Дом голосов

Он и сам должен был находиться в Лукке, в гостях у друзей, вместе с женой и сыном, но пообещал Сильвии, что они туда поедут на следующий день. Краем глаза заметил, как Ханна сплюнула в мятый бумажный платок, потушила там окурок и все вместе положила в сумку. Женщина покорно следовала за ним, не говоря ни слова, стараясь сориентироваться на обширном мансардном этаже старинного дворца.
– Я решил принять вас сегодня, чтобы избежать лишних вопросов относительно вашего присутствия здесь. – или чтобы она не чувствовала себя неловко, подумал Джербер, но не стал этого говорить. Обычно во всех комнатах резвились дети.
– Чем именно вы занимаетесь, доктор Джербер?
Тот завернул манжеты рубашки на рукава оранжевого пуловера, обдумывая наименее сложный вариант ответа.
– Наблюдаю несовершеннолетних с различными психологическими проблемами. Некоторых мне поручают судебные органы, но иногда родители сами приводят сюда своих детей.
Женщина промолчала. Так и стояла, вцепившись в свою сумку; Джербер подумал, что Ханна его боится, и решил создать непринужденную обстановку.
– Выпьете кофе? Или вы предпочитаете чай? – предложил он.
– Чай, пожалуйста. Два кусочка сахара, если вас не затруднит.
– Сейчас принесу, а вы пока располагайтесь в моем личном кабинете.
Он указал на одну из двух дверей в конце коридора, единственную открытую. Но Ханна направилась к той, что располагалась напротив.
– Нет, не туда, – вскричал Джербер торопливо, даже немного резко.
Ханна застыла на месте.
– Извините.
Эту комнату не открывали три года.
Кабинет улестителя детей, расположенный под самой крышей, был уютным и приветливым.
Скошенный вправо потолок, стропила на виду, дубовый пол, камин, облицованный камнем. Большой красный ковер, усеянный деревянными и мягкими игрушками, жестяные коробки, полные карандашей и цветных мелков. На раздвижных полках научные труды соседствовали со сказками и раскрасками.
Кресло-качалка сразу привлекало внимание маленьких пациентов, именно туда они охотно садились на время сеансов.
Дети не замечали, что в кабинете не хватает письменного стола. Психолог сидел в офисном кресле из «Икеа», обитом черной кожей, с классической отделкой под палисандр, а рядом притулился столик вишневого дерева, на нем – метроном, запускавшийся на время гипноза, блокнот, авторучка и фотография в рамке, которую Пьетро Джербер всегда клал изображением вниз.
Больше в комнате не было никакой мебели.
Когда Джербер вернулся к Ханне Холл с двумя дымящимися чашками, куда уже был насыпан сахар, та стояла посреди кабинета, оглядываясь вокруг и прижимая к себе сумку: явно не знала, куда ей сесть.
– Простите, – спохватился психолог, вдруг поняв, что она стесняется садиться в кресло-качалку. – Подождите секунду.
Он поставил чай на столик и вскоре вернулся с обитым велюром креслицем, которое позаимствовал из зала ожидания.
Ханна Холл уселась. Спина прямая, ноги сдвинуты, руки, сжимающие сумку, по-прежнему сплетены на животе.
– Вы замерзли? – спросил Джербер, протягивая ей чай. – Конечно замерзли, – сам ответил на свой вопрос. – По субботам отопление не включают. Но мы это быстро исправим…
Он подошел к камину, стал укладывать дрова, собираясь разжечь хороший огонь.
– Если хотите, можете курить, – разрешил он, ведь, по его представлениям, Ханна не могла обойтись без курения. – Другим моим пациентам я не разрешаю курить, пока им не исполнится по крайней мере семь лет.
И снова шутка Джербера повисла в воздухе. Ханна, которая только и ждала позволения, тотчас же закурила сигарету.
– Значит, вы австралийка, – подкладывая бумагу под поленья, заметил психолог, просто чтобы завязать разговор и понемногу создать доверительную атмосферу.
Женщина кивнула.
– Я никогда не был в Австралии, – добавил Джербер.
Он взял спичку из коробка, стоявшего на полке, зажег ее и поместил в середину маленького штабелька. Потом нагнулся и подул на огонек, тот через несколько секунд разгорелся на славу. Наконец, выпрямившись, он с удовлетворением взглянул на дело своих рук. Обтер ладони о вигоневые штаны и уселся в свое кресло.
 
