расстоянии. Жадные взгляды, которые он бросал на красивых девушек, не оставляли сомнений в том, что было в его темных мыслях.
Фланн наклонился и поднял ребенка, который упал и хныкал из-за разбитой коленки. Он уткнулся носом в мягкую шею мальчика и что-то промурлыкал ему; его теплое щекочущее дыхание заставило рассмеяться ребенка. Тот обхватил лицо Фланна ручонками и поцеловал. Фланн мягко опустил ребенка и передал на руки улыбающейся матери. Он всегда нравился детям.
Кореника нежно посмотрела на человека из Эрин. Она знала, что в глубине души, там, где спала Тира, этот поступок не остался незамеченным.
Маленькую группу теперь вели к хижинам в виде ульев. Довольно низкие, они были частично заглублены в землю, чтобы лучше держать тепло. Сложены дома были из камня, щели заделаны мхом, а крыши крыты дерном. У большинства домов были длинные входы, защищавшие от резких зимних ветров, а комнаты оказались удивительно большими и удобными.
Дом епископа, в который пригласили путников, состоял из двух зданий, соединенных узким коридором. В большем из двух зданий их приветствовала Майра Этне, жена епископа, небольшая, полная женщина.
Живая, жизнерадостная Майра суетилась вокруг очага посреди комнаты, на котором готовилось рагу. Дымохода не было, дым выходил сам по себе через отверстие в конусообразной крыше. Торф, горевший под кастрюлей, излучал приятное тепло, а тусклый свет, который он давал, дополняли несколько открытых масляных ламп.
Лампы были вырезаны из мыльного камня в форме, которая остается неизменной со времен Римской империи и до сих пор используется эскимосами. Кулди жгли тюлений или китовый жир, а фитили делали из растущей повсюду белоголовой пушицы. Единственной лампой, которая отличалась от других, была маленькая медная лампа, сиявшая гораздо ярче. Очевидно, она была гордостью дома, потому что была отполирована до блеска.
В ответ на вопрос, епископ объяснил, что эта лампа – семейная реликвия, и что ее заправляют самым качественным маслом, отжатым из грудок бескрылой гагарки – жалкой попытки матери-природы создать пингвина из тупика.
Всё вместе, лампы, горящее топливо и пахучее тушеное мясо наполняли комнату таким восхитительным ароматом, что гости едва не падали от голода.
Фланна отправили за оставшимися лепешками и сыром в качестве вклада гостей в совместную трапезу. Хлеб был редким лакомством для хозяев, ведь зерновые не вызревали за короткое лето, поэтому Кулди годами не пробовали хлеба.
На низком дощатом столе из плавника быстро расставили деревянные миски и ложки, любовно вырезанные долгими зимними вечерами. Гости уже собирались сесть, когда заметили, что епископ и его жена склонили головы в молитве. Какое-то время гости стояли в неловком смущении, не зная, как себя вести.
После того, как мясу было дано краткое благословение, Фланн, епископ Малахия и Майра Этне сделали крестный знак над своими мисками и приступили к еде. Бьярки демонстративно сделал над своей миской знак молота, и после некоторого колебания Скегги проделал то же самое в знак уважения к Тору. Кореника пролила немного воды на пол в честь Духа волны.
Было неясно, заметил ли епископ действия других, однако он просиял, когда Гвальхмай сделал крестный знак. Епископ решил, что ацтланин также был христианином. Конечно, он не мог знать, что смутные склонности Гвальхмая к христианской вере проистекают из сомнительных книг Амброзия Мерлина, мага друидов.
Во время еды почти не разговаривали. Бьярки сделал намек по поводу крепких напитков, потом по поводу эля или пива, но, к его сожалению, у этого строгого сообщества ничего подобного не было. Для производства пива или вина не было ни зерна, ни фруктов. Когда закончили есть, хозяйка налила им легкое, ароматное, но несброженное вино из вороники, и Бьярки, хоть и с отвращением, был вынужден этим ограничиться.
Мысленно он решил, что, если планы, смутно формировавшиеся в его голове, осуществятся, он многое здесь изменит.
