Сладкая помощница для Альфа-кондитера (СИ)

— Зачем? За оравой детей присматривать и убираться за ними? Нет, такого в моем контракте нету. Хочешь, увольняй! — мне сейчас и правда все равно. Не понимаю, почему слова Зары задели меня так сильно.
Кондитер смотрит на меня мгновение, а потом в один шаг преодолевает расстояние до лифта.
— Нет, — говорит он, стоя близко, черт, непозволительно близко. — Не хочу, чтобы ты уходила.
Ну и что за заявочки? Ему скучно жить? Хочет посмотреть как две отборные кобры будут жалить бедного суслика? Меня то бишь?
— Папа!
— Дядя Рома!
— Па-ап! — доносится из-за двери веселый детский визг.
На секунду на лице Дракона появляется выражение бесконечной нежности и любви к этому растянутому детскому «па-ап».
— Идите, Роман Олегович. Я тоже пойду. Болею, все-таки.
Уголок его рта дергается, будто он хочет что-то сказать, но так и не решается. Сухо кивает, напряженно сжимая губы и кулаки. Разворачивается, скрываясь за дверью.
Так правильно. Так надо. Зачем мне, едва знакомой Романова, оставаться на этом сугубо-семейном празднике? Правильно, незачем! Но почему тогда сейчас мне так тоскливо и одиноко? Я с ума сошла?
На улице болезнь накатывает на меня с новой силой. Видимо, действия пилюль Дракона истекли, а жар и ломота в теле вернулись. Без зазрения совести вызываю такси. Хватит. Наработалась сегодня. Имею право.
Дома как всегда бывает после Вадима полный бардак. Носки и джинсы разбросаны по всей квартире. Чашка и тарелка не помыты, крошки после бутербродов так и сохнут на столе. Но мне так плохо, что сейчас совершенно не до этого.
— Мау! Муррр… — Степа рад мне. Моё любимое, пушистое чудо!
Меняю ему воду, открываю кошачий корм. Иду в ванную, наскоро принимаю душ. Ныряю под теплый плед. Пушистый котик, успевший за это время пообедать, устраивается у меня под боком и обнимает лапкой. Сладко мурчит в ушко и очень скоро я проваливаюсь в сон. Я же все-таки болею, а просто поспать — иногда лучше всякого лекарства помогает.
— Алиса! Алис! — кто-то тормошит меня за плечо.
Степа недовольно фыркает в ответ.
— Я тебе сейчас пошиплю! — рявкает Вадим на моего котика.
— Вадь, отстань от кота и от меня. Чего тебе?
— Вот разбаловала скотину пушистую свою, он места своего не знает! Так я ему покажу! Детей тоже так будешь баловать?
— Вадь, какие дети? Чего ты хочешь от меня? Дай поболеть спокойно!
Муженек поднимается с кровати и хмыкает, скрестив перед собой руки:
— Хм! Вообще твой муж, между прочим, голодный с работы пришел! Чего ты дрыхнешь? Какая из тебя жена будет?
Закатываю глаза. Опять двадцать пять. Но сегодня я ему отвечу.
— Такая же, как из тебя муж!
— Смотри на нее! Ей еще и не нравится! Я работаю! Вечера дома провожу, а мог бы как другие пацаны, в барах да в горожах! Да любая другая на твоем месте молилась бы на меня! С борщом да с улыбкой встречала бы! Пылинки сдувала, а ты дрыхнешь, кормишь всякой гадостью и даже курицы пожарить не можешь!
— Какой курицы?!
Я многое хочу ему ответить. Припомнить, что мужик не просто ходит на работу, а еще обычно зарплату приносит, но вот Вадя этот пункт напрочь игнорирует, позволяя мне нести на себе бремя заработка. Хочу, припомнить, что болею в конце концов и ничто не мешает ему поухаживать за мной. В общем, хочу то я ответить достойно, но не успеваю:
— Ты мне обещала!!! Курицу в духовке и картошку фри! Я что опять должен долбанные пельмени из картона жевать?! — похоже, Вадя разозлился не на шутку. Сейчас пар из ушей повалит.
***
— Дзынь-дзынь! — звучно разносится по нашей маленькой двушке.
— Кого еще черт притащил! — плюет Вадик чуть ли не на пол, — Твои подруги что ли?!
— Как будто я когда-нибудь приглашаю девчонок к себе! — хмыкаю я под нос.
На самом деле я тоже не очень-то рада гостям в таком состоянии.
— Только попробуй! — шипит Вадим с ненавистью глядя на меня.
