Потерянные ноты (СИ)

========== 1. ==========
Часть I
 1. 
Брок совершенно не помнит тот момент, когда в его жизни все пошло наперекосяк. Возможно, это случилось после того, как отец оставил двухлетнего сына с матерью, отправившись на фронт в 1918 году. Он так и не вернулся домой, получив смертельное ранение на последнем задании — нелепая случайность, перечеркнувшая его жизнь. С тех пор Брок ненавидит войны. Возможно, это случилось, когда Брок впервые ввязался в драку, защищая соседскую девочку. До этого приступы благородства были совершенно ему не свойственны. Но, скорее всего, это случилось в тот день, когда, спеша на турнир по футболу с командой из соседнего двора, он, не глядя, влетел в узкую, костлявую спину незнакомого мальчишки, ссутулившегося на крыльце.
Тот тут же вскакивает, неуклюже оборачивается и практически летит вниз. Брок вовремя успевает схватить его за тонкую ручонку и со всей силы дернуть на себя. Спасенный от падения шипит, как кот, которому наступили на хвост. Он старательно, даже брезгливо, отталкивает Брока и, разумеется, падает, сильно ударившись спиной.
— Эй, пацан, ты живой? Поднимайся!
Брок, сам от себя не ожидавший такой заботы, подает руку пострадавшему. Ему шестнадцать лет, и глубоко плевать на чрезмерно тощего мальчишку, которого он видит впервые в своей жизни. Скоро начнется матч, команда нуждается в своем капитане. Но ответа нет. Парнишка лежит, плотно зажмурив глаза, сжав руки в кулаки, и не двигается, не произносит ни звука. На секунду Брок думает, что парнишка все-таки убился, но пробует позвать еще раз.
— Давай же, поднимайся.
Когда ответа снова не последовало, он просто сжал худые плечи и без особых усилий поднял на ноги несопротивляющееся тело. Брок даже не успел удивиться собственной силе и чужой хрупкости, как этот ненормальный снова отскакивает от него, правда, на этот раз более удачно. Мальчишка распахнул синие глаза и болезненно поежился. Он упрямо выпятил подбородок, сжал губы в тонкую линию, но взгляд с головой выдавал всю бурю эмоций своего хозяина.
— Тебе больно? — нехотя спрашивает Брок.
Мальчишка в ответ мотает головой и выше вздергивает подбородок, тут же жмурится и вдруг бросается к крыльцу. Брок замечает кровь на спине незнакомца, пока тот обводит ступени безумным взглядом. По крикам, доносящимся с поля, парень понимает, что опоздал на матч, но приди он прямо сейчас, сможет выйти после перерыва. Вот только мысль о том, чтобы бросить задохлика одного с расползающимся кровавым пятном на спине кажется ему безумно глупой, как и вся эта ситуация в целом. Брок подходит к крыльцу и из-за плеча паренька пытается понять, что тот потерял, мимоходом осматривая рану. Она довольно глубокая, но небольшая, можно не тревожить брата по пустякам.
— Что ты ищешь?
— Ноты. Их, наверное, ветер унес, — тихо, немного грустно, отвечает незнакомец.
Ноты? Какие еще, к черту, ноты? Парнишка поворачивается лицом к Броку. Он беспомощно разводит руками и носком ботинка цепляет ступеньку. Вид у него при этом такой жалкий и упрямый одновременно, что Брок почти восхищается характером паренька. Ему вдруг хочется показать свое расположение, но мимика у него от природы не особо богатая. Он подходит к собеседнику, улыбается своей зубастой слегка кривоватой улыбкой, заглядывая в чужие глаза. В солнечном свете они кажутся небесно-голубыми. У Брока дрожит рука, когда он пытается похлопать пострадавшего по плечу.
— Я найду твои ноты. А ты иди домой и займись своей спиной, пока не истек кровью.
От ужаса в глазах напротив почему-то хочется убежать, спрятаться. Брок берет себя в руки, дожидается неуверенного кивка, смотрит вслед исчезающей за дверью одной из квартир фигуре и отправляется на поиски унесенных ветром нот. Наверное, именно тогда все в его жизни покатилось к чертям. Он должен был пнуть попавшегося под ноги малолетку, сказать какую-нибудь гадость и унестись на футбольное поле, как делал всегда. Но нет же. В этот раз его дернуло проявить доброту. Кто бы только знал, как обидно пропустить первую игру в этом году.
