Тот самый гость (СИ)
— Так хочется на свежий воздух, — вдруг говорит он, пока я везу его по коридору обратно в палату и размышляю о его жизни. — Надоели эти чёртовы стены.
— Ничего не поделаешь, вам придётся здесь на какое-то время задержаться, — поддерживаю его в разговоре, доставляя в палату кресло, в котором он сидит.
— Везите меня прямо в ванную комнату.
Я так и делаю, не задавая ему лишних вопросов.
— Если, понадобиться моя помощь, вот, — протягиваю ему пульт для вызова и собираюсь развернуться, чтобы уйти, как прикосновение руки Олега останавливает меня.
— Вера… Николаевна, — добавляет он, когда я смотрю на него с удивлением. Он не решается перейти на «ты», и вряд ли подобное произойдёт здесь, в стенах этого медицинского заведения. — Останьтесь, пожалуйста.
Мой вопросительный взгляд вызывает на его лице недоумение.
— Что у вас за ранка на щеке? — только сейчас замечаю глубокую царапину, вглядываясь в него. Весь день избегала будоражащего голубоглазого взгляда, а тут не удержалась.
— Ах, это, — машет он рукой, будто какой-то пустяк, — пытался побриться утром…
— Могли бы попросить кого-нибудь из персонала о помощи.
— Поможете мне? Я правша, — дергает плечом перебинтованной руки, — и левая рука ленится. Вдруг порежусь и истеку кровью. Зачем вам лишние хлопоты?
Неужели он хочет попросить меня о…
Вот же хитрец этот Олег Гуров. И смешно и не очень.
— Ну, кровью вы вряд ли истечете, как сами говорите, а вот с бритвой шутить на самом деле не стоит. Показывайте, где она лежит.
Косметичка покоится на столике перед зеркалом, и Гуров передаёт её мне в руки.
Стоп. Косметичка, в которой находятся мужские принадлежности? И как она туда попала? Значит кто-то побывал у него из посетителей.
— Не уверена, что сделаю как надо, — открываю ее, чтобы достать пену и саму бритву.
Мои руки слегка дрожат, а надо бы успокоиться. Находясь на близком с ним расстоянии, я вдыхаю тонкий аромат его одеколона или крема после бритья. Выдавливаю на свои ладони приятную на ощупь пену и прикасаюсь легонько к щекам больного, размазывая ее по щетинистым скулам. Гуров закрывает глаза, поддаваясь моей ласке. Он дурманит. Запах. А, возможно, и сам Гуров. Скулы его мужественные, шея крепкая, и глаза цвета лазурного моря изредка наблюдают за мной. Чуть наклонившись к нему, я провожу станком по щетинистому подбородку.
— Просто водите бритвенным станком туда-сюда и не бойтесь прикоснуться другой рукой к моей щеке. У вас отлично получается, — говорит сердцеед с ликованием в голосе и улыбкой на губах.
А мне тем временем стыдно несмотря на то, что увлечена столь для меня интимным действием при тесном с ним контакте. Человек едва мне знаком, а я прикасаюсь к нему так, как прикасалась когда-то к Глебу. Помогаю Гурову избавиться от колкой щетины, когда это не так важно, как, например, чистка зубов или принятие душа. Ну, подумаешь, походил бы неделю-другую небритым. Не конец света. Не умер бы. И я бы сейчас не занималась тем, чем не должна была заниматься вовсе.
— Что с вами? — спрашивает он, когда я заканчиваю бритье и споласкиваю под водой руки. — Я перегнул с просьбой?
— Все нормально, — вытираю полотенцем насухо, — надеюсь, теперь вы чувствуете себя более комфортно?
— Без сомнения.
— Я рада.
— Постойте, — вновь останавливает он, когда я намереваюсь выбраться из этого места. На сегодня Гурова с его дурманящей близостью достаточно. — Спасибо.
— Будьте здоровы.
— Я так понимаю, Вера Николаевна, что спустя несколько часов — конец вашего рабочего дня?
Стоя к нему вполоборота, я гляжу на мужчину через плечо и просто киваю головой в ответ. Гладковыбритый Гуров — это не тот Гуров, которого я впервые увидела. Теперь он выглядит моложе, но кучерявые волосы на голове находятся все в том же хаосе. Глаза те же и также блестят. Лишь уголки его рта опущены в огорчении.
Держусь за ручку двери, чтобы в любой момент открыть ее и сбежать от Олега наряду с мыслями о нем.
