Бешеный

Тени в палатах между тем окружили вновь прибывших и стали их разглядывать. Караваев и сам с каким-то болезненным любопытством смотрел на эти создания, весьма мало похожие на женщин. Все они были острижены под машинку, лица у всех, казалось, сделаны из жеваной бумаги, а глаза… Вместо глаз у большинства были, казалось, черные дыры или же оловянные бляхи. Толпа окружила их кольцом.
— Начальство… начальство, — зашелестело кругом. Караваев вглядывался в неподвижные лица, и ему почему-то сделалось страшно. Одна из больных попыталась коснуться рукой лица секретаря. Караваев отпрянул, опасливо посмотрел на больную, а затем на Козопасова.
— Не бойтесь, — спокойно сказал тот, — эта не опасная. Отойди, Зина, — приказал он женщине, — не пугай товарища.
— А что, бывают и опасные? — уже не скрывая испуга, спросил Караваев.
— Полно! — последовал ответ. — Здесь каждая вторая социально опасна: убийца или еще похуже.
«Что же может быть похуже», — с ужасом подумал Караваев, но спрашивать не стал.
Зина покорно отошла, но ее место заняла другая дама. Эта, видимо, была молода, ее глаза лихорадочно блестели, а по лицу пробегала судорога.
— А ты красивый, — громко произнесла она, обращаясь к Караваеву, — хочешь…
— Чего? — не понял тот.
— Иди отсюда! — прикрикнул на женщину Козопасов и грубо толкнул ее рукой.
Та отлетела в сторону и ненатурально зарыдала.
— Она у нас нимфоманка, — пояснил Козопасов, — с любым столбом готова…
Караваев не совсем понял смысл слова «нимфоманка», но общая суть до него дошла, потому что он залился краской. Женщины, казалось, потеряли к Караваеву интерес, потому что разошлись по своим углам. Лица их приняли обычное безучастное выражение. Экскурсия начинала утомлять Караваева.
«Скорей бы уж, — думал он, озираясь на Козо-пасова, — повел к этому пророку, да и дело с концом».
Между тем к секретарю подкралось какое-то создание неопределенных лет и, ухватив за рукав, потащило в сторону.
— Что вам надо? — хриплым шепотом произнес Караваев, пытаясь вырваться, но создание держало крепко.
— Я все знаю, — зашипела женщина, — знаю я все и про тебя и про нее.
— Про кого, — спросил перепуганный секретарь, — пустите… — Он обернулся, ища глазами Козопасова, но того нигде не было. «Что же это, — содрогнулся Аркадий Борисович, — меня бросили?»
А женщина не отпускала, она что-то горячо и сбивчиво бормотала о суке Лидке, о каких-то лейтенантах. Караваев стоял ни жив ни мертв. Увлеченная беседой сама с собой, женщина выпустила рукав Караваева. Громко хохоча, она стояла рядом и брызгала во все стороны слюной. Неожиданно она размахнулась и изо всей силы влепила Караваеву оплеуху. Удар был настолько силен, что у того искры посыпались из глаз.
«Как же это? — металась в голове секретаря единственная мысль. — Почему меня бросили, нарочно подстроено или случайность? Ну они за это ответят!»
В этот момент к бойкой женщине, обидевшей Караваева, подскочила еще одна, толстая и безобразная, совсем старуха.
«Ну все, конец!» — решил Караваев и зажмурил глаза. Но дальнейшего насилия по отношению к нему не последовало. Старуха, напротив, вцепилась в его обидчицу.
— Не трожь моего сыночка! — завопила она. — Не трожь, падла. — Она легко повалила тщедушную обидчицу Караваева и стала ее пинать. Вокруг снова собралась толпа. Внезапно старуха перестала избивать ревнивую даму и бросилась обнимать Караваева.
— Сыночек!!! — кричала она. — Василек, наконец-то!!! Я знала, что ты придешь, я знала… — и она слюнявила лицо секретаря поцелуями. В это мгновение подбежал Козопасов.
— О, извините, — прокричал он, отталкивая в сторону женщину, объявившую себя матерью Караваева, — виноват, извините, срочное дело, без меня не решили, пардон, пардон. Вас, я вижу, немного помяли, — развязно продолжал он, — это уж специфика заведения такая… Ну ничего, случается. Сейчас пройдем дальше.
Караваев побелел от гнева. Челюсть его тряслась, он не мог собраться с мыслями, но наконец нашел в себе силы и завопил:
— Как вы смеете!
