Потерянные ноты (СИ)
Собственно, это было единственной причиной, почему каждое утро их будила Хейли. Ей нравилось нарушать их покой и ехидничать, а они чувствовали себя под ее защитой спокойнее, свободнее даже.
========== 18. ==========
18.
На восстановление сил уходит чуть больше трех месяцев. Может все дело в инфекции, сгубившей полдивизии, а может в голоде и невыносимой жаре, но Себастиан без конца злится. Как часто делал это дома. Срывается на всех. Особенно достается японцам. И все бы ничего, но такой жестокости Брок увидеть не ожидал. Он пугается, долго выясняет, что же случилось, но потом сдается. Война меняет всех. Это он понял, впервые увидев своего друга после его внезапного воскрешения.
Себастиан и Брок спят в одной палатке, остальные солдаты, медицинские блиндажи и командование расположились немного поодаль. Брок понимает, что у парнишки начались кошмары, когда вскакивает среди ночи от крика. Ужасные кровавые картинки, сотворенные им за месяцы войны, мучают слишком впечатлительного музыканта. Себастиан просыпается в холодном поту, его трясет, на щеках блестят слезы.
В эти моменты, не зная как привести друга в чувство, Брок поет. Каждую ночь, когда приходят кошмары, Брок обнимает его, баюкает, как маленького и тихонько напевает какую-нибудь песенку, отдаленно напоминающую колыбельные Джулии Райт.
Командование требует прекратить отпуск, начать наступательные операции. Примерно к марту 1943 года они вновь перемещаются на Лусон. Когда они натыкаются на отряд японцев, никто не удивляется. Разведка не подвела. Засаду ждали, только не знали где именно. Одно из зданий, не разрушенных войной, в котором лейтенант разглядел хорошее убежище, оказалось занято. Японцы не собирались сдаваться без боя.
Молодой лейтенант теряется под натиском врагов. Брок приходит на помощь, командует отступать. Себастиан, недавно получивший новое звание, выходит из своего укрытия с винтовкой в руках. Патроны кончились, и толку от него больше нет, но у него есть идея. Оправившийся неделю назад после пулевого ранения в живот капрал Грин снова полез на рожон. Правда, на этот раз после согласования с вышестоящими лицами. Броку иногда кажется, что Себ просто коллекционирует ранения и скоро начнет делать ожерелье из пуль, которые из него вынимают.
У них был отличный план: Себастиан, как мастер маскировки, подходит близко к вражеской позиции, показывается, отвлекает на себя внимание. Дает несколько секунд Броку и остальным залезть в окна с другой стороны здания. Уходит так же незаметно, как появляется. Ключевое в этом плане —на что сержант несколько раз обращал пристально внимание — Себастиан выполняет свою часть и уходит, потому что после ранения и болезни силы не восстановились полностью. Он не может сражаться. Он не должен вступать в бой в одиночку.
Японцы теснят их к окнам. Слишком много людей в замкнутом пространстве. Брок прячется за перевернутый стол, тащит в укрытие безрассудного Себастиана, не желающего отступать. Он стреляет почти без промахов. Наконец, приходит подкрепление в виде капитана Росса и его небольшого отряда.
Брок снова по-идиотски подставляется, приняв за мертвого одного из японских солдат. Во второй раз ведь. Сам потом удивлялся своей невнимательности. Недобитый враг нападает со спины, старается перерезать глотку. Брок бы выстрелил, да патронов нет. Конечно, Себастиан тут же вмешивается. Выбирается из укрытия, оттаскивает японца буквально за волосы, втыкает ему в грудь его же нож.
— Чем ты собрался отстреливаться, идиот? Матом? — ехидно спрашивает Себастиан, прикрывая, пока сержант перезаряжает пистолет.
— Уходи! — кричит Брок.
Но его не слышат, не слушают. Себ успевает положить одного, второго, а потом сам падает грудью на бетонный пол. Сжимает зубы, пыхтит, но поднимается. В итоге Брок не знает, действительно ли Себастиан помог ему или получил очередную порцию свинца просто так. Они переносят свой лагерь сюда тем же вечером.
— У нас был план. Я приказал тебе уходить. Это был приказ! Приказ старшего по званию! — ругается Брок, меняя шагами комнату, оборудованную под медпункт.
