Те, кто внизу

И довольный собою, офицер зашагал взад-вперед по комнате, обдумывая текст донесения, которое он отправит: «Мехико, господину военному министру генералу дону Аурелиано Бланкету. Ваше превосходительство! Имею честь доложить, что сего числа, ранним утром, банда до пятисот человек под предводительством главаря Н. отважилась атаковать занятый мною населенный пункт. С диктуемой обстоятельствами оперативностью я укрепился на высотах, господствующих над обороняемым селением. Атака началась на рассвете, длилась более двух часов и сопровождалась частым ружейным огнем. Несмотря на численное превосходство противника, нам удалось нанести ему значительные потери, а затем полностью разгромить его. Убито двадцать бандитов, раненых, судя по следам крови, оставленным при поспешном бегстве, во много раз больше. С нашей стороны потерь, к счастью, не оказалось. Имею честь поздравить Вас, господин министр, с победой правительственных войск. Да здравствует генерал дон Викториано Уэрта! Да здравствует Мексика!"
«Теперь-то, – заключил про себя офицер, – меня наверняка произведут в майоры».
Он ликующе потер руки, но в эту минуту в ушах у него зазвенело от сильного взрыва.
 
XVII
– Значит, через этот корраль можно выбраться в проулок? – спросил Деметрио.
– Да, только за корралем – дом, потом еще один загон, а чуть дальше – лавка, – ответил крестьянин.
Деметрио задумчиво почесал затылок, но решение нашел быстро.
– Можешь достать лом, кирку или что-нибудь в этом роде, чтобы пробить стену?
– Конечно, тут все есть. Только вот…
– Что еще? Где инструмент?
– Вон там, но ведь все эти дома принадлежат хозяину, а…
Деметрио, не дослушав, направился в кладовку, где хранился инструмент. Пролом сделали быстро.
Как только повстанцы выбрались в проулок, они, прижимаясь к стенам домов, один за другим добежали до церкви. Теперь оставалось перелезть через глинобитную ограду, а затем через заднюю стену часовне.
«Богоугодное дело!» – сказал про себя Деметрио и первым махнул через ограду.
За ним, словно обезьяны, полезли остальные, раздирая в кровь руки, измазанные глиной. Дальше было уже гораздо проще: поднявшись по выбоинам в каменной кладке, они легко преодолели стену часовни, и теперь лишь купол скрывал их от глаз солдат.
– Погодите малость, – сказал крестьянин. – Я пойду взгляну, где мой брат. Потом дам знак, и тогда кончайте сержантов, ладно?
Но на него уже никто не обращал внимания.
С минуту Деметрио наблюдал за солдатами, шинели которых чернели под портиком, вдоль фасада, по бокам здания, на переполненных людьми башенках и за железной решеткой. Затем удовлетворенно улыбнулся, повернул голову к своим и скомандовал:
– Давай!
Двадцать гранат разорвались одновременно в гуще федералистов, которые, вытаращив глаза от ужаса, повскакали с мест. Но прежде чем солдаты отдали себе отчет в грозящей им смертельной опасности, прогрохотало еще двадцать разрывов, оставивших после себя груды убитых и раненых.
– Погодите! Погодите! Я еще не разыскал своего брата, – горестно взывал крестьянин.
Тщетно орал на солдат и поносил их старый сержант, надеясь восстановить спасительный порядок. То, что творилось в церкви, походило скорее на безумство крыс, угодивших в западню. Одни кидались к дверце, ведуньей вниз, и падали, прошитые пулями Деметрио; другие валились под ноги этим двадцати привидениям в длинных белых рваных штанах, с черными, словно отлитыми из чугуна, головой и грудью. На колокольне уцелевшие солдаты пытались выбраться из-под груды рухнувших на них мертвецов.
– Командир! – встревоженно кричит Луис Сервантес. – Гранаты кончаются, а винтовки в коррале!… Какая дикость!
Деметрио улыбается и вытаскивает длинный блестящий кинжал. Тотчас же в руках двадцать его бойцов засверкали клинки: у одних длинные и заостренные, у других – шириной с ладонь и тяжелые, как мачете.
– Шпион! – торжествующе восклицает Луис Сервантес. – Что я вам говорил?
– Не убивай меня, родимый! – молит старый сержант у ног Деметрио, занесшего над ним нож.
Старик поднимает голову, и в этом морщинистом безбородом индейце Деметрио узнает того, кто накануне обманул их.
Луис Сервантес в ужасе отворачивается. Стальное лезвие вонзается в грудь, ребра хрустят, и старик с обезумевшим взором падает навзничь, раскинув руки.
– Не трогайте моего брата! Не убивайте его, это мой брат! – вне себя от страха вопит крестьянин, видя, как Панкрасио набрасывается на одного из федералистов. Поздно! Повстанец быстрым ударом сносит солдату голову, и из туловища, словно ключевая вода, брызжет алая струя.
– Смерть хуанам!  [38]Смерть холуям!
Особенно свирепствуют Панкрасио и Сало, добивающие раненых. Усталый Монтаньес опускает клинок; взгляд у него по-прежнему кроткий, а на бесстрастном лице читаются наивность ребенка и жестокость шакала.
– Тут еще один живой остался! – кричит Перепел.
Панкрасио подбегает к федералисту. Это белокурый капитан с усами торчком, бледный, как мертвец. Силы покинули его, и, не сумев спуститься вниз, он забился в угол у самой винтовой лестницы.
Панкрасио подтаскивает его к карнизу. Удар коленом, и офицер, словно мешок с песком, падает с двадцатиметровой высоты на паперть.
– Ну и дурак ты, Панкрасио! – орет Перепел. – Теперь коль задумаю что, тебе ни слова. Такие добрые ботинки не дал с него содрать!
Люди Деметрио наклоняются, стаскивают с мертвецов одежду получше, напяливают на себя трофеи, весело смеются.
Их командир откидывает с мокрого от пота лба длинные пряди волос и командует:
– Теперь – на барчуков!
Те, кто внизу
 
