Все Грани Мира
Кот понял, что я собираюсь ложиться. Его взгляд сделался умоляющим.
— Не переживай, — сказал я, по-своему истолковав этот взгляд. — Найдётся твой хозяин. Спи спокойно.
В ответ кот жалобно замяукал и демонстративно выбежал из комнаты. Я решил, что он привык спать в передней, и спокойно продолжил готовиться ко сну. Когда я уже собирался выключить свет, кот снова появился.
— Владислав, — произнёс он приятным мурчащим тенорком. — Ты, случайно, не забыл поужинать?
Я почесал затылок и кивнул:
— Твоя правда, котик, перекусить нам не помешает. Проклятая авария совсем задурила голову.
— Это лекарство задурило тебе голову, — сделал уточнение кот. — Разве можно так обращаться с гостями? Ни поесть не предложил, ни попить. А я, к твоему сведению, с самого утра маковой соломки в рот не брал.
— Не «соломки», а «росинки», — машинально поправил я. — И, скорее, «во рту не было». «В рот не брал» звучит как-то… двусмысленно, что ли.
Слегка пошатываясь от действия снотворного, я поплёлся в кухню. Где-то в глубине моего естества возникло какое-то дразнящее чувство неладного. Я смутно подозревал, что со мной происходит что-то ненормальное, чего быть никак не должно. Но причины моего беспокойства оставались неясными…
— Должен тебя огорчить, — сказал я. — «Вискаса» у меня нет.
— И слава Богу, терпеть не могу «Вискас»! — с отвращением произнёс кот.
— Я тоже. А как по поводу сосисок?
— Каких.
— Франкфуртских.
Он облизнулся:
— Давай две. Варить не надо.
Я достал из холодильника пакет с франкфуртскими сосисками, разорвал упаковку… и тут обалдело замер. Бессознательное ощущение чего-то неладного наконец (и, должен признать, с большим опозданием) оформилось в понимание, что именно не так. Кот разговаривал! По-человечески…
Не помню, как долго я простоял без единого движения, вытаращив от удивления глаза, пока кот не вывел меня из оцепенения.
— Ну, чего уставился? — нетерпеливо проговорил он. — Сосиски давай!
Я тяжело опустился на стул, вынул из разорванного пакета две сосиски и бросил их на пол перед котом.
— Не очень вежливо, — заметил он. — Кроме того, без посуды негигиенично.
— Извини, — растерянно промямлил я и потянулся за тарелкой.
Но было уже поздно — кот принялся есть прямо с пола.
А у меня в одночасье пропал весь аппетит. Я сидел, тоскливо глядя на кота, и безуспешно пытался собрать разбегавшиеся во все стороны мысли. Наконец я задал самый, пожалуй, глупый из возможных в этой ситуации вопросов:
— Так ты хочешь убедить меня, что умеешь разговаривать?
Кот ненадолго прервал ужин.
— Вовсе нет, — спокойно ответил он. — Я ни в чём не собираюсь тебя убеждать. Сам решай: действительно ли я разговариваю, или тебе только кажется. — С этими словами он снова вцепился в сосиску.
Пока кот ел, я лихорадочно искал разумное объяснение происходящему. В итоге, все мои размышления сводились к четырём версиям:
1) гипноз или чревовещание;
2) галлюцинации, вызванные валиумом;
3) мама, я сошёл с ума!
4) кот в самом деле разговаривает.
Первое предположение я тут же отбросил, поскольку кроме меня единственной живой душой в квартире был кот. А чтo он использовал для общения со мной — артикуляционный аппарат, чрево или гипноз — было не суть важно. Главное, что он разговаривал.
Что же до второго пункта, то валиум лишь условно относится к группе наркотических препаратов. Он не является галлюциногеном и даже в больших количествах не способен вызвать такое устойчивое и реалистичное видение, как говорящий кот. К тому же, я принял только одну таблетку — вполне безопасную терапевтическую дозу. Если это и галлюцинации, то валиум к ним непричастен. Такой вывод отсылал меня сразу к третьему пункту.
С сумасшествием было немного сложнее, но, в конце концов, и от этого предположения мне пришлось отказаться. Ведь если бы я в самом деле сошёл с ума, и говорящий кот оказался бы порождением моего больного воображения, то я бы ни на мгновение не усомнился в его реальности. А я сомневался — притом так глубоко и основательно, что даже заподозрил у себя психоз.
