Варщик 4 (СИ)

Пока я валялся на больничной койке, у меня было предостаточно времени, чтобы изучить печать. Принцип действия этой штуки оказался довольно примитивным. Печать была чем-то вроде потребителя энергии, которую она тратила на бесполезную непрерывную связь между родственными половинками. Никакой пользы, никаких дополнительных навыков или умений между связанными звеньями. Ничего. Она не позволяла мне даже видеть материю Табии, отчетливее других. Башмака, который в последнее время предпочитал моей компании Леку, потому что тот счёл механика за сносного собутыльника, я видел через стены также ярко, как и Табию.
Вот и получалось, что печать — просто паразит. Она расходовала энергию бесцельно и неэффективно. С увеличением расстояния между частями, затраты энергии увеличивались в геометрической прогрессии. Вдобавок ко всему эта хреновина каким-то образом выставила в материи приоритет на себя. Не спрашивая разрешения, она могла высосать из материи всю энергию, даже если это приведет к гибели.
А вот кусок печати Табии был другой. Он словно работал только на прием, не потребляя энергию. Получалось, что её слова о пуповине, на которой я за ней тянусь, были очень даже правдоподобны.
Ноги отрастали семь дней. Теперь я узнавал в них свои черты, особенности строения и форму стоп. Хотя всего пару дней назад окровавленная сетка волокон вокруг искусственно выращенных костей выглядела мерзко.
Откликнулся большой палец на левой ноге, за ним — колени. Всю ночь я настраивал управление. Точно неумелый музыкант, натягивал и отпускал струны нервных соединений, вспоминая, как управляться с неуправляемыми кожаными мешками.
К утру я скинул ноги на пол и сел на койке. Ступни коснулись холодного линолеума, отчего по ногам пробежала дрожь. Толкнулся руками и вскочил. Голова поднялась на непривычную высоту, предметы в комнате неожиданно отдалились. Комната раскачивалась из стороны в сторону, будто больничный корпус попал в шторм.
Вестибулярный аппарат на пару с материей накидывали новые данные для безопасного управления телом. Я сделал крохотный шаг вперед, затем — ещё один. Отшвартовался от кровати, будто лодка от лайнера, и поплыл дальше. Третий шаг, четвертый…
Изнутри меня пробивает хохот, губы беспорядочно кривятся, не понимая какую эмоцию выбрать: улыбку или страх. Я делаю пятый и шестой шаги. До койки напротив остается последний шажок. Победа близка… Подгибается колено, выворачивается ступня. Я падаю на тумбочку и заваливаюсь вместе с ней на пол. На мне лежит дверца и переломленная пополам полка. Перегнившая труха колит в бок. Перекатываюсь на спину и хохочу в потолок. Я снова на ногах.
… … …
Погода радовала десять дней подряд. Небо провело капитальную уборку, вычистив облака по всему материку. Синевой небо встречало звезду рано утром и оставалось слепяще-голубым весь день.
Вокруг всё цвело. Деревья покрылись белыми крапинками цветов. Полевые ромашки вывернулись чуть ли не наизнанку, подставляя бархатную желтизну шмелям. В красках весны или лета — времена года в этом мире были довольно спутанными — даже облезшее здание больницы посвежело. Яркие лучи солнца, будто рентген просвечивали остатки цвета на фасаде в бесконечной серости. Распустившаяся зелень прикрывала обломанный подол фундамента, а гигантская ива поглаживала шиферную крышу.
Солнце прожарило асфальт. Я сидел на переднем сиденье убитого в хлам седана и наслаждался запахом плавящегося пластика вперемешку с тающим асфальтом. Сидел и отбивал ногами случайно мелодию. Получалось хреново, но… получалось.
— Они, может, ещё и в жопу друг друга поцелуют?! — на заднем сиденье сидела Табиа. Она ухватилась за рукоятку окна и дернула слишком сильно, отчего ручка хрустнула и отвалилась. — Зашибись! Две недели возился с этим мусором и… Чего ты лыбишься?! Поторопи его, пока это не сделала я!
На ступеньках в больницу Башмак болтал с Лекой. Как эти два мужика нашли общий язык, оставалось для меня загадкой. В зеркале заднего вида фигурка Башмака шлепала губами и размахивала руками. Вечно пьяный Лека смотрел на него чуть улыбаясь. Мне не очень-то хотелось прерывать их прощание, но фурия за спиной с секунды на секунду могла выйти из-под контроля.
 