Я лишь мысленно усмехаюсь. Квартира-то моя! На свою, начинающий домашний тиран Вадик еще не заработал, а посему со своими правилами пусть валит к своей мамаше!
— Мама! — громко взвизгивает муженек из прихожей.
Хм… Это что интересно за возглас? Кто же такой там пришел?
— Ваденька! Сынок! Похудел как! Осунулся! Зарос! — послышались влажные чмоканья в лбы и щеки.
Глаза мои, еще не осознавая катастрофы в полной мере лезут на лоб. Мама Вадима?! Валентина Петровна? Неужели это ее принесла нелегкая?! Господи, час от часу не легче!
— Ой! Наверно твоя ездит на тебе! Последние соки забирает… — продолжает причитать гостья.
— Мам, — предупреждающе тихо кашляет Вадим, — Алиса дома, она может нас услышать.
— Тю! — отмахивается от него женщина, — Вот и пусть слышит! Загоняла сыночка моего единственного! Работаешь небось в этом чокнутом мегаполисе сутки на пролет!
Слышатся звуки опускаемых на пол сумок и свертков. Звякают колесики чемодана, подскакнувшие на пороге. Она что надолго к нам пожаловала?!
— Что-то не видно, невестку мою распрекрасную! Не больно-то она бежит знакомиться со свекровушкой! — как же Валентину Петровну плющит и колбасит. Вон как визжит противным скрипучим голосом.
— Мам, Алиса лежит. Она приболела и….
— ЛЕЖИТ? Нет, вы только гляньте на этих баб столичных! Сынок, баба не должна лежать! Она ДОЛЖНА ужин готовить, мужа ублажать, да детев няньчить! Брюхатая твоя Алиса штоль?
Натягиваю одеяло себе на голову. Степа недовольно передергивает спинкой, потревоженный мной. Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы это был все еще сон. Нет, ну чего мамашу с Севера притащило сюда? Каким ветром? Я Вадима убью, точно! Потому что у него кроме меня в столице никого нет, а значит, мамочке его нигде, кроме как здесь, останавливаться негде!
— Нет, кажется… — неуверенно отвечает Вадим, — она просто заболела!
— Так не бывает! — отрезает свекровь. — Давай, веди меня с невестушкой знакомиться! Быстро ей мозги назад поставлю! А то смотри на них: разлягутся и мужиками помыкают! Стервы!
— Мам, не трогай Алису! Это ее квартира. — шипит муж, но я слышу.
— Её?! — Валентина Петровна удивляется так натурально, что у меня возникают вопросы. — Ты же говорил, что сам в столице накопил на…
— Мам, давай потом об этом, и давай с ней поласковей!
— Хм…
Шаги совсем близко. Я даже не успеваю сесть в кровати, как в комнату, бесцеремонно вваливается совершенно незнакомая мне женщина. Высокая, слегка полноватая, в широкой шерстяной юбке и шерстяном же свитере. Белые волосы вытравлены перекисью до состояния перекати-поля, щеки и нос красные с мороза. Глаза мелкие, непонятного как и у Вадима цвета.
— Алисонька, солнышко! — бросается она ко мне в обнимку, будто пяти секунд назад не хотела научить меня, как же обращаться с ее драгоценным сыночком.
Теперь лобызаниям со стороны женщины подвергаюсь я.
— Я болею! — только и успеваю просипеть, в тщетной надежде избежать слюнявых поцелуев и обнимашек.
— Тю! Зараза к заразе не липнет! — отмахивается мамаша, — Я в поезде коньячком продезинфицировалась, чесночком закусила, так что все хорошо.
— Мау! — недовольно взвизгивает Степонька, с трудом выбираясь из-под придавившей его туши свекрови.
— Это что ж у вас тут за скотина такая?! — удивляется свекровь.
— Это не скотина, это мой кот! — становится мне обидно за животное.
— Кошакам в кровати спать не положено! От них одни блохи! — безапелляционно заявляет женщина.
— Мой Степа привит, на улицу не ходит. Так что никаких блох у него нет! — ввязываюсь я в бесполезный спор.
— Мам, Алис, идемте я вас чаем напою! — решает разрядить обстановку Вадим.
— А чего это чаем? С дороги обычно чем по серьезнее встречают! — сводит белесые брови к переносице свекровь.
— Посерьезнее ничего нет… Алиса курицу…
— Я болею! — рявкаю на Вадима, достал меня с этой курицей уже!
— Алисонька, солнышко, ну как ты с мужиком разговариваешь? Тут лаской, надо…
— Мам, пошли! Алиса сейчас встанет. — муж смотрит на меня заискивающе, мол маму не расстраивай, — Да, милая?