Все Грани Мира
Но тот не захотел выслушивать его слов отрады.
— Не сыпь мне соль на рану, чудовище! — взмолился он. — И так жизнь дерьмовая. — Закрыв лицо руками, водитель опять затрясся в рыданиях.
Я почувствовал на себе хмурые взгляды одичавших пассажиров.
— Это всё его кот, — сказал один субъект неопределённого возраста. — Из-за него троллейбус свихнулся.
— Троллейбусы не сходят с ума, — рассудительно возразил кто-то из толпы любопытных прохожих.
— Вы не знаете этого кота, — отрезал тип. — Он кого угодно с ума сведёт.
— Владислав, — тихо произнёс Леопольд. — Мне это не нравится.
— Мне тоже, котик. Здесь начинает пахнуть жаренным.
— Значит, сматываемся?
— Гм… Хорошая мысль, — согласился я. — Сматываемся.
И мы смотались — я, Леопольд и Лаура. Пассажиры что-то невнятно выкрикивали нам вслед, но гнаться за нами не осмелились.
Уже в лифте кот спросил:
— А что такого странного нашли эти типы в троллейбусе?
Я попробовал популярно втолковать ему, как работает троллейбус, но мои слова не произвели на него ни малейшего впечатления.
— Если по правде, Владислав, — сказал он, — то все твои аргументы за уши притянуты. Разве не мог троллейбус загодя хорошенько подкрепиться… то бишь, запастись энергией? Неужели и тебя удивляет, что он ехал без питания?
— Сначала удивляло, — ответил я. — А теперь уже нет. По сравнению с тобой, это просто мелочи. — Я говорил совершенно искренне. — Энергия? Ха! Что мы знаем о ней? Ничегошеньки…
Вернувшись домой, я накормил Леопольда и его подругу, после чего категорически заявил, что сыт болтливыми котами по горло и хотел бы немного побыть в одиночестве. Леопольд с пониманием отнесся к моему желанию и вместе с Лаурой отправился гулять на крышу.
Чуть позже я сделал открытие, которое значительно улучшило моё настроение — ни с того, ни с сего заработал мой телефон. Очевидно, какая-то шестерёнка в бюрократической машине телефонной компании дала сбой, кто-то не там поставил галочку, и в результате с меня были сняты штрафные санкции за неоплату счетов.
Итак, я снова получил доступ к Интернет. Дел у меня накопилось много, и я до самого вечера работал с компьютером. Когда коты, вдоволь нагулявшись, вернулись в квартиру, я велел им сидеть в кухне и не высовываться. Чувствуя свою вину за утреннее приключение с троллейбусом, Леопольд вёл себя смирно и права не качал. А ближе к вечеру я уже перестал сердиться на него, и мы с ним приятно провели время, болтая о всякой всячине. Леопольд оказался очень интересным собеседником.
В тот день Инна так и не пришла. Оказалось, что девушки из её группы не солгали мне. Они действительно не знали, как с ней связаться.
Спать я лёг около часа ночи. Засыпая, предвкушал завтрашнюю встречу с Инной и всё пытался представить её лицо. Я очень надеялся, что кот не ошибся, когда описывал её, как блондинку с голубыми глазами. Не подумайте, что у меня в этом плане какой-то пунктик, я нисколько не комплексую по поводу цвета глаз и волос, но тем не менее я давно мечтал встретить на своём жизненном пути хорошенькую голубоглазую блондинку…
К сожалению, сны неподвластны человеческой воле, и ночью мне приснилась не встреча с Инной, а пресс-конференция Леопольда для мировых информационных агентств. Это был худший сон в моей жизни. События на этой бредовой пресс-конференции имели тенденцию развиваться от плохого к ещё худшему и достигли апогея абсурда, когда по просьбе корреспондента «CNN» Леопольд принялся излагать свои соображения по поводу ближневосточного урегулирования, по очереди становясь на позиции то арабских, то израильских котов. Этого кошмара я выдержать не смог и проснулся, обливаясь холодным потом. Меня била нервная дрожь.