— Что ж, я буду скучать, — доносится до меня его чуть хрипловатый голос.
— Уверяю, скучать вам долго не придётся, — говорю ему, выходя из палаты.
Следующим вечером меня ожидает ночное дежурство, и дай Бог провести его спокойно, подальше от этой комнаты и её пациента. Иначе… Иначе, он полностью завладеет моим воображением и мыслями. И следующий орган, который попадет под его удар, будет мое сердце.
Гуров больше не беспокоит. Как ни странно. Олег Викторович как будто чувствует мое настроение и не дергает по всяким мелочам, как делал раньше. Вопрос: беспокоит ли теперь это меня? Особенно после того, как на следующий день на посту обнаруживаю букет цветов, с прикрепленной к нему карточкой, на которой написано аккуратным почерком: «Вы говорили, что мне не придётся долго скучать. Как бы не так: прошлая ночь оказалась длинной и невыносимой, а нынешний день — серым и тоскливым без вас. Доброго вечера, Вера».
6. Отпустить себя
Денек сегодня выдается по-настоящему зимним, и это радует. Пользуясь моментом, я гуляю со Снежком в нашем с ним излюбленном месте — парке, где установлена огромная, пышная елка, наряженная в различные модные украшения и гирлянды. Здесь замечательно: днем детишки водят хороводы, вечером — прогуливающиеся парочки фотографируются, наслаждаясь обществом друг друга. И снег… В этом году его столько много, что, кажется, наиграться им и налюбоваться чудом природы хватит всем. Всякий раз мое внимание привлекает неподалеку расположенный каток, где вечером, а иногда и поздней ночью, красиво катается на коньках девушка. Не знаю, настоящая ли она фигуристка или любительница, но вырисовывает круги и линии профессионально и умело. Каждый раз засматриваюсь, погружаясь в ее талантливое исполнение танца.
— Снежок, лови! — бросаю собаке небольшой шарик, слепленный из снега. Пес послушно повторяет траекторию полета снежка, быстро перебирая лапами по ослепительно-белым крупицам. Когда он настигает приземлившийся ком, продолжает игру, катая шарик носом и подбивая лапкой. Я стою и наблюдаю за его ребячеством, пока снежинки медленно кружатся, напоминая о жизни: она есть и продолжается, пусть даже в таком, казалось бы, обыкновенном счастье.
Не перестаю благодарить судьбу за встречу с этим чудесным мохнатым четвероногим другом. На данный момент он для меня все. Раньше я хотела быстрее убежать с работы домой, чтобы побыть в одиночестве, скрыться от всех и забыть бесконечные больничные будни. Теперь же лечу к нему на крыльях домой, к своему Снежку. Знаю, что поступаю и продолжаю поступать не лучшим образом, скрывая находку. Возможно, собаку оплакивают, думая, что она погибла, когда на самом деле жива, только находится далеко от дома. Успокаивает одно: Снежок прибился ко мне, постоянно рядом, ни разу не укусил, не облаял, не убежал, и гуляю я с ним всегда без поводка, доверяя его выбору. А если он не помнит своего настоящего хозяина? Или не хочет к нему возвращаться? Все может быть.
В последнее время я иду на работу с ощущением легкости и окрыления. Думаю, здесь не стоит долго объяснять, почему. Причина всему Олег Викторович. Тот самый Олег Викторович, которого несколько дней назад я старалась избегать, на которого по-детски сердилась и … Противостоять его обаянию, доброте, порядочности оказалось невозможным. И все это не после подаренного им букета, принесенного курьером из местного цветочного магазина. Я и раньше получала цветы, пусть в последний раз это была давно. На день медика, кажется. Здесь совсем другой случай и повод совершенно иной. Я ничего особенного для Гурова не делаю, всего лишь помогаю ему, как и остальным своим пациентам, вернуться к нормальной полноценной жизни. Он влияет на меня по-особенному, я это чувствую. Заставляет улыбаться и желать видеть его чаще обычного. Я все равно ничего не знаю о нем, да и не должна ничего знать, кроме эпикриза и методики лечения, но каждый раз, думая о том, что он может мне нравиться, я вздыхаю. Больно. Будет больно, когда мы распрощаемся. Лучше в день его выписки не быть на работе и не попадаться на глаза. Нелегко будет сказать «до свидания, Олег Викторович, всего вам хорошего», так же как попрощаться со Снежком. Как бы там ни было, мои счастливые дни в их обществе сочтены.