Кольцо Мерлина (ЛП)
Неистовство Бьярки стихало. Тяжело дыша, он приблизился к врагу. Из бесчисленных ран кровь Бьярки стекала на землю. Тем не менее, сила его еще была огромна. Он так свирепо вращал топором, что лезвие издавало свистящий звук.
Было ясно, что Фланн не впервые держит меч. Он ловко орудовал им и, хотя меч был коротким, нанес Бьярки два удара, которые свалили бы более слабого человека – один в бицепс левой руки, из-за которого Бьярки отбросил щит, и еще один глубокий удар в ту же сторону вдоль бычьих ребер.
Бьярки взревел от боли и схватил Фланна за горло железной хваткой. Фланн не мог достать его острием меча, тогда он начал бить его лезвием вдоль бока, пока Бьярки не отшатнулся и не отпустил. Лицо Фланна почернело в агонии. Он не упал, но стоял почти без сознания, едва дыша, опершись на землю острием меча и покачиваясь на нем.
Бьярки снова потянулся к Фланну, обильно истекая кровью, но тут Гвальхмай пришел в себя. Он проскользнул между ними, держа в руках брошенный щит Бьярки, и, вложив все силы, ударил безумца щитом под челюсть. Раздался хруст, как от удара топором. Тотчас, словно эхо, хруст прозвучал снова – крепкая шея Бьярки сломалась.
Гигант упал как дерево, сваленное бурей, и почти тут же рухнули и остальные двое, лишь чуть более живые, чем их противник. Плача, Тира-Кореника обнимала, целовала и молилась за обоих своих храбрых мужчин, но разным богам.
4
Курс на Алату!
C Кулди они провели долгую темную зиму. Они не решились сразу пуститься в обратное плавание на юг, потому что близилась осень. Дело было не в том, что они боялись штормового моря, хотя большая часть грозовых штормов в этих краях случается именно в это время года, поэтому и лодки держат в сарае. Причина была, главным образом, в том, что искать другой жизни они пока не хотели.
Убийство Скегги и кровная месть Бьярки навеяли тоску на небольшое самодостаточное сообщество Кулди. Эти события вызвали давно похороненные воспоминания. Люди ходили с грустными лицами, и счастливый смех теперь редко звучал в деревне. Трагические события заставили людей вспомнить о гонениях, смерти, жестокости.
Майра Этне приняла в свое сердце девушку, потерявшую отца, утешала и хлопотала вокруг нее. И Тира, и Кореника чувствовали ее любовь и сопереживание. Если они стали сестрами, то теперь почувствовали, что у них появилась мать.
Однажды, когда Тира управляла телом, она подошла к Майре и обняла ее. «Если когда-нибудь у меня будет дочь, я назову ее в честь тебя», – сказала она, и жена епископа поцеловала ее, глубоко тронутая эти словами.
Но Кореника была печальна, потому что она тоже жаждала любви и нежности, и при этом хорошо понимала, что симбиоз, который дал ей видимость смертной жизни, был временным, и когда все это закончится, она не знала.
Поэтому Гвальхмай, Фланн и девушка прожили в деревне дольше, чем собирались, надеясь делом доказать свое добросердечие. Влившись в общество и работая вместе со всеми, они заслужили то, что их приняли, и когда солнце вернулось, радость и веселье также вернулись в деревню.
В течение зимы общность троих, которых на самом деле было четверо, стала еще глубже. Поначалу Фланн был совсем сбит с толку, но со временем он принял образ жизни, который ему не нравился и которого он не понимал.
Иногда, когда Кореника уходила, чтобы промчаться по морю, понырять и позабавиться в теле тюленя, появлялась его Тира и ласково улыбалась ему. Как будто летнее солнце озаряло мрак его мыслей! В такие моменты Фланн был совершенно счастлив.
Взявшись за руки, они гуляли по берегу или бродили среди холмов; много разговаривали или долго понимающе молчали; часами сидели над книгами епископа. Тира задумчиво, серьезно слушала, наполовину убежденная, толкования христианской веры Фланна, радуясь тому, что они вместе.
