Runaway Train (СИ)

- Две...
- Идиот! Ты сейчас вырубишься! Говори быстрее, зачем ты их выпил?!
«Две, две, всего лишь две! – проносилось в голове Акихико. – Слава богу!» Мужчина крепко прижал к себе парня. «Мне самому придется их жрать, маленький засранец! Сегодня – благодаря тебе!»
- Усаги-сан, у меня проблемы... В универе... пересдача в десять... я не готов. Усаги, не могу, спать хочу... разбуди через десять минут...
На этом невнятное бормотание оборвалось, и Мисаки провалился в глубокий сон. Акихико не без труда сгреб в охапку его безвольное тело и перетащил в спальню. Теперь у писателя было вдоволь времени, чтобы все обдумать. Произошедшее в предыдущие пять минут раз за разом проносилось у него голове. Организм отреагировал на выброс адреналина, в глазах темнело, а к горлу легкими волнами подкатывала тошнота. Акихико держал эти дурацкие таблетки как раз для подобных случаев. Они быстро успокаивали нервы, при этом оставляя мозг в работоспособном состоянии. Но Усами не любил их и даже опасался. Потому что это лекарство «от проблем» действовало молниеносно и очень глубоко, но требовало очень аккуратной дозировки. Одна лишняя таблетка – и крепкий сон наступал в считанные минуты. И не так много было нужно, чтобы не проснуться совсем. Именно этого так сильно испугался Акихико, сложив в уме Мисаки, тот мерзкий разговор и банку успокоительного.
- Две таблетки... – вслух протянул мужчина, устало сидящий на кровати рядом со спящим парнем. – Две таблетки – это ничего, это не суицид...
Акихико позволил себе улыбнуться на последнем слове, таким нелепым оно казалось. «Мисаки и суицид... Хрень какая! И все-таки гора с плеч. Вот только через десять минут я тебя не разбужу. Хоть и буду пытаться, раз ты просил. И спать тебе теперь добрые полсуток, а то и побольше. Проверено на себе... Если ты на самом деле не готов к пересдаче, то я понятия не имею, что делать. Ни единого слова до завтра ты уже не прочитаешь, и не факт, что будешь в состоянии просто присутствовать...» Мужчина принялся перелистывать конспекты Мисаки, чтобы получить примерное представление об уровне его подготовки. Усаги-отец имел обыкновение сгущать краски, но против истины никогда не грешил, поэтому Акихико легко поверил, что дела парня правда обстоят плохо. Тетрадь для конспектов оказалась пуста больше чем наполовину. Нельзя сказать, чтобы ее хозяин совсем не посещал занятия. Судя по датам на полях, прогулов практически не было, но присутствие в данном случае можно было приравнивать к отсутствию. Кое-какие выкладки, явно переписанные с доски, пестрели ошибками, такими грубыми, что их заметил даже далекий от темы Усами. Редкие абзацы пояснений явно были записаны человеком, не воспринимающим ни единого слова. Зато бОльшую конспекта украшали радостные завитушки всевозможных узоров: цветы, звездочки, хлопушки, рождественские ёлки... Усами увидел здесь даже эскиз торта, который Мисаки готовил ему на день Святого Валентина, несколько надписей в стиле «loveUsagi»; первую с конца страницу занимала масштабная композиция из обнимающихся медведя и зайца, умело скопированных с любимой пары кружек.
- М-да, Мисаки, следовало иногда проверять твои тетради, хоть ты уже давно и не школьник, – Акихико не мог сдержать тёплой улыбки, изучая вдоль и поперек этот образец богато иллюстрированного разгильдяйства. Он был приятно удивлён, обнаружив в столь необычном месте явственные свидетельства влюблённости Мисаки.
- Но лучше бы ты адресовал всё это напрямую мне, а в тетрадке всё-таки учился.
В надежде разбудить парня писатель поднимался каждый час в течение всей ночи, но что толку? Акихико с самого начала знал, что Мисаки не скоро проснется. Ближе к утру мужчина отказался от этой затеи и позволил парню просто отсыпаться. Все равно уже было больше смысла не ходить на пересдачу вообще.
После бессонной ночи и двух чашек крепкого кофе, выпитых на пустой желудок, Акихико «Великий и Ужасный» оставил попытки переключить себя на модус «Великого и Божественного», накидал прямо в тетради Мисаки записку: «Надеюсь, ты выспался хорошо. Отдыхай, жди меня, ни о чем не беспокойся. Люблю тебя», – положил вырванный листок на соседнюю подушку и отправился спасать свою «принцессу» от всего белого света.