Себастиан рассеянно следит за его перемещениями. У него в крови сплошное обезболивающее. Он похож на маленького ребенка, наблюдающего за стайкой голубей в парке: хлопает ресницами, рот приоткрывает. Олененок. Такой нелепый в запачканной кровью форме. Нереальный.
Брок подходит к кровати, приподнимает лохматую голову за подбородок, пытается найти хоть каплю понимания в пьяных глазах. Ничего. Пусто. Себастиан ловит большую горячую ладонь сержанта своей холодной. Улыбается глупо.
— Теплый, — довольно тянет он.
Брок слышит тихий шепот. Садится рядом, осторожно прижимает к себе, чтобы не потревожить свежие раны на бедре и левом боку. Целует в горячий лоб, укрывая до подбородка одеялом. Себастиана лихорадит. Он бредит: зовет своего друга, вспоминает бабушку, говорит о булочной, смеется пьяно. И не слышит, как беспомощно звучат слова сержанта, не видит, как Брок стирает со щеки слезы.
Все-таки было проще, когда ему пришло письмо. Самостоятельно наблюдать, как медленно умирает любимый человек невозможно. Особенно невозможно было взглянуть в глаза лейтенанту, когда пришлось просить командование подыскать им нового снайпера. В итоге они не искали капралу замену, даже когда у них больше не было снайпера.
— Все будет хорошо, родной. Мы справимся.
Он почему-то думает о давно погибшем брате. О его дурацком английском акценте, который теперь появился и у него. Даже у Бастиана проскальзывает. Они все здесь чужие, далекие от родных мест. Иногда Себастиан мурлычет детские песенки на французском, разбирая свою винтовку. И где только научился? Брок сам частенько напевает какую-нибудь глупость на итальянском. Этого он понахватался у Денни, он был снайпером до появления Грина.
А теперь они все немного говорят по-японски, улучшили немецкий почти до совершенства, вполне разборчиво треплются по-филиппински. Брок понимает, что скучает по матери, которая не написала ему ни одного письма за три года разлуки, по беседам с пожилой миссис Грин на старой кухне. Он скучает по родному Нью-Йорку. По дому. Он скучает по безопасности и покою.
Хейли приходит много позже. Поправляет одеяло, стягивает тяжелые ботинки с ног сержанта. Проверяет температуру у раненого. Убедившись, что ничего не изменилось, она уходит. Впрочем, недалеко. Ей страшно оставить их одних, ведь неизвестно кто может ворваться к раненому снайперу. Девушка остается сторожить их сон за занавесом. Ей снится давно погибший муж. Он просит ее присматривать за этими двумя. Хейли кивает, обещает, что принцесса и ее рыцарь вернутся домой живыми. Муж улыбается ей, растворяется в темноте.
Утром Себастиан приходит в себя. Ест, пьет, грязно ругается, когда ему запрещают вставать. Брок не сводит глаз с пепельно-бледного лица. Наблюдает, как тот закусывает губу, теребит жетон. Напрягается весь, вытягивается струной на койке. Волнуется, ждет ведь, что начнут отчитывать. Собственно именно это Райт и собирается сделать, потому что Себастиан заслужил.
— Еще раз ослушаешься приказа, и я обеспечу тебе тихий уютный штаб. Где-нибудь в глубоком тылу. Так далеко, что ни одна новость о войне не долетит. Ты меня понял?
Себастиан напряженно кивает, не поднимая глаз. Дергает плечом — Брок знает, так парень загоняет свою упертость куда подальше. Капрал не собирается спорить. Голос звучит глухо:
— Да, сэр.
Брок уходит. У него куча дел помимо выхаживания раненого подопечного. С этим отлично справятся сестры. Вот как раз Хейли спешит сменить его.Брок направляется в штаб, примерить новые погоны сержант-майора. Он еще никому не сказал об этом. Но начальству упрямо рекомендует на свое прежнее место Грина. Капитан Росс лишь посмеивается на них, говорит, что сержант-майор не должен носиться со своим подчиненным, как курица-наседка. Брок вежливо просит его не лезть не в свое дело и возвращается к снайперу ближе к закату.
— Все хорошо?