Было начало пятого. Я в сердцах выругался и выкурил две сигареты кряду. Правда, меня утешало, что пресс-конференция Леопольда была всего лишь жутким сном. По сравнению с ней, троллейбусная эпопея казалась приятной увеселительной прогулкой. Успокоенный этой мыслью я снова заснул и благополучно проспал до десяти утра без всяких сновидений.
Глава 2
Знамение судьбы
Вопреки нашим с Леопольдом надеждам, Инна не появилась ни в первой половине дня, ни в обед. Мы уже истомились от ожидания, кот шатался туда-сюда по квартире, всё посматривал на часы (по положению стрелок он мог определять время) и недовольно, встревоженно, даже обиженно мурлыкал, упрекая свою хозяйку за такое, по его мнению, пренебрежение с её стороны. Я убеждал его, что Инна, возможно, не виновата, ведь всё зависело от того, когда вернётся её подруга Наташа; но Леопольд не желал меня слушать и продолжал ныть.
А я поначалу честно пытался сосредоточиться на работе, но был так рассеян, что раз за разом допускал грубейшие и глупейшие ошибки. В конце концов я махнул на всё рукой — как говорится, работа не волк, в лес не убежит, — выключил компьютер, лёг на диван и принялся перечитывать новозаветное Откровение. В целом, я индифферентно относился к Евангелиям от Марка, Павла и Матфея, а также к Деяниям и Посланиям; зато меня очаровывала сложная, запутанная и проникнутая мистицизмом символика отца христианского богословия, апостола Иоанна.
— Знаешь, трудно представить, что это по Божьей воле будут твориться такие безобразия, — сказал я Леопольду. — Но, если допустить что Бог и Дьявол — разные проявления одной и той же вселенской сущности, то…
Однако кот был не в том настроении, чтобы интеллигентно дискутировать со мной на теологические темы. Из уважения к читателю — как к человеку и христианину, — я не стану цитировать его ответ.
В отличие от нас двоих, кошечка Лаура была само воплощение спокойствия. Почти всё это время она лежала на мягком ковре, свернувшись калачиком, и безмятежно дремала.
Только в четверть шестого раздался звонок в дверь. Я закрыл книгу и встал.
— Наконец-то!
— Ну же, открывай! — поторопил меня Леопольд. — Это она, точно она.
Я улыбнулся, с заговорщическим видом подмигнул коту и пошел открывать дверь.
…Прежде чем она произнесла хоть слово, прежде чем Леопольд с радостным мяуканьем вскочил ей на руки, мне стало ясно, что я погиб — окончательно и без надежды на спасение. Другими словами, я полюбил её с первого взгляда. Полюбил её всю — её ласковые васильковые глаза, длинные вьющиеся волосы цвета спелой пшеницы, алые губы, чуточку курносый нос, изящные пальцы, сжимавшие перекинутый через плечо ремешок её сумочки, даже каждую веснушку на её милом лице я полюбил. А когда я наклонился, чтобы подать ей комнатные тапочки, то от близости её стройных ног, обтянутых тонким шёлком колготок, совсем обалдел…
Думаю, на свете найдётся немало женщин, которые объективно красивее Инны, но вряд ли сыщется такая, что была бы прекрасней её. Инна красива самой очаровательной, самой привлекательной красотой в мире — красотой жизни, красотой живой женщины, жены, будущей матери. Я никогда не понимал красоты даже самых великих произведений искусства — они способны лишь захватить дух, потрясти воображение, вызвать, наконец, слёзы восторга и вздохи восхищения, — но действительно красивой может быть только жизнь…
Когда я немного пришёл в себя — ровно настолько, чтобы более или менее трезво оценивать происходящее и сознательно контролировать свои мысли и поступки, — мы с Инной уже сидели в комнате (я на краю дивана, она в кресле) и выслушивали болтовню Леопольда на предмет его огромной радости снова видеть свою хозяйку.
Мы оба были очень взволнованы. То и дело встречались взглядами, но тут же смущались и торопливо отводили глаза. Она сосредотачивала внимание на своих руках, а я — в основном на её ножках.
Невесть сколько времени так прошло — мне казалось, целая вечность. Инна первая нарушила наше молчание и, воспользовавшись паузой в речи кота, робко произнесла:
— Не знаю даже, как вас благодарить…
— Не за что, — пробормотал я, млея. — Мне даже было приятно…