Такие моменты случались чаще, по мере того, как зима подходила к концу. Фланн заметил, что всякий раз, когда Тира была так доброжелательна к нему, Гвальхмай отсутствовал. Он не догадывался, что в это время Кореника и Гвальхмай вместе плавали в море, потому что она обучила его древнему искусству жителей Атлантиды перемещать душу в тело другого живого существа. Он научился посылать свой дух вперед и жить жизнью других, хотя еще не мог покидать свое тело надолго.
Да, это были свидания, которых Коренице пришлось так долго дожидаться. Вместе они счастливо бродили по подводному миру как морские люди. Фланн, однажды увидев Гвальхмая в такой момент, лежащего на кровати с закрытыми глазами, решил, что его друг просто спит.
Они действительно были друзьями, несмотря на естественную ревность. Тем более, что Фланн не питал иллюзий и ложных надежд. Раньше он был рабом. Он не ждал, что Тира об этом забудет. Он сам никогда не сможет забыть.
Затем пришла весна, пора любви, когда девушка и юноша с нежностью смотрят друг на друга, а старшие улыбаются, глядя на них и вспоминая себя.
Фланн один на берегу чинил лодку, потому что Гвальхмай и Кореника отправились гулять на холмы, рука об руку. Его сердце болело, а мысли были мрачны. Он решил: закончит работу, нагрузит лодку и уплывет, чтобы больше не вернуться.
А может быть, лучше выйти в море на протекающей лодке? Зачем, в конце концов, нужна жизнь без Тиры? Весной такие мысли не редкость, но Фланн все видел гораздо мрачнее, чем другие несчастные влюбленные, ведь его непонимание было глубже, чем у других.
А тем временем, те двое мирно сидели у маленькой теплой заводи, где кружила по воде пара величественных лебедей-трубачей. Кореника молчала, вспоминая лебединые корабли Атлантиды, их красоту, гордость и величие, которые исчезли навсегда. Гвальхмай думал о чем-то своем.
Лебеди начали любовную игру. Они сложили клювы вместе и гладили ими друг друга. Потом переплели длинные шеи и тихо курлыкали. Казалось, они говорили о любви, делились мечтами и строили планы, как влюбленные люди.
«Лебеди-трубачи строят пару на всю жизнь», – заметил Гвальхмай. «Если один из них погибнет, то второй умрет от горя».
«Так и должно быть», – согласилась Кореника. «Если бы ты действительно умер, я бы не захотела жить. Только потому, что я не была уверена в твоей смерти, я смогла ждать тебя столь долго».
«И все же мы не принадлежим друг другу, моя дорогая, и, похоже, никогда не будем, пока мы живем таким образом, а ты держишь свое обещание той девушке, с которой делишь тело!»
«Дом, в котором я живу, не мой», – мягко напомнила она. «Я здесь только гость. Я не должна этого забывать, а ты должен помочь мне не забыть».
«Я не железный, Кореника, я люблю тебя!»
Последовало долгое молчание. Чайки кружили над ними, сверкая глазами. Утки деловито размечали свои территории, собирали ветви и траву для гнезд. Гвальхмаю казалось, что у каждого живого существа в поле зрения был супруг.
Даже надменная пара на пруду была счастлива, только два человека были бесконечно далеки друг от друга, хотя, казалось, сидели так близко.
«Как долго нам ждать, Кореника? Сколько продлятся наши жизни, если учесть, что я выпил эликсир жизни, а твой разум, по-видимому, бессмертен? А если ты всегда будешь давать такое обещание той, в кого вселишься?»
«Разве так важно? Тебе нужно немного подождать, милый».
«Я согласен ждать только потому, что одна из наших жизней должна когда-нибудь закончиться – ведь наша любовь не кончится никогда! Почему мы не можем быть счастливы, как те лебеди, которым ничего не нужно, кроме них самих, чтобы ощущать, как весь мир принадлежит им? Почему мы не можем быть такими, как они?»
«Если бы мы стали такими, как они, это означало бы, что мы никогда не расстанемся», – ответила Кореника с несвойственной ей застенчивостью.
«Мы знали это давно! Разве ты с этим не согласна?»
«Тогда пусть будет так, как ты говоришь!»
Гвальхмай закрыл глаза и откинулся на мох. Огромный лебедь поднял голову и уставился на них. Кореника наклонилась над спящим мужчиной и нежно поцеловала его.