Как бы невзначай я высунул из окна руку и сделал вид, что ловлю потоки ветра. Башмак заметил это и вспомнил, что его ждут. Похлопал доктора по плечу и побежал к машине.
— Зацени! — Башмак упал на водительское сиденье и поставил на панель горшок.
— Вы хоть предохранялись?! — спросила Табиа. — Думаешь он тебе позвонит?
— Смотри-смотри! — не обращая вынимания, Башмак показал пальцем в кактус.
Ни с того ни с чего растение пошевелилось. Торчащие из земли лапки помахали нам и замерли.
— Прикол, да?! Как будто салютует нам! Хотя на самом деле, знаешь, что это?
— Поехали! — поторопила Табиа.
— Что? — спросил я, залипая на кактус.
— Он так ворошит под собой землю, чтобы впитать оставшуюся влагу, прежде чем её высушит солнце. Ништяк, да?!
— Хрень какая-то…
— Прикольно! — ответил я.
— Во-во!
— Идиоты…
Башмак повернул ключ в зажигании. Двигатель ровно заработал. Башмак нажал на педаль газа, и мерный клокот разросся до агрессивного рыка. В этом рыке и заключался ответ на вопрос — почему Башмак так долго возился с тачкой.
— Ну что, домой?
— Поехали уже!
Башмак вставил первую, бросил сцепление. Мы сорвались с места, оставляя на асфальте черный автограф резиной.
… … …
Возвращаясь в Стольный, я думал о планах. Хотя удержать сознание в колее действительности было не так просто. Ноги то и дело подкидывали меня до небес. Кожаные сосиски, торчащие из торса, временами ещё казались лишними, но к хорошему привыкаешь быстро. Теперь я мог наконец-то вернуться к тому, почему решил остаться в этом мире. Узнать причину, почему меня выгнали из этого мира младенцем. Найти виновного, кем бы он ни был.
Стольный показался на горизонте прямоугольными кирпичиками. Разбитая дорога сменилась более или менее целой. Впереди показался… пропускной пункт?
— Че за фигня? — спорил Башмак, скидывая передачу на нейтралку. — Тут же ничего не было?
Двигатель сбросил обороты и почти неслышно посапывал, делая передышку. Мы катились к сужению дороги. В приоткрытых окнах свистел ветер, под колесами трещали камушки. Двухполосная дорога сходилась в одну полосу бетонными ограждениями. Вооруженные люди, судя по одежде — солдаты Диара — стояли на дороге и на мостике возведенного КПП.
Пропускной пункт построили между перекрытиями разрушенного моста. Солдаты оживились, заметив нас.
— Диар наводит в городе новые порядки? — спросил Башмак и плавно нажал на тормоз.
— Или они кого-то ищут, — ответил я.
Башмак остановился и открыл окно, ожидая, что к нему кто-нибудь подойдет. Главный с рацией показал раскрытую ладонь — просил или требовал подождать.
— Черт! — ругнулась Табиа и достала пистолет. — Меня ищут!
— Успокойся! Ты, конечно, важная птица, но…, — я замолчал. — Спрячь пушку!
— У тебя забыла спросить! Если этот придурок попросит меня выйти из машины, я прострелю его голову! — она ткнула стволом в сидение Башмака. — Жми на газ!
— Боже, откуда в тебе столько…
— Заткнись! Тебя, между прочим, моя жизнь должна волновать не меньше своей. Догадываешься, что будет если моя половина печати погибнет?
По шевелению губ главного и обрывкам слов я разобрал фразу: «Он приехал». Нахмурив брови, я посмотрел в зеркало заднего вида. Но оно было настроено под водителя, и я не увидел в нём встревоженное лицо Табии.
— Бормочет и бормочет, — сказал Башмак. — Не подошел, ничего не спросил, а уже бормочет…. Чую, не особо нам тут рады.
 
По привычке я хлопнул себя по карману. Там должен был лежать телефон, но мобильник забрали в Видовых Заставах.
Когда я отращивал ноги в Атомном городке, у меня временами появлялась мысль — позвонить Питу — но не позвонил. Не за чем было. Все проблемы были решены, оставалось проехать полсотни километров.