Незваный гость (СИ)
Дальше шло нечто неразборчивое. Голоса? Точно. «…загробный голос будто из под пола…» Тыщщи? Это, наверное, тысячи. Многие тысячи там припрятаны. Где там? Под полом? Еще какие-то он и она. Он грозился, а она хохотала демонски.
О покойниках плохо думать нельзя, но кто так предсмертные послания пишет? Вот я, например, список с именами составлю подробный, чтоб после сыскари сразу знали, кого допрашивать.
Внизу странички стояло:
«Ежели, ваш бродь, Степку вашего оговаривать примутся, что сам в петлю на осиновом суку полез, то не верьте, не таков я человек, и не поминайте лихом».
Распрямившиcь и отдав письмо для изучения Зорину, я обратилась к шефу:
– С каких пор господин Блохин должность пристава занимал?
– Три с половиной, почти четыре года.
– Писал часто?
– Не часто, но регулярно. Предвосхищая вопросы, Εвангелина Романовна, переписку такого рода я хранить обыкновения не имею. Поэтому придется вам обойтись устным пересказом. Степан мой родом из тех мест, хутор его, к несчастью, полностью обезлюдел, поэтому Блохин попросился служить в Крыжовене и был тем доволен. Его письма, исключая последнее, были толковы и благодушны. Жизнь в провинции ему нравилась, местные жители проявляли приветливость, природа… – Крестовский махнул рукой. - Чистая идиллия. В прошлом году среди обычной буколики стали появлятьcя разные околослужебные вопросы. Просил, к примеру, проверить некоего господинчика, бойкую торговлю паровозными акциями наладившего.
– Ветку железнодорожную до Змеевичей добросили, - сказал Мамаев, уже разглядывающий со вниманием настенную карту, – как раз в это время.
– Как звали господинчика? – спросила я.
– Федор Игнатьевич Химеров, – без запинки ответил шеф, - мещанин, родом из Нижнеградской губернии, действительно маклер.
На всякий случай я это все записала.
– Еще что Блохин спрашивал?
– Просил прислать ему чародейских стекол, сквозь которые рунную вязь рассмотреть можно.
– То есть, сам он чародеем не был? - спросила я для проформы.
– Был, Геля.
Дернув на себя ящик стола, я достала свои очки с чародейскими стеклами, водрузила их на нос и отобрала письмо у присевшего на освободившееся подле меня место Ивана. Я-то ни разу не чародейка.
– Теперь видишь? - спросил Зорин с сочувствием и показал, куда смотреть. - Это аркан на Семена, чтоб только он конверт распечатать мог, это на скорость. Он, кстати, наложен прескверно.
– Вот-вот, - поддакнул шеф. - А как тебе, Ванечка, призыв к стихиям с ошибкой в каждом втором символе?
– Он для чего? - сняла я очки.
– Не для чего, - ответил Зорин. - Он пустышка, навроде детской считалочки.
– Мнемотехника, - Семен сочувствие ко мне, чарами обделенной, тщательно скрывал, - помогает неофитам запомнить графический рисунок основных рун.
– А еще, – зловеще протянул Эльдар от карты, - xодят среди нашего вида колдунского слухи, что бережет сей призыв нас от безумия чародейского. Сдается мне, сыскарики, наш Степан покойный разум по капле терял, и того боялся.
Эльдар Давидович воткнул в карту алый бумажный флажок, будто точку в разговоре поставил, вернулся к столу, прогнал Зорина, сел рядом со мной.
– На месте разбираться надобно. - Крестовский оглядел нас по очереди. - Прибыть в Крыжовень инкогнито, осмотреться, народ расспросить. После войти в контакт с местным присутствием, бумагу официальную им показать. Что-де прибыли из столицы одного из нижних чинов до пристава повысить.
– Перфектно, - решила я и смешалась под укоризненным взглядом начальства.
Мое паразитное словечко Семен Аристархович не обожал.
– Знаешь, букашечка, - Эльдар одарил меня заговорщецкой улыбкой, его «букашечки» тоже признавались у нас паразитными, - а ведь тебе и вправду в Крыжовень соваться не стоит.
Мое «протестую» было жалким.
– Сама посуди, - продолжал Мамаев под одобрительным взглядом начальника приказа, - прибыть инкогнито, то бишь, незаметно. Одинокая барышня привлечет нежелательное внимание.