Он находит исчерканные карандашом листы у соседнего дома примерно через сорок минут. Ему кажется, что почерк принадлежит какой-нибудь девчонке — тонкие и мягкие знаки, лишенные угловатости и жесткости. У него самого почерк был другой: слишком размашистый и неаккуратный, корявые топорные буквы с разным наклоном и совершенно неровные строчки.
Брок усмехается. Он не понимает, как можно вместо игры с другими ребятами сидеть в одиночестве и чирикать эти непонятные значки. Он не понимает, как можно быть таким неловким и беззащитным. И еще больше не понимает, почему его это вообще волнует. Брок начинает злиться на себя за излишнюю чувствительность. Он редко позволяет себе проявлять заботу о ком-то, кто не состоит с ним в кровном родстве. И то обычно объектами его повышенной заботы являлись представительницы прекрасного пола, но ни-как не соседский задохлик.
Он барабанит кулаком по двери, за которой час назад скрылся хозяин нот. Брок безумно боялся, что откроет мать пострадавшего и обвинит во всем его, Брока, который, в сущности, и не был ни в чем виноват. Не он же сделал этого паренька таким неуклюжим и хрупким. Кажется, прошла целая вечность, прежде чем щелкнул замок. В двери появляется лохматая голова. В такой темноте синие глаза казались черными, а кожа слишком бледной, почти прозрачной.
— Я принес твои крючки. То есть ноты, — смущенно исправляется Брок.
Дожили, он ведет себя как девица: смущается и краснеет. Брок протягивает задохлику помятые пыльные листы. Тот в странном дерганом жесте прижимает их к себе и благодарно улыбается, кажется, освещая весь коридор. Мальчишка осторожно отступает в прихожую, распахивая дверь. В нос ударяет сильный алкогольный запах. Он неприятный, резкий и горчит на языке, как папиросы, честно стащенные у старшего брата. Брок уверен, что это спирт.
— Себастиан Грин.
— Брок Райт.
У тощего крепкое рукопожатие, несмотря на холодную руку и длинные пальцы. Будь Брок более романтичной натурой сказал бы — не просто длинные, а изящные. К счастью, романтиком он не был вовсе, но приглашение войти принял. На новом знакомом красовалась наглухо застегнутая рубашка, просто огромная, уже пропитавшаяся кровью. Наверное, отцовская.
— Ты не обработал спину? Рана глубокая.
— Не могу дотянуться. Я пытался. Спирт вот нашел.
— Что за идиот, — беззлобно ругается Брок.
Райт просто растерялся от такой откровенности. О чем он там думал, пока искал потерянные ноты? Ах да. О том, как можно быть таким жалким и беспомощным в этом жестоком мире. Ему не нравятся беспомощные и слабые люди. Он их не уважает. Но Себастиан не такой, это Брок понимает почти сразу. Он сильный, выносливый, получив такую рану, не издал ни звука, упрямый, гордый до глупости. И Брок вдруг понимает, что тот не жалуется, а просто констатирует факты очень тихим голосом. Слишком тихим и мягким для парня голосом. Музыкант, что с него взять.
Себастиан сам поворачивается спиной, неловко стягивая с плеч рубашку. Он садится на стул и кладет руки на спинку, наклоняя голову. Кажется, даже цепляется зубами за запястье. От такой молчаливой просьбы самоуверенный подросток, вечный задира и, скорее всего, уже бывший капитан футбольной команды теряется снова. Второй раз за день.
В ране застряло стекло. Райт по себе знает, что выковыривать эту дрянь безумно больно. Как можно аккуратнее убирает длинные волосы с шеи, чтобы не мешали. Брок находит на столе открытую бутылку со спиртом, бинт, йод и вату. Щедро льет на хрупкую спину из бутылки, ловит кроваво-спиртовой поток полотенцем у поясницы. Вытирает влажную кожу. И слышит скорее удивленный, чем болезненный вздох.
Стекло вошло глубоко, и вытащить его безболезненно не получится, сколько не возись. Себастиан под его руками снова шипит и пытается уйти от прикосновения, Броку приходится придерживать его за шею. Мышцы ходят под тонкой кожей от успешно подавляемого порыва отодвинуться. Себастиан вовсе не такой хилый, каким кажется на первый взгляд. Чересчур тонкий — да, но точно не слабый. Когда стекло ложится на стол, мальчишка больше не шевелится и тупо смотрит на кусок разбитой бутылки, изувечивший его спину.