 
Когда компания насытилась, епископ Малахия снова возблагодарил Бога, а затем прочел еще одну молитву, после чего с комфортом устроился для беседы, пока жена убирала со стола. Когда женщина закончила работу, она села со всеми и принялась шить шапку из лисьего меха.
Ни епископ, ни его жена не беспокоили гостей расспросами, но когда скандинавские рыбаки рассказали им о своем невольном путешествии во время бури, это подтвердило догадки хозяев, что земля, на которой они осели, на самом деле Исландия. Ни слова не было сказано ни о чудесном спасении Гвальхмая, ни о нем самом.
Скегги, который взял на себя роль рассказчика, ничего не поведал о том, что случилось с Тирой, потому что и сам не понимал этого. Ему было все еще трудно поверить в странную подмену его родной дочери.
Епископ был слишком вежлив, чтобы лезть в чужие тайны, а тайну он почувствовал, потому что хорошо разбирался в людях. Вместо расспросов он завел разговор о себе и своей пастве.
И поэтому гости узнали, что эти счастливые, довольные люди жили на этом острове уже 75 лет, построив хорошо работающие сообщество и хозяйство. Они пришли сюда на лодках, которые в Ирландии назывались «куррах». Вот как их строили: каркас из ивовых жердей обтягивали тремя слоями дубленых шкур, так, что между слоями оставались воздушные мешки. Благодаря этому, лодки были практически непотопляемыми; их использовали до сих пор. На куррах ставили мачту с треугольным люгерным парусом, тоже сделанным из шкур, и весла. Даже при полной загрузке лодка погружалась всего на несколько дюймов, а пустую легко можно было вынести на берег и спрятать.
За это время первоначальная колония увеличилась, сюда прибыло еще несколько кораблей с детьми Божьими. Одни добрались на куррахах, другие на деревянных кораблях, способных выдержать по 60 человек. Эти люди искали мирного убежища и нашли его здесь.
Некоторые привезли овец, и тщательно опекаемое стадо постепенно увеличивалось, хотя его беспокоили лисы. Однако шерсти все еще не хватало на всех. У них не было ни коров, ни лошадей. Оружие, привезенное с собой, они забросили, потому что верили, что Бог защитит их.
Бьярки хмыкнул, услышав такую глупость, но промолчал.
Епископ невозмутимо продолжил.
Если приходили недобрые люди, Кулди отступали на маленькие острова, прятали каяки в подготовленных местах, а большие корабли держали наготове на другой стороне Исландии. Таким образом, ни швед Гардар, ни викинг Флоки не заметили людей и посчитали землю необитаемой.
Тем не менее, кельты понимали, что уединение не может длиться вечно, и что однажды их обнаружат те, кто выгнал их с родной земли, кому они были обязаны долгими годами лишений и бесконечных странствий. Теперь им некуда было идти. Возвращение на свою южную родину означало рабство или смерть.
При этих словах Гвальхмай вздрогнул, вспомнив свою солнечную родину Алата. Она показалось бы раем для этих людей, которые жили такой трудной и опасной, полной лишений жизнью. Но он промолчал и, поймав взгляд Кореники, понял, что она думает о том же.
Тепло хижины и горячая еда начали сказываться на усталых путниках. Вскоре один за другим они начали зевать.
Епископ, заметив это, завершил беседу словами: «Хватит разговоров, братья! Давайте молиться и спать! Завтра будет время поговорить. Хозяйка, отложи-ка шитье, я вижу, ты все равно мало что сделала за это время. Наши гости будут отдыхать».
Из лодки принесли шкуры и разложили их в дальней комнате на высоких вересковых лежанках. Комната была небольшая, но места хватило для всех. После того, как постели были приготовлены, епископ снял одну из своих священных книг с короткой полки и произнес молитву. Фланну как слуге было поручено потушить огонь.
 
Опытной рукой он быстро прикрыл угли сухим торфом, затем влажным торфом и золой, закончив хорошим слоем мокрого торфа сверху. Такая закладка прослужит всю недолгую ночь.