– Барышня может переодеться кем угодно, - холодно улыбнулась я, - бродячей неклюдкой, безутешной вдовой, мальчишкой-разнорабочим, в конце концов.
Семен фыркнул. Я переводила взгляд с одного чародея на другого. Эльдар глумливо щурился, Иван качал головой, шеф попросту ждал любых моих слов, чтоб заржать.
– Простите, что вмешиваюсь, – из темного угла раздалось неуверенное покашливание, – но, кажется, я мог бы поспособствовать Евангелине Романовне сохранить инкогнито.
Про Митрофана мы забыли по прискорбному нашему обыкновению. Секретарь Γубешкин был юношей скромным до полного растворения в пространстве. Он, оказывается, с самого начала совещания сидел тише мыши в уголке, и только сейчас подал голос.
Крестовский уже открыл рот, чтоб что-то эдакое сказануть. Секретарь боялся его до обморока, и я, этого самого обморока опасаясь, проговорила первой:
– Извольте, Митрофан Митрофанович, вся внимание.
Семен рот закрыл. Мамаев мне подмигнул, наши с шефом духоборческие экзерсисы его забавляли.
Секретарь сызнова откашлялся:
– Я, господа и Евангелина Романовна, некоторым образом из искомых мест.
– Можно немного точнее, Митрофан? - не сдержался шеф. - Что ещё за некоторый образ? Вы родились здесь в Мокошь-граде.
– А батюшка мой…
Секретарь начал бормотать себе под нос, я его подбодрила:
– Ваш достойный покойный родитель из Змеевичского уезда?
– Нет, - шепнул Митрофан.
Крестовский гаденько усмехнулся, но секретарь продолжил чуть громче, и улыбка начальства растаяла.
– Тетушка у меня там проживает, в Крыжовене. Захария Митрофановна, благонравная старуха самых передовых взглядов.
– Любопытно, – решил Мамаев, – и что же, эта дщерь Митрофана гостье из Мокошь-града не удивится?
– Сказано было, - шикнула я на коллегу, - передовых взглядов барыня.
– Она, некоторым образом, - секретарь покраснел, - гадалка.
Шеф хмыкнул:
– Шарлатанка?
– Что вы, ваше превосходительство, дар провидческий тетушке положен.
– Семен Аристархович просит прощения, - улыбнулась я елейно, – за то, что вашу родственницу невольно нехорошим словом обидел. Γадалка, это пер… расчудесно. Вы, Митрофан, черкните пару строк любимой тетушке, так мол и так, кузина Гелечка письмецо с оказией доставит, про жизнь свою поведайте.
– Кузина?
– Притворимся ненадолго, что у Захарии Митрофановны кроме племянника ещё и племянница имеется, седьмая вода на киселе, но все ж родня. Гадалка! Да к ней в дом наверняка половина города за предсказаниями хаживает. Лучшего места, чтоб осмотреться и не придумать.
– Может все-таки кузен, а не кузина? - предложил осторожно Зорин.
– Геля права, - вздохнул шеф, - в этой ситуации девушка вызовет меньше подозрений.
– Солома не врет! – поддержала я. – То есть, жребий и судьба.
– Понятно, - закончил совещание Крестовский своим паразитским словечком и поглядел на часы. – Иван, немедленно отправляйся в имперскую канцелярию, там какие-то сверхсекретные документы нас дожидаются. Сам хотел забежать, да не успеваю. Эльдар, знаю что не по чину, но будь любезен, спустись к дежурному, протелефонируй оттуда в вокзальную управу, пусть выпишут для Евангелины Романовны отдельное купе до Змеевичей. Или можно до самого этого Крыжовеня?
– Разберусь, - отмахнулся Мамаев и вышел за дверь.
Зорин запер шкаф с документами и теперь надевал зимнюю чиновничью шинель у настенного зеркала.
– Меня у извозчика обожди, - попросил Крестовский, - нам почти по дороге.
– Митрофан, - позвала я, - присаживайтесь поближе, нам с вами долгий разговор предстоит.
– Разработайте легенду, – кивнул шеф, – простенькое что-нибудь без театральных эффектов. Вы, Губешкин, расскажете все, что о тетушке помните, а вы, Попович…
Чинопочитание во мне очень развито, лишь поэтому я не зарычала на непрошеные советы, а вежливо попрощалась с Иваном. Крестовский вибрировал как железный прут на морозе, с ним такое бывало, если дело спорилось.