Серебряная пуля
Зав. кадрами усмехнулся:
– Он того… Один жил… Без семьи. Конечно, пил, а потом к морфию пристрастился. А чего ему? Добро это бесплатное. Вот он и рад стараться. Пришлось убрать, уж больно много на него сигналов поступало. Рану перевязать не мог, не то что операцию провести. Югорск, конечно, дыра. Городишко крохотный, кругом леса, и далековато от Свердловска… А то смотрите. Для вас, может, к лучшему, чтобы подальше. При больнице для врача и дом имеется, хороший дом, каменный, комнат, наверное, пять или шесть. Старой постройки, на славу сработан. Я в нем бывал, поэтому за свои слова отвечаю. Да и доктор в Югорске весьма уважаемая персона. Один на всю округу. Там народу безразлично, ссыльный вы или не ссыльный. Да и вообще в Югорск испокон веку ссылали. В нем, считай, каждый в предках ссыльных имеет. Ну, думайте, гражданин Пантелеев.
«А ведь он дело говорит, – соображал Василий Львович. – Если уж где затеряться, так именно в такой дыре. А там… Время покажет».
– А добраться до Югорска как? – спросил он наконец.
– Пустяки, дадим лошадь, все равно туда медикаменты доставить нужно. Вот вы заодно и доставите. Ну что, согласны?
– Согласен, – решительно сказал Пантелеев.
С той памятной минуты, изменившей его жизнь, прошло почти десять лет. Югорск понравился Василию Львовичу сразу же. Тихий городок, именно такой, как и описывал его зав. кадрами. И дом понравился. Небольшая городская больница оказалась весьма запущенной, но Пантелеев в короткие сроки привел ее в порядок, да и авторитет он себе составил очень быстро, проведя несколько операций. Чтобы сделать подобные, люди раньше тащились в областной центр. Через полгода приехала Анюта с детьми, и жизнь семейства Пантелеевых и вовсе стала, что называется, на заглядение. Анюта пошла работать в школу учительницей, дети всегда на глазах. А самое главное, не ощущалось обычного даже не страха, а некоего тревожного состояния, при котором все валится из рук.
Однако годы шли, и ситуация менялась. Как уже говорилось, волна репрессий докатилась и до Югорска. И вновь тревога вползла в семью Пантелеевых. Арестовали нескольких знакомых, в том числе коллегу Анюты, учителя истории Кронборга. Арестовали кое-кого из ссыльных, которых к тому времени набралось в Югорске человек двадцать. Всех словно сковало морозом страха.
Василий Львович долго размышлял, ища выход. Он понимал, что вот-вот придет его очередь. И что потом? Тюрьма, лагерь… А ему совсем скоро стукнет пятьдесят. К сожалению, поздно женился. Дети еще маленькие, а Анюта? Что будет с ней? Скорее всего ее ждет та же участь. Значит, дети, а их он любил больше всего на свете, пропадут. Прямая дорога в спецприемник, детский дом… Клеймо членов семьи врага народа. С женой он своими опасениями не делился, но чувствовал, что и ее беспокоит то же самое.
Однажды ночью, когда ребятишки уснули, он тихонько спросил жену:
– Ты не спишь?
Она вздохнула.
Василий Львович приподнялся и сел на край кровати.
– Знаешь, о чем я все время думаю? – осторожно спросил он.
– Догадываюсь.
– Ведь не сегодня-завтра за мной придут.
– Что же делать?
– А ты как считаешь?
– Я не знаю…
– Что же, позволить им снова все сломать? Из Питера выперли. Ладно! А теперь? Дальше ведь высылать некуда.
Анюта тихонько заплакала.
– Не плачь, и так тошно!
– Но как же дети? – сдерживая слезы, дрожащим голосом спросила Анюта.
– Дети? А ты не догадываешься, что их ждет?
– Тогда уж лучше, не дожидаясь, в петлю.
– Погоди в петлю… Выход есть. Я уже все обдумал.
– Ну же!..
– Уйти в тайгу.
– Куда?!
– В тайгу! Туда, где нас никто искать не будет.
– Да уж лучше действительно в петлю. В тайге медленная смерть. Ни жилья, ни еды. Комары, цинга, зверье…
– Зверье! – передразнил Пантелеев. – Если уж где и зверье, то тут. Ты не причитай раньше времени. Куда идти – я знаю. И завтра же начну готовиться. И подготовлюсь, уж будь уверена. К тому же у меня есть опыт. Я много раз тебе рассказывал, как жил в Гражданскую на винограднике в Крыму.