Ранним утром жизнь в больнице уже била ключом, но Усами никак не мог смириться, что ему запрещают туда пройти, что его личный доктор сейчас почему-то совершает обход и принадлежит целому больничному отделению… Пришлось изрядно потрудиться, сочиняя уважаемому профессору Идзуми, какая и кому требуется справка, и почему этот кто-то недоступен хотя бы для простого врачебного осмотра. Но когда Акихико было что-то по-настоящему нужно, самые крепкие барьеры в конце концов рушились.
Потом был марш-бросок до Мицухаши. Утренние пробки, поиски нужного кабинета в бесконечных корпусах и коридорах университета. Чтобы успеть до десяти часов, взрослый и уважаемый мужчина бежал, сшибая на пути рассеянных студентов и распахивая невпопад двери незнакомых кабинетов. Усами успел застать комиссию на месте за минуту до начала переэкзаменовки. Он краснел, бледнел и снова выдавал на ходу свою убедительную ложь в защиту Мисаки Такахаши. Старания не пропали даром. Преподаватели, с едва заметным осуждением качая головами, выслушали этого всклокоченного, возбуждённого человека, и приняли справку о внезапной недееспособности студента Такахаши. Естественно, никто не думал верить, но медицинская справка – есть официальный документ, подлинность ее сомнениям не подлежала, а значит отсрочка двоечнику Такахаши была предоставлена.
Уже в вестибюле Акихико начал приходить в себя после утренней гонки. И вдруг этот насмешливый голос:
- Акихико, ты на кого похож?!
- Камидзё! Ты разучился здороваться?! – писатель был доволен результатами своего утреннего рейда, и настроение его поползло вверх.
- Прежде чем поздороваться, я должен был убедиться, что это точно ты, – рассмеялся демон-Камидзё. Сегодня он тоже был в приподнятом расположении духа. – Доброе утро!
- Утро!
- Ты спешишь? У меня еще два часа до начала пары, может, зайдешь на чашечку чего-нибудь?
- Если только с печеньем, – Акихико радостно улыбнулся, и мужчины направились в сторону библиотеки.
Камидзё был до того вымотан затяжной сессией, безалаберными студентами, своим непосредственным начальником Мияги, да и что греха таить, отношениями с возлюбленным, что не знал когда и как выкроить время на разговор с Усами. Дело в том, что одна интересная идея уже давно зрела в голове преподавателя, но все больше в теории. И вот на недавнем совете кафедры обрисовалась вполне реальная перспектива воплотить план в жизнь.
- У меня к тебе дело, Акихико.
- Ага, я в последнее время нарасхват. Дай угадаю: сейчас ты попросишь не перебивать и обдумать как следует, – Акихико все еще был настроен на веселье.
- Нет, серьёзно, обдумай. У нас на кафедре освобождается ставка доцента. Очень хорошая должность, но конкурс строгий. Если начистоту, нет ни одного достойного кандидата. А ты бы прошел…
- О-о, Хироки, – посерьёзнел писатель. – Это на самом деле могло быть интересно, если бы не было так утомительно. Меня просто выводят из себя эти толпы балбесов, слоняющиеся по коридорам.
- Меня тоже бесят. И что? Я научу тебя швыряться мелом и строить зверское выражение лица!
- Ладно, в самом деле, у меня такой плотный график, что на личную жизнь не остаётся практически ничего. Я устал бродить по дому подобно зомби и выслушивать скандалы редакторши. Мне хочется еще сохранять человеческий вид и оставлять время хотя бы на одного человека.
- Ты про…
- Не будем конкретизировать, это к делу не относится, – после вчерашнего разговора с отцом для Акихико стала вдруг неприятной сама мысль о том, что их с Мисаки отношения настолько очевидны и настолько обсуждаемы. Не уберег из чистого мальчишества, из баловства.
- Ладно, Акихико. Но ты всё-таки подумай, хотя бы на полставки! Там и предметы интересные…
Дальше Усами уже не слушал, неспешно допивал чай, хрустел печеньем, лениво разглядывал молодую зелень деревьев в сквере, вспоминал прошлогоднюю поездку на фестиваль цветения сакуры, потом переключился на обсуждение последних новинок книжного рынка…