— В чем дело? — деланно удивился Козопасов.
— Почему вы бросили меня? Я буду жаловаться! Приведите сюда главного врача!
— Сию минуту, — с готовностью сказал Козо-пасов и рванулся к двери.
Взгляд Караваева обратился на контингент отделения, опять собравшийся вокруг него. Секретарь понял, что вновь остается один.
— Постойте! — закричал он вслед Козопасо-ву. — Уведите меня отсюда.
— Конечно, конечно, — подскочил тот, — сейчас мы пойдем дальше, экскурсия продолжается.
— Экскурсия закончена, — оборвал его Караваев, — ведите меня к главврачу.
— Да как же… ведь вы хотели увидеть…
— Все, что я хотел увидеть, я уже увидел, — твердо сказал Караваев. Присутствие духа постепенно возвращалось к нему. Дверь отделения распахнулась, и секретарь поспешно выскочил прочь. Он достал платок и вытер лицо, поскольку до сих пор ощущал на нем слюнявые поцелуи вонючей старухи, посмевшей назвать его своим сыном. Ну ничего, этот болван Козопасов ответит за все. Болван стоял рядом и переминался с ноги на ногу. На лице его была написана почтительная робость.
— Неужели не идем дальше? — осторожно спросил он. — Ведь самое интересное впереди: мужское отделение, затем хроники, потом спецотделение… Пойдемте, не пожалеете. И, главное, тот, кого вы так хотите увидеть.
— Нет, — твердо ответил Караваев, — на сегодня достаточно.
— Ну нет так нет, — покорно согласился Козопасов.
И вот они снова в кабинете главврача.
— Что так быстро? — удивился тот, рассматривая злое красное лицо секретаря.
Не отвечая, Караваев лихорадочно, обрывая пуговицы, стаскивал с себя халат.
— В чем дело? — строго спросил Ситников, обращаясь к Козопасову.
— Небольшая неувязочка, — промямлил тот, опуская глаза.
— То есть?
— Он меня бросил на растерзание этих сумасшедших баб! — завопил Караваев. — Меня чуть не убили.
— О! — взволнованно воскликнул главврач и вскочил из-за стола. — Не может быть!
— Может, — надрывался Караваев, — именно может!!! Это не просто безобразие, это дискредитация ответственного работника. Политическое дело.
— Ну прямо уж политическое, — неожиданно нагло отозвался Козопасов, — велика важность, дала ему Зойка по морде.
— По морде? — изумился Ситников. — И ты допустил?!
— Так уж получилось, — уныло произнес Козопасов.
— Ты уволен, — холодно произнес Ситников. — Он уже уволен, Аркадий Борисович, — официальным тоном обратился он к Караваеву.
— Так тебе и надо, урод! — мстительно произнес секретарь.
— Ромуальд Казимирович… — канючил Козопасов, как провинившийся школьник.
— Уволен, и точка! — Ситников был непреклонен. — Таким, как ты, не место в советской медицине. Садитесь, Аркадий Борисович, — обратился он к Караваеву, — сейчас самое время расслабиться. — Ситников достал из сейфа початую бутылку коньяка. — Рекомендую, армянский «Двин», отличная вещь, между прочим, расширяет сосуды.
— А как же со мной? — ныл Козопасов.
— Убирайся, ты мне не нужен. Козопасов, сморщившись, вышел за дверь.
— Сейчас проглотим по рюмочке, — доверительно сообщал Ромуальд Казимирович, — и продолжим экскурсию, я лично вас поведу, возьмем на всякий случай двух санитаров. Тут ведь у нас заведение специфическое, то, что вы видели, так — цветочки.
— Нет, — отрицательно мотнул головой Караваев, — с меня достаточно.
— А как же наш пророк?
— Обойдусь без пророков. К тому же мне урок, коммунист и вдруг уверовал в какую-то чертовщину.
— Дело ваше, — охотно согласился главврач, — может, вы и правы. А Козопасова я уволю, хотя работник он неплохой, бестолков, конечно, но исполнителен и предан, как собака.
— Хам он, — резюмировал Караваев.
— Это есть, — охотно согласился Ситников, — ну давайте еще по рюмочке.
Коньяк был отличный, в этом Караваев знал толк. После пережитых волнений он расслабился, намного накатило благодушие. Внезапно он вспомнил об оплеухе: «…как, если узнают?! Ведь позора не оберешься. Мерзавец все же Козопасов, хотя и исполнительный. Уволят его, пойдет болтать со зла…»