Огонь в его крови (ЛП)

Но когда он открывает глаза и его губы приподнимаются в этой полуулыбке, которая подражает моей собственной?
Мое глупое, безрассудное сердце замирает.
— Клау-да, — бормочет он снова, притягивая меня поближе к себе.
И поскольку я слаба, то позволяю ему прижать себя к нему, а мои груди сдавливаются о его грудь. У меня перехватывает дыхание, когда я смотрю на него. Он огромный, по крайней мере, на фут выше меня и с массивными плечами. Он с такой легкостью мог бы меня травмировать. Эрекция, которая врезается мне в живот, напоминает мне, что он может в любой момент одержать надо мной верх и взять то, чего хочет.
Однако он здесь, флиртует со мной своим странным драконьим образом. Дразнит.
Кэйл снова проводит пальцами сквозь мои волосы и наклоняется ко мне. Я закрываю глаза, гадая, собирается ли он поцеловать меня, и если да, какие будут ощущения. Неужели драконы умеют целоваться? А если он не умеет, то позволит мне показать ему, как это делается? Могу представить себе его реакцию на то, как прикладываюсь к его губам своими собственными.
Но он только наклоняется ко мне и делает вдох, принюхиваясь к моим волосам, словно это — самое прекрасное, что он когда-либо вдыхал.
— Клау-да, — он снова бормочет тихим и греховно хриплым голосом.
Эта дурацкая волна желания снова несется сквозь меня. Меня возбуждает дракон, и я должна признаться, что это немного беспокоит. Он не совсем человек даже в этой форме — его рост и большие размеры определенно не нормальны, а мощные линии его лица, и пестрость, покрывающая его кожу, не дают возможность оставаться не замеченными. Острые рога? Ну да, все же это ненормально. Но как по мне, то я начинаю привыкать к ним, и они становятся для меня нормальным явлением. То есть — я смотрю на него и ничего странного уже не вижу.
Это просто Кэйл.
Я отстраняюсь от него и выхожу из ванной, направляясь обратно в главную зону на верхнем этаже этого здания. Пока иду, я потираю руки и не оглядываюсь назад. Этого и не требуется, ведь я знаю, что Кэйл идет всего в нескольких шагах позади меня. У меня такое ощущение, что останься мы в этой маленькой ванной, головы у нас мыслями о воде будет заняты недолго. Непонятно почему, но всякий раз, когда мы оказываемся в той маленькой комнатке, он подбирается ко мне все ближе и ближе. А когда это происходит, мне трудно сосредоточиться на чем-то другом, кроме его близости.
Значит, просто нужно сменить обстановку.
Я выхожу на основной этаж и попадаю прямо в бассейн солнечного света. Я прохожу туда и, запрокинув голову вверх и закрыв глаза, упиваюсь теплым солнышком. Конструкции крыши в этом конце здания развалились, но стены в основном не повреждены, и вместо того, чтобы чувствовать себя загнанной в угол крысе, у меня почти полное ощущение, будто я нахожусь в очень громадном солярии. Мне это даже нравится. Это здание заброшено и загромождено всяким хламом, но это не бетонная щебенка и металлолом, как в предыдущем. И мне даже нравятся лианы и растительность, которые начали пролезать на каждом дюйме доступной поверхности. Это довольно красиво, ровно настолько, насколько вообще что-то может быть таким в выжженном Старом Далласе.
И я до сих пор думаю о том, как бы это было, если поцеловать Кэйла. Проклятье.
— Клау-да, — опять окликает меня Кэйл заигрывающим голосом. Я чувствую, как по моему телу пробегает дрожь от игривого звучание его голоса, и поворачиваюсь к нему. Он в двух шагах у меня за спиной, как я и предполагала, и в тот момент, когда я оборачиваюсь, он притягивает меня к себе, улыбаясь, словно поймал меня во время самой медленной в мире погони. Я облизываю губы, кончики моих грудей прижимаются к его груди, и я пытаюсь не поддаться соблазну потереться об него. Сделать это — очень безумная идея. Я убеждаю себя, что у меня, должно быть, Стокгольмский синдром. Должен быть. Когда его глаза становятся черными, он по-прежнему пугает меня до ужаса.
Но в тоже время… я очарована тем, что я — центр его вселенной. Возможно, я изголодалась по вниманию к себе или истосковалась по привязанности в мире, который настолько безжалостен и неумолим, что даже преданность чудовища кажется чем-то очень поразительным. Знаю, это неразумно. Вот только я… не уверена, что меня это волнует.