Ханна Холл все время следила за ним взглядом, словно бы изучала его.
– Сейчас, наверное, вы будете меня гипнотизировать? – спросила она натянуто.
– Не сегодня, – успокоил он ее, улыбаясь. – Сегодня проведем предварительную беседу, чтобы лучше узнать друг друга.
На самом деле он должен был окончательно решить, брать ли на себя эту пациентку. Он пообещал Уолкер, что проведет курс лечения, только если сможет рассчитывать на результат. А это зачастую зависит от предрасположенности субъекта: на многих гипноз вообще не оказывает никакого действия.
– Чем вы занимаетесь? – сразу же спросил Джербер.
Казалось бы, ерунда, но для пациента такой вопрос часто оказывался самым трудным. Как на него ответить, если твоя жизнь пуста.
– Что вы имеете в виду? – подозрительно переспросила Ханна.
– У вас есть работа? Или была? Как вы вообще проводите дни? – постарался он упростить задачу.
– У меня есть сбережения. Когда деньги кончаются, я перевожу что-нибудь с итальянского.
– Вы очень хорошо говорите, – с улыбкой похвалил он.
Знание языков предполагает способность открываться навстречу другим и предрасположенность к постоянному приобретению нового опыта. Но Тереза Уолкер сказала, что вокруг Ханны никого нет, она даже мобильником не пользуется. Такие пациенты, как Холл, заключены в своем маленьком мирке и все время повторяют одни и те же привычные действия. Интересно было бы узнать, каким образом эта женщина, кроме английского, так хорошо изучила итальянский.
– Вы какую-то часть жизни провели в Италии?
– Только детство, меня увезли отсюда, когда мне было десять лет.
– Вы переехали в Австралию с родителями?
Ханна помедлила, прежде чем ответить.
– По правде говоря, я их не видела до того момента… Я выросла в другой семье.
Джербер записал, что Ханну удочерили. Это была очень важная информация.
– Теперь вы постоянно живете в Аделаиде?
– Да.
– Это красивый город? Вам нравится там жить?
Женщина задумалась.
– Я как-то никогда об этом не думала, – только и ответила она.
Джербер счел, что общих мест достаточно, и перешел к сути дела.
– Почему вы решили подвергнуться гипнозу?
– Повторяющийся сон.
– Не хотите мне о нем рассказать?
– Пожар, – ответила она лаконично.
Странно, почему Тереза Уолкер об этом не упомянула. Джербер сделал запись в блокноте. Он решил пока не давить на Ханну, еще будет время вернуться к этой теме.
– Чего вы ожидаете от терапии? – вместо того спросил он.
– Сама не знаю, – призналась Ханна.
Детскую психику легче исследовать с помощью гипноза. Дети меньше, чем взрослые, противятся проникновению чужого разума.
– Вам провели только один сеанс, верно?
– По правде говоря, это доктор Уолкер предложила мне такой курс, – сообщила Ханна, выпуская через ноздри колечки серого дыма.
– А сама-то вы что думаете о такой технике? Только откровенно…
– Должна признаться, вначале я в нее не верила. Сидела неподвижно, с закрытыми глазами и чувствовала себя полной дурой. Выполняла все, что мне говорили – насчет того, чтобы расслабиться, – и в то же время у меня чесался нос, и я думала, что, если сейчас я его почешу, доктор себя почувствует неловко. Ведь это доказывает, что я еще бодрствую, так?
Джербер кивнул: рассказ его позабавил.
– Сеанс начался среди бела дня, при ярком солнце. Поэтому, когда доктор Уолкер велела мне открыть глаза, я думала, что прошло не больше часа. Но за окном уже было темно. – Ханна помолчала, потом проговорила изумленно: – А я ничего не заметила.
 
Никакого упоминания о крике, который она издала, будучи под гипнозом, и о котором говорила Уолкер. Это тоже показалось Джерберу странным.