Таким образом, оставалось последнее: кот действительно разговаривал — в том смысле, что общался со мной независимо от моего психического состояния.
К тому времени, когда кот завершил трапезу, я уже окончательно утвердился в этой мысли.
«Послушай-ка, Владислав, — обратился я к самому себе. — Говорящий кот — это, конечно, невидаль. Но кто сказал, что это невозможно? Умному и самостоятельно мыслящему человеку не пристало отрицать очевидный факт только на том основании, что он не укладывается в рамки повседневного опыта».
«Верно, — согласился я. — Долой стереотипы и косное мышление! Аргументы типа: „этого не может быть, потому что этого быть не может“ не для меня».
— А знаешь, дружок, — обратился я к коту. — Я тут хорошо подумал и…
— И что?
— Я уверен, что с головой у меня всё в порядке. Следовательно, ты на самом деле разговариваешь.
— Смелое признание, — сказал кот. В его голосе мне послышались озорные нотки. — А ты, оказывается, гораздо умнее, чем можно было подумать, если судить по первому впечатлению. До тебя только Инна приняла меня таким, какой я есть.
— Инна, это кто? — спросил я.
— Моя хозяйка, — ответил кот. — А меня зовут Леопольд.
— Очень мило, — сказал я. — Рад с тобой познакомиться, Леопольд. Ты уже наелся?
— Да, спасибо.
— Больше ничего не хочешь?
— Ну, если есть молоко…
— Вот чего нет, того нет, — развёл я руками.
Кот небрежно махнул передней лапой.
— Ничего, обойдусь. Я и сосисками сыт. На сегодня хватит.
— В таком случае, — сказал я, вставая, — здесь нам делать нечего.
— Конечно, — согласился Леопольд.
Мы вернулись в комнату. Я тотчас разлёгся на диване и в блаженной полудрёме наблюдал за котом, который устраивался в кресле напротив. Наконец он свернулся калачиком и заговорил:
— Вы, люди, ужасные снобы. Считаете себя единственными разумными существами на свете и даже в мыслях не допускаете, что другие животные, коты, например, тоже разговаривают между собой. Что, при желании, они могут научиться говорить по-человечески.
— Почему же не допускаем? — робко возразил я. — Иногда допускаем. Вот, скажем, попугаи…
— Ну, ещё бы! — возмущённо перебил меня Леопольд. — Попугаи с их мышиными мозгами никого, видите ли, не удивляют! Потому что они только повторяют услышанное, не задумываясь над своими словами. А стоит коту заговорить, люди тут же начинают вести себя так, будто чёрта узрели… Не все, конечно, — признал он. — Но подавляющее большинство.
— Их можно понять, — заметил я и сладко зевнул. — Ведь далеко не на каждом шагу встречаются такие, без преувеличения, выдающиеся коты.
— Всё равно, — стоял на своём Леопольд. — Это не повод, чтобы направлять машину в ближайший столб.
Последние слова кота заставили меня подпрыгнуть в постели.
— Так это из-за тебя?! — потрясённо воскликнул я.
Леопольд тоже поднялся, выгнулся дугой и зашипел.
— Они сами виноваты, — объяснил он неожиданно мягким, чуть ли не ласковым тоном. — Зачем было похищать меня.
Я расслабился и снова прилег.
— Значит, они тебя украли?
— А как же иначе! Неужели ты мог подумать, что такие мерзкие рожи могли иметь на меня законные права? — Леопольд развалился боком в кресле, закрыл левый глаз, а правым не моргая уставился на меня. — Хорошо, что перед этим они бросили меня на заднее сидение.
— Тебе и правда повезло, — сказал я, внимательнее присмотревшись к коту. — Ни единой царапины.
— Мы, коты, очень живучие, — самодовольно произнёс Леопольд. — А я особенно живучий. Когда машина врезалась в столб, меня просто швырнуло на пол.
— А как это вообще случилось? — поинтересовался я.
— Поверь, я не думал, что так получится. Обычно я не заговариваю с незнакомцами, мой бывший хозяин не раз предупреждал, что это может плохо кончиться. Я бы и с тобой не заговорил, если бы ты догадался накормить меня.