Большая часть жизни в «После» состоит из забот о том, чтобы проживать каждый день, не думая о завтрашнем, да съедать все сразу за один присест. Нет никаких долгосрочных планов. Нет никаких надежд на будущее. Всего лишь выживание до наступления следующего дня.
Неужели это так плохо, что мне хочется перехватить немного игривых знаков внимания, пока еще могу? Я рассматриваю Кэйла, его большое тело прижато к моему, пока он трется носом о мое горло. Его запах заполняет мой нос, его ошеломляющая кожа трется о мою. Было бы не трудно подтолкнуть его к действию. Немножечко банального трения о толстый член, прижатый к моему животу, и я обнаружила бы себя припертой к стене…
И на этот раз он не принял бы слово «нет» за ответ.
Мне должна была быть ненавистна сама мысль об этом. Я должна была бы испытывать к этому отвращение. Вместо этого от одной мысли об этом я всем своим телом снова ощущаю прилив желания. От мысленного образа Кэйла, прижимающего меня к стене и вбивающегося своим огромным эрегированным членом в меня, мой пульс зашкаливает и внутри у меня все болит.
Его тело против меня напрягается, и я понимаю, что он уловил в воздухе мой запах.
— Клау-да, — рычит он низко и гортанно. Я узнаю это рычание. Ему кажется, что я уже соблазнена. Удивительно, как неправильно произнесенное мое имя может внезапно возыметь так много всяких значений.
Но я не хочу казаться соблазненной. На самом деле нет. Просто мне очень интересно узнать про него, и я не перестаю думать о том, что бы произошло, если бы мы поцеловались. Если позволю ему прикоснуться к себе. Почему-то не верю, что он мне навредит. Нет, пока он будет держать себя под контролем. А ведь он держал себя под контролем дни напролет. Отважившись на весьма дерзкий поступок, я рукой провожу вниз по его груди. Его тело так сильно прижимается к моему, что совсем не дает мне пространства к его мышцам. Он огромен. Мамонт, если быть точнее. Он очень высокий, но кроме этого, он крепкий и плотный, хотя и не имеет ни грамма жира. Я поднимаю взгляд и вижу, что цвет его глаз вернулся обратно в черный, правда, в них мелькают вспышки золотого. Он изо всех сил сопротивляется этому.
Мне не хочется слишком с ним переусердствовать. Наверное, ему нужно времени побольше. Мне, пожалуй, тоже. Так что я легонько похлопываю его по груди.
— Нет. Пока еще нет. Не уверена, что я готова это сделать.
«Врунишка», — подает голос мое тело. У меня такое чувство, словно Кэйл вот-вот повторит это вслух. Но он лишь утыкается лицом мне в шею и еще раз вдыхает мой запах.
После минутного колебания я медленно обвиваю его руками и провожу ладонями вниз по его спине. Его глаза сохраняют золотой окрас, и я улыбаюсь ему. Это так здорово. У нас все получится. Просто обнимать друг друга. Если это — единственное средство общения, что у нас сейчас есть, я соглашусь на это.
Его руки обнимают меня. Он теплый и аппетитный. Это все равно, что быть завернутой в одеяло, и я счастливо вздыхаю, насколько хорошо себя чувствую только от того, что он прижимается ко мне. Это не должно быть хорошо, не так ли? Я так отвлекаюсь осязанием его, что едва отмечаю, когда над нами опускается тень. Кэйл напрягается, и его глаза сразу становятся черными.
У меня начинается паника и, вырвавшись из его рук, я отступаю.
Раздается рев дракона, громкий и яростный. Я удивленно пялюсь на Кэйла, и мне требуется лишь миг, чтобы понять, что это не он. В следующее мгновение вокруг моей талии обвиваются когти, и меня забирают в воздух.
Да тут еще один дракон!
— Кэйл! — кричу я, метаясь и протягивая руки к нему. К безопасности. Он дьявол, которого я уже знаю.
Кэйл не причинит мне вреда.
А этот новый дракон? Я ничего о нем не знаю. Я понятия не имею, так же ли у него чернеют глаза, когда он в ярости, и переходят в золотой, когда он в дружелюбном состоянии. Я понятия не имею, хочет ли он перекусить человечком или нечто куда более ужасное.