XVIII
В тот самый день, когда Панфило Натера двинул свои войска на город Сакатекас, Деметрио с сотней бойцов прибыл во Фреснильо.
Командующий встретил его сердечно.
– Я знаю, кто вы и что у вас за люди. Мне уже сообщили, какого жару вы задали федералистам от самого Телика до Дуранго.
Натера восхищенно пожал руку Масиасу, а Луис Сервантес торжественно изрек:
– Такие люди, как генерал Натера и полковник Масиас, покроют славой наше отечество.
Истинное значение этих слов Деметрио уразумел позже, когда услышал, что Натера, обращаясь к нему, величает его «полковником».
Появились вино и пиво. Деметрио то и дело чокался с Натерой. Луис Сервантес произнес тост «за победу нашего дела, являющуюся великим триумфом справедливости; за то, чтобы в скором будущем мы увидели, как осуществятся свободолюбивые идеалы нашего многострадального и благородного народа, и люди, которые сейчас орошают своей кровью родную землю, пожали плоды, принадлежащие им по праву».
Натера, на мгновенье обратив к говоруну опаленное солнцем лицо, тут же повернулся к нему спиной и опять заговорил с Деметрио.
Один из офицеров, молодой человек с открытым и добрым лицом, долго всматривался в Луиса Сервантеса, постепенно все, ближе придвигаясь к нему.
– Луис Сервантес?
– Сеньор Солис?
– Не успели вы войти, как мне показалось, что мы знакомы. Теперь я вижу, что это вы, и все-таки не верится.
– Тем не менее это я.
– Значит?… Давайте выпьем по рюмочке. Пожалуйте сюда… Итак, – продолжал Солис, усаживая собеседника, – вы сделались революционером. Давно ли?
– Уже месяца два.
– Теперь понятно, почему вы говорите с таким энтузиазмом и верой. Мы тоже были ими полны, когда пришли сюда.
– А теперь уже утратили?
– Дружище, не удивляйтесь моей неожиданной откровенности. Здесь так хочется отвести душу со здравомыслящим человеком, что, встречая его, тянешься к нему, как путник пересохшими губами тянется к кувшину с холодной водой после долгого перехода под лучами палящего солнца. Но, честно говоря, я, прежде всего, хотел бы, чтобы вы объяснили… Не понимаю, как эго корреспондент газеты «Эль Пане» во времена Мадepo, человек, писавший гневные статьи в «Эль Рехиональ» и без устали обзывавший нас бандитами, теперь сражается в наших же рядах.