– Сравнил тоже – Крым и тайга.
– Конечно, здесь совсем другое дело, но, будь уверена, просто так я не сдамся. Хватит! Надоело бояться. Пусть умрем в медвежьем углу, но все вместе и свободными людьми. Или ты не насмотрелась на заключенных?
– Где же мы будем жить?
– Есть у меня одно место. Пока ничего говорить не буду Этот энкавэдэшник Козулин… У меня с ним неплохие отношения, а почему? Потому что его супруга уже трижды аборт делала. И спиртику, на березовых почках настоянного, я ему наливал неоднократно… – Василий Львович задумчиво закряхтел.
– Так, может, обойдется? – тихонько спросила Анюта. – К тому же ты врач, ты нужен здесь.
– Не обойдется! – жестко произнес Пантелеев. – От Козулина в данном случае ничего не зависит. Ему прикажут – он выполнит. А не выполнит, сам туда же загремит. Единственное, думаю, в случае чего предупредит. Ведь человек же он! Ну ладно, давай спать. Чего раньше времени паниковать. И все-таки я прямо с завтрашнего дня начинаю готовиться и тебе советую готовиться, и детей готовь.
– Но как?
– Завтра все расскажу.
Глава третья
1
1971 год, июнь. Москва
Редакция крупной ежедневной газеты «Молодость страны» располагалась на шестом этаже огромного серого здания в самом центре Москвы. Когда Осипов появился в редакционном коридоре, его остановила секретарша.
– Привет, Иван! – окликнула она Осипова, усмехнулась и непроизвольным движением поправила прическу. – Ты, как всегда, элегантен и красив… – Она явно настроилась пообщаться.
– Чего тебе? – Осипов сегодня был суров и отрывист.
– Ай-ай, как грубо, – ничуть не обиделась секретарша, – первое перо, как видно, не в духе. – Она хихикнула. – Тебя тут замредактора искал. Корзюков. Даже домой звонил. Но вас, конечно, дома не застать: еще бы, волка ноги кормят.
Не обращая внимания на глупую болтовню, Осипов двинулся в кабинет Корзюкова.
В большом мрачном помещении за огромным письменным столом тщедушный Корзюков казался пигмеем. «Именно пигмей», – насмешливо подумал Осипов, вопросительно глядя на зама. В кабинете, кроме Корзюкова, присутствовала какая-то женщина, при появлении Осипова отвернувшаяся к окну.
– Отлично. Иван Григорьевич, – Корзюков вскочил из-за стола и протянул Осипову руку. – Ты появился весьма кстати. Евгения Васильевна дожидается именно тебя. – По преувеличенно радостному тону чувствовалось, что посетительница надоела, но, видимо, является важной персоной и поэтому от нее так просто не избавишься.
Услышав слова зама, женщина повернулась и в упор глянула на Осипова, видимо, пытаясь понять, что он за человечек. Осипов был облачен в синие американские джинсы, потертую кожаную куртку и поношенные туфли фирмы «Цебо». Его серые глаза спокойно встретили изучающий взгляд незнакомки, а доброжелательная улыбка, казалось, говорила: я простой советский журналист, готов выслушать любой вздор, коли уж так хочется начальству.
Неизвестно, что подумала неведомая Евгения Васильевна, но она требовательно посмотрела на Корзюкова.
– Конечно, конечно, – засуетился тот, – вы можете пройти в кабинет Ивана Григорьевича и изложить ему вашу проблему.
Женщина кивнула и направилась к выходу. На лице зама появилась ехидная улыбочка.
– Ты уж постарайся повежливей, – шепнул он Осипову.
Несмотря на то, что в редакции места на всех не хватало, у Ивана, как у одного из ведущих репортеров, имелся свой отдельный кабинет. Это была крошечная, узкая, как пенал, комнатушка, в которой одновременно могли находиться не больше трех человек.
Женщина прошла вперед, кинула беглый взгляд на заваленный бумагами стол, на стены, оклеенные когда-то яркими, а теперь выцветшими плакатами, на давно не мытые окна, и на лице у нее появилась презрительная гримаса. Она села на шаткий стул, достала из сумочки пачку сигарет «Тройка» и, не спрашивая разрешения, закурила.